Специальный корреспондент - Евгений Адгурович Капба
Я задумался. Действительно — за три года моей работы в гимназии самым серьезным переживанием было объяснение Лизоньки Валевской. Ладно — и нокаут от тренера по боксу в городской спортивной школе. А тут — и месяца не прошло, а я уже по уши в приключениях. Тесфайе, видимо, тоже размышлял над такой постановкой вопроса, а потом лицо его просветлело:
— Джа нас любит! Всех нас, троих! Джа посылает каждому то, что он может вынести. И чем больше, и чем тяжелее испытания — тем больше эта любовь! Джа знает, что наш дух крепок, а наши тела — мощные! Мы могучие люди, масса! — и он стал на колени, раскинул руки в стороны и, глядя на небо, принялся молиться Богу — на своем языке, не скрывая веселья и радости.
Мне очень захотелось побывать в Абиссинии на обратном пути в Империю, даже если для этого придется пересечь Южный континент пешком. Уж больно любопытный народ там живет.
— Зурбаган прямо по курсу! — вскричал Фахнерт и принялся выбивать трубку за борт, — Взгляните!
Вдали в прибрежной дымке виднелось некое синее марево — и постепенно оно проявлялось в очертания огромного портового города.
* * *
Синий Зурбаган — так его называли. Действительно, все оттенки голубого, лазурного, фиолетового, ультрамаринового преобладали в расцветке стен, крыш и заборчиков, и флагов над мачтами — лесом из мачт в тесной гавани. Моя рука потянулась за револьвером, а сердце забилось чаще, разгоняя по венам полную адреналина кровь — слишком уж долго синий цвет означал кровь, стрельбу и зарево пожаров.
Мне уже не нравился этот прекрасный город. Он и вправду был великолепен: такое чудное переплетение милой антикварной старины, романтики зари колониальной эпохи и механистических элементов вроде парящего над городом аэростата, линий электропередач, подъемных кранов и лязга паровых двигателей. И я уже ненавидел его всей душой, только разглядев огромный синий транспарант, растянутый поперек широкой улицы, которая упиралась прямо в мощеную камнем набережную: «Liberty, Equality, Fraternity» — вот что было на нем написано.
Здесь жили мои враги.
— Папаша, продай корыто! — заорали вдруг совсем рядом.
Целая толпа молодых парней подгребла к нам на баркасе и принялись осыпать насмешками Фахнерта. Кто-то из них швырнул в яхту банановую кожуру, следом за этим снарядом полетели еще какие-то огрызки и ошметки. Свобода!
— Здесь так принято, или это тоже — искатели приключений? — уточнил я у капитана, сбрасывая с плеча пахнущий йодом комок водорослей.
— Это обычные кретины! Я с полгода назад уже швартовался тут и не позволил тогда каким-то полудуркам из портовой швали использовать мою «Фрези» в качестве плавучего борделя. Клянусь треской, если бы они вели себя поприличнее, а их дамы были хоть капельку посимпатичне — я был бы совсем не против пирушки на борту, но… Вы же видите — это настоящие свиньи! Даже лиц не помню — те или не те… Всякий раз в Зурбагане норовят мне сделать подлость, так что я уже привык… Давайте, высажу вас где-нибудь и отправлюсь дальше, что уж тут…
— Нет, масса! — сказал Тесфайе и ухватил за хвост недоеденного тунца, — Так дело не пойдет. Совсем не пойдет, масса! Война — значит война!
Он раскрутил рыбий скелет с налипшими ошметками мяса над головой и запустил им в сторону баркаса. Кажется, он умел швырять подобные снаряды, о чем возвестили возмущенные и испуганные вопли с вражеского судна.
— Смотрите, смотрите, старый хрыч-таки сдал свою посудину грязномордой образине!
Равенство.
— На абордаж! — заорали молодчики, — Искупаем их в дерьме!
Я не сразу понял, причем здесь дерьмо, пока не глянул за борт — бухта была удивительно грязной, полной стоками со всего города. Купаться мне здесь совершенно не хотелось, а потому я поднял с палубы какую-то тряпку, крепко обмотал ею правую ладонь и крикнул Тесу:
— Вперед! — и, надеясь, что он меня понял, прыгнул на вражеский баркас, как только он приблизился на подходящее расстояние.
Этого они точно не ожидали. Да и я, если честно, тоже. Банальный мордобой — не мой конек. Последний раз я участвовал в грубой драке, наверное, года четыре назад, когда притворялся пьяным пограничником с целью попадания под стражу. Но зато практиковался в секции бокса и значительно улучшил технику, а потому мой защищенный грязным куском ткани кулак, соприкоснувшись с ухом одного из молодчиков, произвел ожидаемый эффект — противник вылетел за борт!
Ощущая под ногами шатающуюся палубу баркаса, я атаковал сразу двоих и тут же получил пару мощных ударов в корпус и пинок по бедру. Для меня одного шестеро — это было слишком много, тем более, хулиганы уже опомнились и были настроены весьма решительно — до того самого момента, покуда суденышко не качнулось из стороны в сторону, принимая на корму огромного мавра.
— Джа-а-а-а! — заорал он, ухватил первого, кто попался под руки, за шею и бросил за борт, — Я иду, масса!
Воспользовавшись замешательством, я ударил под коленку ражему парню в красной рубахе и добавил апперкот в подбородок— этого хватило. Тес плечом вперед влетел в толпу наших противников, от чего они разлетелись во все стороны и не думали возвращаться в драку, предпочитая кинуться за борт и искупаться в том самом дерьме. Слишком уж страшен был абиссинец!
— Парни, не бросайте меня, не бросайте! — взвыл краснорубашечник в ужасе, когда над ним склонился Тесфайе, жутко оскалившись.
Но парни только живее наяривали в сторону берега. Братство!
По причалу бегали полицейские, их блестящие хромированные свистки разрывались от заполошных трелей, раздавались резкие выкрики, призывающие нас немедленно причалить и сдаться.
Фахнерт показал им неприличный жест, продемонстрировав согнутую в руку и хлопнув другой рукой по локтевому суставу.
— Мы найдем местечко, где причалить без такого навязчивого внимания, джентльмены! Возвращайтесь на борт!
* * *
Капитан держал курс прямо на маяк, который уже горел, разгоняя вечернюю мглу ярким лучом новомодного электрического прожектора.
Мы спрыгнули прямо в прибой, Фахнерт тут же раскрыл парус, и «Фрези Грант», оставляя на песчаном дне след киля, сорвалась с места. Капитан махнул нам рукой и заорал во всю глотку:
— Клянусь треской, будь у меня еще хотя бы неделя — я сделал бы из вас настоящих моряков!
Он зажег фонарь на корме, а потом, наверное, откупорил бутылку, потому что секунд семь, пока
