Совок 2 (СИ) - Агарев Вадим

Потом следователь без протокола быстро опросил меня, делая пометки в блокноте, предупредив, что допросит в райотделе.

— Как там девушка? — указал он авторучкой в сторону «Волги», — Врачи говорят, что допрашивать можно, успокоилась она? — похоже, следак не стремился нарываться на гнев полкана.

— Вроде бы уже успокоилась. Но вы все же сначала с ее отцом поговорите, там свое понимание произошедшего, — предупредил я прокурорского.

Тот подозрительно посмотрел на меня, но к «Волге» не пошел, а вместе с экспертом направился к остановке и стоявшим там понятым дооформлять протокол осмотра. А я вместе с экипажем ПМГ и задержанным уехал в Ленинский. Половина праздничной ночи сегодня коту под хвост. И еще не факт, что родная система доставит меня до дома.

— Гудошников, Гудошников… — задумчиво повторил несколько раз оперативный дежурный майор по фамилии Айрапетян.

Тот самый, который так толково организовал поиск второго задержанного. Он, крутил в руках документы разбойника, когда ПээМгэшники сдавали разбойника его помощнику. Потом посмотрев на меня непонятным взглядом, махнул мне, чтобы я шел за ним.

— Значит так, лейтенант! — остановился он в коридоре, — Есть у меня подозрение, что этот твой Гудошников не просто однофамилец того самого Ильи Михайловича Гудошникова, который из Облпотребсоюза. Хотя бы уже потому, что тот Илья, а этот Ильич! Да и разодет этот урод явно не на свою стипендию, — майор Айрапетян взглядом указал в сторону камер.

— Короче, лейтенант, сам понимаешь, я сейчас начальника райотдела из-за стола поднимать пойду, — майор развел руки, — Ну, а ты пока начинай думать, как отбиваться будешь! — Айрапетян ободряюще похлопал меня по плечу и пошел в дежурку.

Да что ж такое!.. Из одной жопы и сразу в другую! Облпотребсоюз, это средоточие дефицита в эпоху совка и, соответственно, скопище связей. Если майор не ошибается, то совсем скоро на меня спустят всех собак этой области. И без того невеселое настроение стало совсем унылым. Проводив взглядом предупредившего меня о надвигающемся геморрое майора, я пошел к клеткам. Помдеж с сержантскими погонами закрывал в ячейке шкафа мешок с ремнем, шнурками и содержимым карманов задержанного. Подняв на меня глаза, он вопросительно посмотрел.

— Слушай, дружище, а покажи мне того, которого с шапкой задержали? — обратился я к нему, — Его ведь к вам доставили?

— Смотри! — сержант достал из ящика стола связку с громадными ключами, встал и подошел к двери с четвертым номером.

Я зашел в открытую им камеру и оглядел сидящего на шконке субъекта. Сидел он, откинувшись на «шубу» стены с открытым ртом и тихо стонал. Почти все лицо, от глаз до верхней губы у него было залеплено марлевым тампоном. Я постарался запомнить его одежду. Скоро допрос, а я своего обидчика даже не видел. Непорядок! Но теперь его приметами я владею, не отопрется. Рассматривать его дальше не имело никакого смысла, даже, если содрать с него повязку. Физиономия у него сейчас такая, что и родная мама не поймет, кто перед ней. Перелом переносицы и прочих костей носа всегда дает обширный маскирующий эффект.

— Это ты его? — уважительно поинтересовался сержант, — Два раза уже ему скорую вызывали! Он просил, чтобы его на больничку увезли, но врач сказал, что содержать можно.

— Жди, сейчас еще одного такого же привезут. Подельника его, — обрадовал я помдежа и пошел на выход, очень уж дух тяжелый у камер был.

Хотел выйти и подышать свежим воздухом, но не срослось. Со стороны улицы из предбанника с папкой в подмышке ворвался опер Жданов. Сейчас он был бодрее, чем, когда я его впервые увидел час назад. Весело подмигнув мне, он подхватил меня под руку и потащил к себе в кабинет.

— В Запанской ездил за Ладягиным. Дома только мать с бабкой, но я у него в комнате порылся, пошли карточки посмотришь и заодно чайку попьем! — опер поймал кураж и был рад раскрытию тяжкой статьи. — Теперь долго не пробегает! На неделе задержим! Он уже за грабеж судим, месяц, как по УДО вышел и сейчас под надзором находится.

