Юрий Сазонов - Тамплиеры. Рыцарь Феникса

Оторвать ногу от земли оказалось трудно. Сделать шаг вперед — еще трудней.

Часть вторая. Глава 5. Подземелье демона

— Чудо!

Томас проснулся оттого, что прямо ему в глаза светило солнце, и кто-то неподалеку вопил о чуде. Затем солнечный свет заслонила чья-то сияющая физиономия… Жак.

— Свершилось чудо! — торжествующе объявил Жак. — Господь прислушался к нашим молитвам и даровал нам воду! Сухой источник наполнился…

Молодой шотландец попробовал сесть — и тут же снова упал на песок. Голова немилосердно кружилась. Радостное лицо Жака расплывалось. Несмотря на яркое солнце, Томаса трясла дрожь, а кости ломило так, будто он всю ночь таскал мешки на чертовой мельнице. И очень хотелось пить.

— Пить, — пробормотал Томас.

Из радостного лицо Жака сделалось озабоченным. Он приложил ладонь ко лбу товарища и тут же отдернул, словно обжегшись.

— Воды! — крикнул мальчишка, обернувшись через плечо. — Тому плохо. Кажется, у него лихорадка.

«У меня лихорадка?» — хотел спросить Томас, но вместо этого провалился в черноту.

Были сумерки, печально кричала какая-то птица. На ветках деревьев застыли капли влаги, тут же превращавшиеся в льдинки. Неба над головой не было — лишь то же рассеянное жемчужное сияние, которое скрывало все на расстоянии трех шагов. Словно бредешь сквозь туман — и, подобно туману, клочки сияния цеплялись за руки и одежду, запутывались в волосах, так что скоро идущий сам начинал бледно светиться.

В бреду к Томасу явился приор. Томас обрадовался, хотя подозревал, что приору в этой обители жемчужного света совсем не место. Приор сел у прогоревшего костра, подернутого серым жирным пеплом, и спросил Томаса:

— Там была женщина?

Юноша оглянулся. Кое-где жемчужный туман рвался, и за ним проступал куда более вещный и плотный берег моря, засыпанный красным песком, и взволнованные лица команды. К губам Томаса прикасалось нечто прохладное, и он жадно пил — но жажда не проходила, как будто ее нельзя было утолить водой.

— Ты видел хранительницу башни?

Томас нахмурился, собирая обрывки сна в единое целое.

— Да… Нет… был ее голос.

О зубы снова стукнула фляга или чаша, но Томас нетерпеливо отмахнулся. Надо досказать, пока чернота вновь не сомкнулась…

— Она предложила мне выбрать…

— Выбрать что?

— Там были такие чудные фигурки… Из серебра, и они тоже светились.

Нахмуренное лицо приора приблизилось.

— Фигурки? Какие фигурки, Томас?

— Животные. Необычные. Сказочные звери. Дракон. Единорог. Феникс. Но и настоящие тоже: Лев, и Орел, и Змея…

— Ты выбрал, Томас? Ты прикасался к ним?

Он напрягся, пытаясь вспомнить. Вспоминал собственную руку, которая тянется к фигуркам, и хрустальный голос: «Выбери одну, Томас. Ты можешь выбрать любую».

Он попытался рассказать об этом приору, но снова провалился в забытье.

***

В следующий раз Томас очнулся от того, что над ним спорили. Два приглушенных мужских голоса.

— …не раз предлагали вступить в ложу, — говорил первый голос, принадлежавший рыцарю Гуго де Шалону. — Но ты отказался, брат.

— И ничуть об этом не сожалею, — прозвучал раздраженный шепот приора. — Я всегда стоял на том, что в ордене не должно быть тайных объединений для избранных. Посмотри, к чему это нас привело.

Томас открыл глаза. Над ним навис узорчатый полог шатра. Мир вокруг покачивался — значит, они снова были на корабле и куда-то плыли. Сквозь полог пробивался тусклый красноватый свет. Томас облизнул губы. Голова больше не кружилась, и лихорадка прошла. Очень хотелось пить, но еще больше хотелось узнать, о чем говорят двое рыцарей. Их силуэты виднелись у дальней стены. Приор сидел на подушках, а Гуго стоял перед ним, заложив руки за спину и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— К чему? — ответил де Шалон. — Виной нашего падения — жадность короля и, добавлю, некоторых братьев…

— Кого именно? — насмешливо поинтересовался приор. — Если начал говорить, говори. Не хочешь ли ты обвинить во всем меня?

Гуго нетерпеливо мотнул головой.

— Брат Жерар, иногда ты бываешь невыносим. Я никого не обвиняю… Но Бафомет говорит, что силу надо использовать — ибо застоявшаяся сила подобна застоявшейся воде, и засасывает, как болото…

— Бафомет не может говорить, — зло отрезал приор. — Бафомет — это отрубленная голова мавра на гербе Гуго де Пейна [49] и ничего более. То, что вы превратили его в идола, уже достаточно

скверно. Но то, что братья признаются в этом на допросах… У святой инквизиции теперь достаточно поводов, чтобы обвинить нас в самой извращенной ереси.

