Шломо Вульф - В обход черной кошки
«Ты хоть приблизительно представляешь, кто бы это мог быть с такими глобальными предложениями? — тревожно спрашивал шустрый элегантный молодой эксперт крупнейшей нефтяной компании Российской Федерации у своего такого же ушлого коллеги. — Во всяком случае, с нами давно никто так уважительно не разговаривал.» «Но удивительно слабый английский, я уж не говорю о явно русском акценте. Похоже на рога и копыта, а?» «Мне велено пока ничего не обещать, хотя мы тщательно проверили их финансовые возможности. В иностранных банках на их счета недавно положены сотни миллиардов долларов!»
«Я угадаю, кто бы это мог быть, как только они произнесут первые фразы, — вмешался третий, которого все называли не иначе как «маэстро». — Я за минуту определяю, who is who, на каком бы языке они ни говорили… Так или иначе, никто из русских такие суммы положить на счета не мог, это точно. Значит, иностранцы, А потому скорее всего, не рога и копыта…»
3.Фридман наблюдал за молодыми людьми, спешащими по тропинкам к его временной резиденции. В окно веранды был виден голубой залив с едва заметной зеленой полоской противоположного берега.
Между заливом и особняком простирался широкий песчаный пляж, на котором когда-то, в аспирантские еще времена Арон неизменно проводил свои выходные с молодой и эффектной Жанной. Здесь был тогда особняк его научного руководителя — профессора Драгомилова. Отношения с сановным стариканом не ладились, как и диссертация в целом. Именно это и обсуждали молодые супруги как-то на пляже, едва выплыв из крутых желтых волн, когда Жанна обратила внимание Арона на странную пару в прибое. Древние старичок и старушка, крепко держась друг за друга мужественно сопротивлялись волнам и все-таки успешно вышли на сушу. «Да это же мой Драгомилов… — поразился Арон. — Мне говорили, что он живет летом как раз здесь.» «Подойди хоть, поздоровайся…» «Ты что! Он такой подозрительный, высокомерный; решит, что я его тут подкарауливаю… Я тебе только что говорил: встречи назначает редко, минут на пятнадцать. И вообще он мной не доволен и собирается выгонять…» «А ты подойди все-таки.»
Драгомилов действительно удивился. Он упорно принимал под свое крыло «еврейских аспирантов», но едва переносил их за врожденную бестактность. Вот и этот, надо же, лезет в плавках к неодетому академику. Уже привычно собираясь поставить наглеца на место, академик вдруг заметил взволнованную Жанну.
Она стояла на фоне золотистых в закатном солнце стволов высоких стройных сосен и тоже была золотисто-загорелая, полногрудая, статная с удивительно стройными ногами и густыми каштановыми волосами. Драгомилов мгновенно преобразился, выпрямился, выпятил грудь, втянул животик и кашлянул. Поклонившись издали Жанне, он сварливо сказал под добрым понимающим взглядом своей обаятельной крохотной супруги: «В приличном обществе, молодой человек, принято представлять свою даму знакомым людям.»
Жанна разговаривала сдержанно, но непринужденно, впопад смеялась, проявляя определенный аристократизм, чем совершенно поразила восьмидесятилетнего серцеееда. Он пригласил их на свою дачу, показавшуюся им дворцом в сосновой роще, демонстрировал свои розы, угощал вином и обедом, даже читал по-французски стихи, в которых Фридманы не поняли, естественно, ни слова. Милейшая Антонина Кирилловна вспоминала, как она в начале века познакомилась со студентом-математиком как-то на балу в Институте благородных девиц: «Все, представьте себе, Жанна Борисовна, танцевали только с гусарскими и драгунскими офицерами, а я, урожденная шведская графиня — со студентом!»
«Ну, положим твой студент тоже оказался из старинной княжеской фамилии, Тоня. Вы об этом не подозревали, Аркадий Ефимович? Сами знаете, какие до Двадцатого съезда были нравы. Приходилось всю жизнь скрывать…»
Фридманы зачастили к старикам Драгомиловым. Они преподали бедным евреям уроки хороших манер самим своим поведением за столом, в саду, на аллее, даже на лестнице. К тому же, академик по-стариковски влюбился в красивую Жанну, дарил ей букеты из своего розария, рассказывал истории из дореволюционных студенческих времен и пел песни про то, как Исаакий бражничет со студентами.
Научные дела Арона немедленно пошли на поправку, а вот Драгомиловы вскоре умерли, один за другим… И пляж после постройки дамбы тоже умер. Залив подернулся сине-зеленой ряской, с него тянуло такой вонью, что бывшие сановные дачники потянулись отсюда к озерам.