Мы поднялись в его кабинет на втором этаже. Все, как и положено, как в любом оперском логове. Два стола со стульями, двухъярусный сейф, затертое кресло и раскладушка в углу. В глаза бросалась коробка из-под телевизора, прислоненная к сейфу. С наваленными в ней на три четверти картонными упаковками магнитофонных катушек.

Я пил чай и рассматривал два десятка разнокалиберных фотокарточек. На них на всех присутствовал прыщавый урод, которого Гудошников назвал Ладягиным Яшкой. Карточки были разные. Как совсем маленькие, с белым углом для документов, так и побольше, групповые. Яшка узнавался везде. Наглая угрястая физиономия один в один совпадала с той, что совсем недавно я видел за обоссанной остановкой.

Прошло минут двадцать, мы уже заварили вторую литровую банку «купчика», когда зазвенел внутренний телефон. Николай поднял трубку секунд пять слушал, потом сказал «Понял! Спасибо, Геворк Григорыч!» и дал отбой.

— Шухер! Начальник РОВД приехал! Подполковник Герасин. И, похоже, что одного из задержанных отмазывать будут! Золотой мужик Айрапетян, предупредил! — Жданов быстро прятал в стол кипятильник и недопитый чай. — В общем, так, мы тут с тобой работаем, жуликов опознаем! — он достал из ящика четыре больших фотоальбома, один из которых протянул мне.

Как и ожидалось, дверь открылась без стука. В кабинет ввалился крупный мужик под полтинник. По тому, как шустро вскочил Жданов, я понял, что это и есть их главный райотдельский начальник. Пришлось подняться и мне.

По-хозяйски пройдя к столу, он уселся на место Жданова и, уставившись на меня, повелел своему оперу доложить по разбою. Жданов доложил. От самого начала и до своей поездки по адресу Ладягина. Подполковник слушал молча, не отрывая от меня тяжелого взгляда.

— Так это ты, что ли всех жуликов перекалечил? — хмуро поинтересовался он.

— Только двоих. И я их не калечил, я пресекал тяжкие преступления! — продолжая стоять, ответил я Герасину, — Я сам следователь и давать квалификацию умею, товарищ подполковник! Не превысил я пределов необходимой обороны! — отворачивать взгляда я не стал.

Герасин хотел что-то еще сказать и уже открыл рот, как от сильного толчка дверь в кабинет распахнулась. В оперские хоромы влетел сначала колобок в распахнутой дубленке, под которой благородно синел спортивный костюм Адидаслера, а за ним степенно вошел импозантный мужик. И одет он был точно в такую же дубленку, только смотрелась она на нем гораздо шикарнее. Пахло от него дорогой значительностью. И коньяк, им совсем недавно употребленный, и одеколон, которым он брызнулся в меру еще утром, были не отечественными и стоили они немало. С одного склада отовариваются, не к месту пришла в голову завистливая первая мысль. А вторая подсказала, что стул придется уступить.

— Кто?!! — как резаный поросенок завизжал колобок, — Кто изуродовал моего сына? — он ненавидяще обводил мятущимся взглядом присутствующих, не пропуская и Герасина.

— Илья Михайлович, успокойся! — властно приказал импозантный, — Сядь! — он указал колобку на кресло и тот плюхнулся в него, — Вы меня знаете? — барин повернулся к начальнику райотдела.

— Так точно, Евгений Геннадьевич, узнаю! — слегка вытянувшись признался подпол.

— Ну и отлично! — он двинулся к столу и уселся за него. Жданов и Герасин остались стоять. Стоял и я. — Доложите, что здесь происходит и почему на вверенной вам территории зверски покалечили сына товарища Гудошникова?

Подполковник уже немного адаптировался к присутствию величественного Евгения Геннадиевича. В ответ на его слова он заметно набычился и слегка покраснел лицом. Из стойки «смирно» Герасин перевел свою фигуру в положение «вольно» и начал докладывать.

— Трое молодых людей, среди которых был и сын товарища Гудошникова, чуть больше часа назад совершили два тяжких преступления. Разбой и попытку изнасилования. Двое, один из которых сын товарища Гудошникова, сейчас задержаны и находятся в камерах на первом этаже. Третий скрылся, но, как утверждает мой опер, его поимка, дело нескольких дней.