Тринадцатый апостол. Том I (СИ) - Вязовский Алексей

Впрочем, не все апостолы бывшие рыбаки, Левий Матфей и младший Иаков — мытари. Так здесь называют сборщиков налогов и таможенников. Иудеи, не смотря на одну веру, относятся к ним с большим презрением, и за стол вряд ли с ними сядут. Почему? Считают их предателями, раз те служат римлянам. А мне они понравились — разумные и спокойные люди, на латыни оба прекрасно говорят и греческий знают, ведь в Кесарии живет очень много сирийских греков, гораздо больше, чем евреев.

— Марк, а расскажи нам, как ты уверовал в Мессию, даже не зная его?

Это конечно Фома. Скептик и крайне недоверчивый товарищ! Я заметил, что когда он с восторгом в глазах смотрел на воскресшего Христа, все равно тянул руку, чтобы потрогать край его хитона. Понятно, что и мое неожиданное появление не дает ему покоя. Петр укоризненно качает головой, но ответить мне все равно нужно. Я ведь понимаю, что этот вопрос интересует всех. Врать новым друзьям нельзя, тот же Петр обостренно чувствуют ложь. Приходится придумывать обтекаемые формулировки

— Понимаешь Фома, я как будто и не жил здесь раньше. Услышал глас умирающего на кресте Миссии, открыл глаза, и моя жизнь с этого момента началась заново.

— Но откуда ты узнал, что это голос Учителя?

— Не могу объяснить. Просто узнал и все. И увидел будущее. Нехорошее будущее и для Иудеи, и для Рима. Поэтому понял, что должен вмешаться и что-то сделать.

— Ты знаешь будущее?!

— Ну… не все так просто. Я видел, например, как Анна устроит в Храме судилище над Петром и Иоанном. Как его зять Каиафа еще много лет будет первосвященником. Но теперь ведь все изменилось? Моей рукой Бог покарал их за смерть сына, и больше они не смогут никому навредить.

— Ты думаешь, это Бог водил твоей рукой?

— Спроси у Иосифа и Никодима, разве под силу кому-то сотворить подобное с Анной? А кто смог бы метнуть пилум на такое расстояние и убить Каиафу? Так что, да — я считаю, что это промысел божий.

—…Воистину так! — раздался за моей спиной знакомый голос Иосифа — Шало́м Алейхе́м!

— Аве, Иосиф! — поприветствовал я первосвященника — Surrexit Christus!

— Surrexit vere, Марк! Я так и подумал, что это твоя охрана стоит на улице. Правильно, не стоит тебе одному ходить по Иерусалиму.

Я подвинулся, и Иосиф уселся рядом со мной на скамью. Женщина тут же принесла ему воду, чтобы вымыть руки, а Петр снова преломил хлеб, одаривая всех кусками пресной лепешки.

— Иосиф, а как так могло получиться, что погребальные пелены Учителя остались целы? — все не унимается Фома — И плащаница? Как же Христос смог выбраться, не повредив их?

— Смешной ты человек, Фома! То, что наш Учитель восстановил священную скрижаль и вознесся на небо тебя удивляет меньше, чем сохранность его пелен и плащаницы?

Фома, наконец, смутился и замолк. А Иосиф повернулся ко мне

— Что же теперь будет с Храмом, Марк?

— Храм стоит и будет стоять, если ваш Синедрион перестанет совершать опрометчивые поступки и займется тем, чем ему и положено заниматься — учить иудеев вере. А не поклоняться золотому тельцу и участвовать в заговоре против римского императора. Ты же знаешь, что ваши первосвященники давали деньги на заговор Сеяну?

Иосиф вздрогнул и поспешно отвел глаза

— Можешь, не отпираться — я даже знаю, через кого. Но как ты думаешь: что сделал бы Тиберий, узнав об этом? Сказать тебе? Он сравнял бы ваш Храм с землей. А может, и весь Иерусалим, засыпав это место солью, как когда-то сделали с Карфагеном. И потом изгнал бы иудейский народ, рассеяв его по всему свету. И он был бы в своем праве, потому что на самом деле, это золото Рима, которое ваши ростовщики вывезли в Иудею. Но теперь слитки и монеты поднесут императору, и весь гнев его падет на того, кто затеял заговор. Вы же останетесь в стороне.

