Между Мирами - Андрей Валерьевич Степанов
Предварительно пришлось переговорить и с Анной. Разговор получился на удивление коротким, стоило мне только объяснить ее линию поведения при гостях.
– Как при профессоре? – только и спросила она.
– Да, – ответил я, чуть не подавившись от удивления. – Как при профессоре.
Сам Подбельский в этот момент отошел в ванну и мы сидели рядом на диване в гостиной, совсем близко друг к другу. Я не заметил холодности в ее голосе, но на всякий случай решил уточнить:
– Все в порядке?
– Да, все хорошо, – выразительно ответила девушка, – просто я немного скучаю по дому, но сама в этом себе признаться не могу.
– У нас все слишком другое?
– Нет, не в этом дело, – тут она замялась. – Понимаешь ли, когда я намеревалась изменить свою жизнь, я рассчитывала совсем на другое.
Вероятно, я бы мог узнать, на что рассчитывала Анна, когда сбегала в другое время, но профессор вернулся к нам:
– Что-то обсуждали или мне послышалось? – поинтересовался он, усиленно вытирая голову полотенцем.
– Говорили про разницу в эпохах, – быстро соврал я.
– О чем именно? – оживился Подбельский.
– Что, если бы у нас сейчас было Средневековье, ни для кого из вас это путешествие не закончилось бы хорошо.
Профессор хохотнул, не сдерживаясь. Наконец-то и старик решил расслабиться и не сдерживаться.
– Вы правы. Меня бы признали колдуном, а принцессу – ведьмой. Слишком чистые, слишком умные, слишком отличающиеся от других. Здесь, как мне кажется, мы совсем не отличаемся, правда?
– Совершенно. Но если вас видели буквально несколько человек, про Анну могу сказать, что наша сфера обслуживания была потрясена, пока она подбирала себе обновки. А потрясает их едва ли один человек из миллиона.
Невольно у меня вырвался комплимент, который не остался незамеченным. Профессор, однако же, воспринял это, как шутку, но взгляд принцессы на моем затылке я ощущал еще очень долго.
Пятничные посиделки стартовали в шесть вечера. К этому времени как раз собрались гости. Троица пришедших внимательно рассматривала причудливый костюм профессора, но парни все же украдкой посматривали в сторону принцессы.
Петр – потому что бы стопроцентным скромником и домашним парнем, который смущался от всего, что касалось противоположного пола. Валя был более открытым, но с Ирой он не мог позволить себе отпускать ядреные шуточки и пялиться на красотку. Поэтому он усердно делал вид, что ему тоже интересен исключительно профессор.
Моя компания, из которой выбыла Лиза, как мне казалось, была довольно крепкой и дружной, несмотря на то, что внешние различия делали нас непохожими друг на друга. Скажем так, я из них казался самым обычным – до тех пор, пока дело не касалось образа жизни. Тогда не знающие меня люди делали большие глаза и задавали кучу бессмысленных вопросов.
С остальными было проще. Петр – светловолосый ботаник в очках. Долговязый, но не неуклюжий. Рассказывал, как ловко он играет в баскетбол в своей команде, но убедиться лично у меня как-то до сих пор не получалось.
Валентин ходил с длинными волосами и пробором ровно посередине, отчего немного смахивал на хиппи. Являл собой такой образчик доброты, что всегда мог прийти на помощь, чем его девушка нередко пользовалась. Я вообще порой думал, не поменялись ли они местами.
Потому что Ира стриглась коротко, предпочитала неунывающую классику в виде джинсов и мешковатых кофт, под которыми прятала плоскую, но вполне симпатичную фигуру. Взгляд у нее был тяжелый, но, если привыкнуть, перестаешь обращать на это внимание.
Так что я не удивлялся тому, что парни, слушая профессорские байки, регулярно стреляли глазами в сторону принцессы. Тем не менее, разговоры шли своим чередом, беседа была оживленной, отчасти из-за того, что я регулярно приносил новые порции хайбола – коктейль, который я знал по книгам Чейза.
– Вам действительно удобно в этом костюме? – спросила вдруг Ира.
– В моем возрасте все удобно, – парировал Подбельский. – В молодости я предпочитал попроще, рубашка и брюки. А сейчас потянуло на классику. Знаете ли, есть один замечательный анекдот. Сидят счетовод, жулик и рабочий и играют в карты старой колодой…
Мне показалось, что кто-то постучал в окно, поэтому я отвлекся на несколько секунд, пытаясь услышать ритмичный стук. Естественно, ничего не услышал, но пропустил половину истории.
– … И вот жулик и говорит – а это новое лицо!..
Снова стук, на этот раз более явный, но смех над шуткой его заглушил. Профессор смеялся до слез, я широко улыбался – но исключительно из вежливости, потому что суть шутки я упустил.
– Так может в карты? – вдруг спросил Подбельский, со стуком опустив пустой стакан, и тут же полез в рюкзак, который везде таскал с собой.
Не дожидаясь ответа от остальных, он вытащил колоду слегка засаленных, но внешне – почти новых карт. Они выглядели, как ламинированные. Да и толщиной колода оказалась почти в два раза толще, чем привычные нам, хотя в ней были те же тридцать шесть карт.
– Хорошо, что вы не мои ученики, – нетрезво осклабился профессор, раскладывая каждому из сидевших за столом по шесть карт. Всем, кроме принцессы.
Та сперва обиделась, но вовремя взяла себя в руки и, приняв совершенно невинный вид, сказала:
– Я не умею.
Руки она положила на колени и, хотя для этого вечера выбрала что-то из обновок, смотрелась довольно скромно.
Ира тут же принялась уговаривать ее принять участие в игре. А я пока рассматривал добротные карты, сделанные, как и визитка профессора, из очень плотной бумаги или тщательно подготовленного картона.
То, что я сперва принял за ламинирование, оказалось слегка шероховатой прозрачной пленкой. Она плотно прилегала к картам, делая их жестче, но не мешала рассмотреть рисунок.
Мне достались дама и валет. Мужественный усач в приличном костюме, с гладко причесанными волосами сложил руки на груди и словно бросал мне вызов. Дама же скромно прикрывала веером непристойно глубокое декольте.
Оба персонажа были прорисованы с фотографической точностью – я даже поднес карты ближе к лицу, чтобы рассмотреть их получше. Усы оказались не просто полосой или, как это могло быть при нашем уровне полиграфии, набором точек схожего цвета. Их как будто нарисовали мелкой кистью.
За глазами – морщинки от хитрого прищура, волосы блестят. У дамы – румяна или какая-то другая косметика прикрывает родинку, а на руке, что держит веер, пальцы прорисованы так, будто смотришь на живого человека.
И снова стук. Я отложил карты в сторону рубашкой вверх и подвинул их принцессе.
– Мне кажется, кто-то рвется на нашу вечеринку. Научите ее, – кивнул я профессору и выскользнул к двери.
За ней никого не было. Но стук, который повторялся трижды! Я завернул за угол и схватил заметно заржавевшую кочергу, которую оставил на улице еще две недели назад. С ней я почувствовал себя более уверенно.
Задержав дыхание,
