Проблема выбора (СИ) - "shellina"

– Я запомню ваш совет, ваше высочество, – Суворов встал и наклонил голову, обозначая поклон. – Хотя странно слышать подобные слова из столь юных уст… – он недоговорил то, что хотел сказать, развернулся и почти выбежал из кабинета.

– Черт подери, как же все не вовремя, – сжав кулаки, я сидел за столом, гипнотизируя взглядом дверь.

– Ваше высочество, – на этот раз посетитель ввалился без доклада. Петька Румянцев остановился возле стола. – Лопухин руку сломал. Плохо сломал, аж кость наружу вылезла. Флемм ему полфлакона опийной настойки выпоил, чтобы боль немного уменьшить и кость на место вставить. Теперь у Ваньки рука в лубках, а он сам пьяный в хлам и блюет. Ехать с нами он точно не сможет, ежели только ваше высочество не прикажет отложить поездку.

– Нет, поездку мы откладывать не будем, – я потер вспотевшую шею. А ведь никогда суеверным не был, но, похоже, что могу стать. – Как этот идиот додумался руку сломать?

– Эм, упал, – и Румянцев опустил взгляд, разглядывая мой стол. Красивое дерево, я сам знаю, вот только…

– Петька, мне из тебя клещами вытаскивать все надобно? – я привстал, и Румянцев зачастил.

– От графини Удальцовой вылезал он сегодня ночью через окно, а тут граф решил жену навестить. Вот Ванька и поторопился, упал, значит.

– Охренеть можно, – я прикрыл глаза. – Похоже, все ведет к тому, что при моем дворе будет запрет на блуд под угрозой бития кнутом, чтобы не повадно было. Зато теперь понятно, почему меня осматривать Блюментроста послали. Флемм же занят был, он Лопухина до передоза опийной настойкой поил. Вот уроды!

– Что? – Румянцев захлопал глазами. – Я не понимаю, ваше высочество.

– Пошел вон, собираться. Завтра утром уезжаем, и плевать на Бахарева!

– Ваше высочество, Никита Бахарев, – я тупо смотрел на гвардейца.

– Зачем он мне здесь нужен? – наконец сообразив, что нужно говорить, я снова провел рукой по шее.

– Так ведь вы сами приказали его доставить, как только появится.

– Я приказал? – вот в упор не помню, чтобы я что-то такое приказывал. – Петька, ты еще здесь?

– Нет, меня уже здесь нет, ваше высочество, – и Румянцев быстро ретировался к двери, я же снова посмотрел на гвардейца. – Пускай заходит, хоть посмотрю, из-за кого мы столько времени потеряли.

В кабинет, едва не столкнувшись с выходящим Румянцевым, зашел невысокий мужчина с простым и одновременно строгим лицом. Спину он держал прямо, и военная выправка была заметна от порога. Вместе с ним в кабинет, страшно смущаясь и комкая в руке шляпу, вошел подросток, примерно моего возраста.

– Здравствовать вам, ваше высочество, – Бахарев низко поклонился, и подросток с опозданием, но тоже склонился в поклоне.

– И тебе не хворать, – я продолжал смотреть то на него, то на подростка. Кто это? Сын? И нахрена он его сюда притащил?

– Я хотел бы вот прямо с порога челом бить и просить ваше высочество, чтобы позволили вы ученику моему с нами поехать. Очень толковый парень. Вдруг усмотрит что-нибудь нужное, молодой же еще, глазастый.

– А у ученика имя-то есть? – я рассматривал парня, и пытался понять, а вот за каким хером я повезу с собой всех этих товарищей?

– Иван Ползунов, ваше высочество, – тихо представил мне парня Бахарев. Кто? Ползунов? Я с трудом удержался, чтобы не протереть глаза. Уж имя изобретателя парового двигателя мне известно еще с университета было очень хорошо. Интересно, а есть способ повлиять на него и изобрести паровой двигатель пораньше? Или все-таки он должен немного повзрослеть?

– Хороший, говоришь, ученик? – Никита закивал.

– Да, ваше высочество, хороший.

– Ну раз так, то пускай едет, я не против, – а про себя подумал, что познакомиться с Ползуновым – это конечно круто, вот только он мне вряд ли заменит Суворова. – Выезжаем завтра утром до рассвета. Ежели сказать мне больше нечего, можете идти, собираться. Встретимся на корабле.