— Ты видел в видениях разрушение Храма?! — спросил встревоженный Петр

— Каких видениях? — обеспокоился Иосиф

— Видел — ответил я Петру, пока остальные апостолы объясняли ситуацию фарисею — Иудеи подняли бунт, и уже не Тиберий, а другой император подавил его и в наказание разрушил ваш Храм. От него осталась только одна стена, которую вы назвали Стеной плача. Потому что следующие две тысячи лет иудеи будут рыдать и посыпать пеплом голову рядом с ней, вспоминая о своем великом Храме.

Апостолы и Иосиф с ужасом уставились на меня. Но я был безжалостен, как хирург

— Хотите бунтовать дальше — бунтуйте. Теперь вы знаете, чем это все закончится. Не пройдет и сорока лет, как Храм сотрут с лица земли. Вам не нравится Рим? Но Рим принес Иудее спасительный порядок, защиту от внешних врагов и цивилизацию. А еще главенство закона, запретив Синедриону выносить смертные приговоры с казнью и поркой. Чем ответили Храм и Иудея? Зилотами. Вам не нравятся налоги? Но на эти деньги в Иудеи прокладываются дороги, построен огромный порт в Кесарии. А главный вопрос — кто же повысил налоги в Иудее? Сеян. Тот, кому вы даете деньги на заговор. Думаете, что он, придя к власти, снизит вам бремя налогов? Даже и не надейтесь! Жадность и властолюбие этого человека не знает границ…

Наша встреча длится еще около часа. Я прошу апостолов и Иосифа прийти завтра в Храм для участия в собрании Синедриона. Нового Синедриона. В него должны войти не только фарисеи и книжники, но и саддукеи. Пока первосвященники растеряны и напуганы народным гневом, нужно сменить состав Синедриона — у Пилата есть на это полномочия. Таким образом, Иудея будет поставлена под еще больший контроль. Начать ремонт в храме: установить постамент для ковчега, и навечно выставить скрижали на всеобщее обозрение. Собрать писцов, чтобы по свежим следам записать каноническое свидетельство о Воскресении и Вознесении Мессии и разослать его потом по всей Иудее. Синедрион у нас Верховный орган религиозной власти? Вот пусть и займется своими прямыми обязанностями. И еще…

— Иосиф, нужно нанять архитектора и мастеров, чтобы построить Храм Гроба Христова над гробницей Учителя. И еще один на Голгофе — на месте креста, на котором Спаситель принял смерть. Им пусть займется Никодим.

— Но Примас, где же взять столько денег?! И землю нам на Голгофе не продадут.

— Деньги будут. А вопрос с продажей земли я сам решу с Пилатом. Он хотел покаяться за неправедный суд над Иешуа? Вот пусть этот храм и станет его покаянием — вкладом в наше общее дело.

— По древним законам Моисея иудеям запрещено возводить памятники людям или изображать их лица, как делают греки и римляне — осторожно возражает Андрей.

— Так и не будем нарушать ваши традиции — главной святыней Храма Креста на Голгофе станет сам крест Иисуса и его венец из зизифуса. А в Храме Гроба Христова — пелены и плащаница.

Апостолы замолкают, обдумывая мои слова, но я вижу по глазам, что идея уже захватила их, начало положено…

…Стоит нам зайти в ворота дворца, как навстречу бросается один из людей Фламия. В свете факела вижу на груди и у этого солдата небольшой деревянный крестик. Замечаю, что легионеры, стоящие на посту, постоянно поглядывают в небо. Да, там по-прежнему багровым хвостом отсвечивает комета. Она уже чуть меньше и хвост ее бледнее, чем прошлой ночью, но вполне еще видна. И число уверовавших в Христа увеличивается с каждым часом.

— Примас! Понтий Пилат спрашивал тебя. Велел привести, во сколько бы ты не вернулся.

— Пойдем. Мне и самому нужно к нему зайти.

Прощаюсь с Горацием и его подчиненными, направляюсь к префекту. И чего ему не спится? Хотя понятно, какой уж здесь сон… Город гудит как разворошенный улей, не знаешь, чем нынешний Песах закончится.

В этот раз Пилат принимает меня не в атриуме, а в помещении, отведенном под его служебный кабинет. Это не тот классический римский таблиний, в котором принимают клиентов или подчиненных, но что-то типа того. У стены открытые полки для свитков, посредине помещения стоит большой стол, за которым сидит префект, рядом несколько деревянных кресел.

— Аве, Пилат — приветствую я его