Рыцарь Гуго вздохнул и присел на корточки рядом с собратом. Он даже положил руку де Вилье на плечо — но, впрочем, быстро убрал.

— Брат Жерар, как ты не понимаешь… Бафомет — это мудрость, это сила, это будущее. Он учитель и освободитель. Только следуя его путем, мы построим мир правды и справедливости. Судьба дала нам шанс. Наши враги сами вручили нам оружие. Сон мальчишки — явный знак. Твой племянник избран…

— Избран для чего? — перебил де Вилье. — Для того, чтобы сгинуть в море?

— Это нам неизвестно. И мы не в силах изменить прошлое, — упрямо сказал де Шалон. — Зато можем действовать сейчас. Мы не должны отдавать амулеты. Само провидение указало нам того, кто может и должен использовать их для защиты ордена…

— Оставь в покое провидение, Гуго. Не выдавай вашу мистическую чушь за глас божий. Я никогда не принадлежал к тем, кто разводил для еретиков костры, но ты напрашиваешься… Бафомет. Сколько времени ты ему служишь? И кто еще из наших?

— Мы об этом не говорим…

— Ты не хочешь сказать мне? Предпочитаешь, чтобы твои дружки рассказали все парижским палачам? Кто, Гуго? Визитатор Франции? Великий магистр? Этот черный пес, который за ним повсюду таскался — брат Варфоломей…

— Брат Варфоломей служит только себе, — тихо произнес Томас.

Его шепот был не громче плеска волн за бортом корабля, и все же два рыцаря расслышали. Гуго де Шалон вскочил на ноги. Приор, в отличие от него, поднялся не спеша. Де Вилье подошел к племяннику и склонился над ним:

— Как ты себя чувствуешь, Томас?

— Ты слышал, что он сказал? — почти выкрикнул де Шалон из-за спины приора.

Тот ответил, не оборачиваясь:

— У меня все в порядке со слухом. Но, надеюсь, брат Гуго, ты простишь меня за то, что здоровье племянника интересует меня больше твоих бредней.

На лоб Томаса легла твердая прохладная ладонь.

— Жар спал, — констатировал приор. — Кажется, ты идешь на поправку.

— Я хорошо себя чувствую, — нетерпеливо ответил Томас. —

И простите меня за то, что я… подслушал ваш разговор.

— Не обращай внимания, — улыбнулся де Вилье. — Мы с братом Гуго часто спорим об умозрительных предметах.

Протянув руку, он снял с низкого столика кувшин и чашу для воды. Наполнив чашу, протянул ее юноше. Томас жадно приник к краю и пил, не отрываясь, пока не осушил сосуд до дна. Холодная вода источника прибавила сил, но жажда не прошла — наоборот, в груди разгоралось странное пламя, не имеющее никакого отношения к сухости во рту.

— Я слышал, — упрямо повторил Томас, отбрасывая с глаз отросшие пряди, — и не думаю, что это был умозрительный разговор. Брат Гуго считает, что мы не должны отдавать амулеты флорентийцу и его хозяевам, так? Он думает, что мой сон был знамением… Что я могу использовать одну из фигурок. Так же, как вы используете дельфина.

— Тебе не откажешь в наблюдательности, — сухо улыбнулся приор. — Но ты ошибаешься. Юности свойственна вера в чудо. Фигурка дельфина — просто счастливый талисман.

Томас внимательно всмотрелся в лицо приора, и снова не смог разгадать его выражения. Юноша отвел глаза и глухо спросил:

— Гийом де Ногарэ тоже подвержен безобидным заблуждениям? Он так хочет заполучить амулеты, что даже готов отпустить арестованных братьев… Наверное, вера в чудо свойственна не только юности.

Гуго де Шалон фыркнул и звучно хлопнул себя по бедрам.

— А мальчишка-то не промах, брат Жерар. Ему палец в рот не клади.

— Никто и не собирается класть пальцы в рот моему племяннику, Гуго, — спокойно ответил приор, — а вот положить туда немного съестного не помешает.

— Эй! — крикнул он, обернувшись к входу в шатер. — Принесите нам вина и еды!

По палубе застучали торопливые шаги. Ткань, закрывающая вход, отдернулась, и в проеме показался сержант Гуго де Безансон.

— Капитан сказал, что мы почти у цели, — сообщил он.

— Тогда тем более надо поесть, — ответил приор. — Как знать…

Тут де Вилье скривил губы в усмешке.

— … возможно, для кого-то из нас эта трапеза станет последней.

Когда шлюпка вынырнула из-под каменной арки, холод и полумрак сменились ослепительным блеском воды и ярким солнечным светом. Томас перевел дыхание. Скальные ладони, сложенные домиком наверху, вызывали тревогу. Юноше почему-то казалось, что остров хочет раздавить хрупкую лодчонку и людей в ней — хотя мокрые глыбы смотрели равнодушно, как и положено камню. Откуда же предчувствие опасности?