Глава 12

Боже, как же мне плохо! Еще ни разу в жизни не чувствовал себя настолько отвратительно. Я отнял от лба мокрую холодную тряпку, хотя воды вокруг хватало за глаза, и склонился над ведром. Корабль, в который раз, швырнуло в сторону, и из меня потекла желчь, сопровождаемая жуткими болезненными спазмами.

– Ваше высочество, на палубе оставаться опасно, – ко мне подошел, сильно наклоняясь вперед и придерживая шляпу, что ее не унесло в море, Криббе. Он кричал, стараясь перекричать завывание ветра, но его все равно слышно его было плохо, и я скорее догадывался, о чем он говорит, чем слышал. – Ваше высочество, пожалуйста, спуститесь в каюту. Шторм усиливается, и лучше переждать его там, – он добрался до меня, с видимым облегчением опустившись на качающуюся палубу, рядом со мной и моим ведром, в которое я вцепился бульдожьей хваткой. – Ваше высочество…

– Нет, – я покачал головой и тут же понял, что сделал это зря, потому что меня снова скрутил рвотный спазм. Когда он прошел, отдышавшись, добавил. – Если сидишь, то не так уж тут и опасно. К тому же я привязан, – я слегка отклонился, демонстрируя ему завязанную вокруг талии веревку, которая тянулась к фок-мачте. – Прончищев привязывал, хорошо, что на цепь не посадил. И ты об этом прекрасно знаешь, потому что помогал нашему дорогому капитану совершать коронное преступление. Меня утешает лишь мысль, что сейчас я подобен Одиссею. Вот только волшебное пение сирен заменил рев ветра и эти волны, которые у меня уже поперек глотки стоят. Слишком неравноценная замена на мой взгляд.

– Ваше высочество, – Криббе понял, что уговаривать меня бессмысленно, и решил зайти с другой стороны. – Но вы можете помешать морякам выполнять их работу, и подвергнете их опасности, потому что они вынуждены будут огибать вас, а палуба сейчас особенно не устойчива. Шторм усилился, если вы соизволили это заметить. Кого-нибудь может смыть с палубы в море, и помочь ему будет весьма непросто. – На совесть давит, гад. Мне действительно будет не слишком весело, если из-за меня кто-то пострадает. Причем, только из-за того, что вынужден будет сделать лишний шаг в сторону, из-за которого его может настигнуть поток воды, периодически заливающий палубу, который потащит бедолагу за собой и выбросит за борт. В этот момент корабль сильно накренился, и я увидел огромную волну, надвигающуюся на прямо на нас.

– Держись! – заорал я, отпуская злополучное ведро и хватая Криббе за камзол. Он оглянулся, выругался, и крепко обхватил меня, прижимаясь как можно теснее.

Волна обрушилась на нас, и я поздравил себя с тем, что успел набрать в легкие побольше воздуха, задержав дыхание. Удар был ужасен. Вода заливала глаза, нос, пыталась попасть в рот, сквозь стиснутые зубы. Я ничего не видел, и не представлял, что творится вокруг. Захлебываясь, почувствовал, как нас вместе с вцепившимся в меня Криббе потащило по палубе к борту. Приложив определенные усилия, я приоткрыл глаза, ч ужасом глядя на стремительно приближающийся край. Когда до него оставалось не более пары метров, я ощутил сильный рывок, выбивший из меня остатки воздуха – это натянулась удерживающая меня веревка, и сразу после этого появилось ощущение полета – корабль принялся выпрямляться. Мимо меня пронеслось ведро и исчезло за бортом. Та же участь постигла мою импровизированную кровать, которую я соорудил себе на палубе, чтобы не сидеть на жестких досках. Криббе наконец разжал руки, а я подумал, что на моих плечах, в которые он вцепился, совершенно точно останутся синяки.

Он сел, кашляя и отплевываясь, видимо, наглотаться успел воды, бедолага, а мимо пробежал боцман. На секунду притормозив возле меня, он скороговоркой проговорил, широко улыбаясь.

– Последняя была, – и побежал дальше, а я с трудом сообразил, что он говорит о волне. Как он определил, что волна последняя, и шторм заканчивается? Похоже, что у бывалых моряков какой-то специальный орган чувств появляется, которым они чуют, когда начнется шторм, когда он закончится, а когда корабль застрянет в полном штиле. Правда, последнее для Балтийского моря было из разряда фантастики, а вот штормы – вполне обычное явление.