4.В заброшенной теперь даче Драгомилова, которую они недавно посетили с Жанной просто, чтобы вспомнить молодость, Фридман и решил разместить сейчас свой «штаб». Снять дачу не составило никакого труда: все кругом были полуразграбленными. Бедствующие наследники академика прямо уцепились за возможность заработать.
«Штаб» был призван оценить торговые возможности параллельной России для СШР. Дом пришлось срочно переобрудовать, не меняя его внешнего неприглядного вида. Окна загерметизировали, внутри дома установили кондиционеры, чтобы воздух с моря не перетравил всю группу, второй месяц сидящую у посткоммунистического интернета.
Гости же, элегантные и тоже молодые референты крупнейших федеральных компаний, приглашенные на первую деловую встречу, мерзкого запаха словно и не замечали, гуляли себе в заброшенном саду и даже приехали со стороны моря. Они с удивлением осматривались в гостиной, где был накрыт стол с напитками и закусками, а обстановка не позволяла предположить даже ушлому «маэстро», кто его нынешние визави.
«На каком языке будем говорить? — бодро и привычно начал он по-английски. — Вы, как я понял, европейцы. Я имею в виду американцев, израильтян, но не, скажем, японцев.»
«Говорить мы будем по-русски, — ответил Фридман. — И начнем, с вашего позволения, сразу с дела. Наши активы уже в европейских и прочих банках. И у вас было время все это проверить. Так что вы оценили нашу кредитоспособность. Не так ли?»
Федералы, как их заочно называли в группе Фридмана, степенно кивнули, несколько ошеломленно вглядываясь в собеседников. Если Фридман, почти до неузнаваемости изменившийся после полугодичной интенсивной терапии, обновления зубов и корней волос, все-таки отдаленно напоминал им не то американца, не то израильтянина, короче, явно бывшего русского еврея, то остальные трое, не говоря об удивительно профессиональной охране снаружи, вообще ни на кого похожи не были. А уж «федералы»-референты были ребята тертые, весь мир у них давно как на ладони…
«Что вас интересует прежде всего? — спросил представитель нефтяных королей. — Нефть или газ?» «И то, и другое, — впервые подал голос Миша из команды Арона, и референты тут же вздрогнули от его голоса и акцента. — Мы хотели бы немедленно перекупить все энергоносители, которые ваши концерны продают сегодня на Запад.» «Повторяю, все — до последнего кубометра, — добавил Фридман жестко. — И по максимально долгосрочному контракту.»
«П-позвольте… — удивился референт. — Но у нас и так довольно долгосрочные международные контракты. Мы не можем их так просто разорвать.»
«Мы оплатим все, — сказал Миша. — Вы получите вдвое больше того, что потеряете в виде неустойки. В любой валюте. И цену за нефть и газ мы предлагаем вдвое больше той, что сегодня.»
«А куда, простите, вам ее транспортировать? Ведь у нас трубопроводы…» «Никуда, — совершенно огорошил их Миша. — Мы из-под земли подсоединяем нашу трубу к истоку вашего трубопровода, сразу за первым турбонасосом, а дальше не ваша забота.» «То есть… Я все-таки пытаюсь понять… Нефть уйдет обратно в недра, откуда ее только что выкачали?!» «Если вы находите облегчение в таком объяснении, — с наслаждением обнажил в улыбке Арон свои новые ровные юношеские зубы, то считайте, что в недра. Вам-то что? Ведь вам платят до тех пор, пока вы не перекрыли кран. И платят так, как вам никогда не платили и платить не собирались.»
«Но… как же наши партнеры на Западе? — вступил в разговор «маэстро».
— Если мы нагло перекроем краны на всех трубопроводах, в Европе наступит энергетический кризис! Они перестанут продавать нам продукты питания и…» «Мы продадим вам все, что вы покупали на Западе, гораздо лучшего качества, втрое дешевле и в неограниченном количестве.» «Тот же вопрос — откуда вывозить продукты?» «Тот же ответ — ниоткуда. Наша забота заполнять выделяемые для этого ваши склады. В любой точке Федерации. А вы из них развозите куда хотите. Не исключен бартер, но проще — расчет через ваши или иностранные банки.» «Но… это же триллионы долларов! Россия вдруг выпадает из мировой экономической системы и…»
«А вам там больно уютно? — снова рассмеялся Фридман. — Вот именно. Жили они без вас до перестройки, проживут и далее. Это их проблемы, не так ли?» «А этикетки на продуктах на каком языке? — подбирался к тайне еврей-«федерал», самый хитрый из референтов. — Нельзя ли попробовать ваши продукты на вкус?» «Да вы их-то и едите за этим столом. Не вкусно?» «Удивительно вкусно, но… П-позвольте, но тут же все написано по-русски, только… только, Боже!.. с дореволюционным правописанием. Да откуда же вы, господа?!»