Юрий Корчевский - В цель! Канонир из будущего

Ловок, метко стреляет! Я же буквально выпал из-за дерева в другую сторону и метнул в шведа маленький обеденный нож. Целил я ему в горло, но не попал – рука ли дрогнула, или швед успел уклониться, но в левое плечо я ему попал. Швед от неожиданности и боли вскрикнул, рукав его окрасился кровью. Я бросился на него с саблей в руке.

Швед оказался здоровым – ростом не уступал мне и был помассивнее. Надо его измотать. Нож торчит в плече, причиняя боль и отвлекая, к тому же нож явно зацепил сосудик, и кровь пропитала рукав уже до кисти.

Швед не двигался, выставив вперед тяжелую рейтарскую саблю, он наблюдал за мной, уступив инициативу. Известное дело – нападать рискованнее. Обороняющийся отбивает удары, тратит меньше сил, изучает тактику противника, изыскивая слабые места, чтобы нанести решающий удар.

Я крутился вокруг шведа, осыпая его градом ударов. Пока он держался достойно и уверенно, отражая все мои натиски. Долго так продолжаться не могло – швед хоть и ранен, но силен, а сабля его хоть и на немного, да длиннее моей, что дает в ближнем бою небольшое преимущество.

Я решил схитрить. После очередной атаки, успешно отбитой шведом, я сделал вид, что оступился и покачнулся, опустив руку с оружием. Швед решил, что настал его счастливый момент, и ринулся в атаку. Я присел, пропуская его рубящий удар поверху, и ударил его саблей по бедру.

Швед по инерции проскочил мимо и развернулся. Здоровый лось! Штанина разрезана, по бедру и голени течет кровь – отлично! Из двух ран кровь хоть и не бьет фонтаном, но быстро выведет врага из строя.

Мне бы продержаться еще немного. Тем более раны, ограничивая резкость движений, не позволяли шведу делать мгновенные выпады.

Мы стояли уже метрах в двух друг от друга, и сабли наши периодически со звоном скрещивались кончиками лезвий. Ни швед, ни я не делали попыток атаковать. Каждый понимал, что последующая атака станет последней. Как фехтовальщики, мы были равны по опыту, умению, навыкам.

Швед все-таки решился напасть. Он крутанул своей саблей, пытаясь выбить у меня оружие из руки, и сделал выпад. Я уклонился, но полностью уйти от удара не удалось. Правый бок обожгло болью, но и я нанес скользящий удар по его груди, разрезав мундир и вспоров кожу и мышцы.

Оба сделали по шагу назад, оба взглянули на раны. У шведа кровило сильнее, и он стоял уже не очень уверенно на ногах – чувствовалась в его стойке некоторая шаткость, неуверенность.

Я выхватил из-за пояса пистолет и левой рукой запустил его в голову шведу. Он попытался саблей отбить летящий в него пистолет и приоткрылся. Я прыгнул вперед, вонзил саблю ему в живот и, с оттягом резанув вниз, отскочил назад. Швед немного постоял, помутневшим взором уставился на вывалившиеся кишки и рухнул навзничь. Фу, вымотал он меня.

Я прошел к груде тел на дороге. С одного из убитых снял кожаный ранец, перевернул его, высыпав на дорогу все содержимое. Ага, вот и нарезанная на полосы холстина. Идя в боевой поход, воины – русские, шведы, немцы, литвины – брали с собой чистое белье, холстины для перевязок, ну и личные вещи.

Я перевязал рану и почувствовал себя несколько увереннее. Подобрал ранец, обошел всех убитых. Пистолеты, в том числе и свой, я побросал в ранец и надел его на плечи. Сабли вложил в ножны и перетянул их снятым со шведа поясом. Получилось почти вроде вязанки дров. Нашел и вытащил из тел убитых свои ножи, обтер их о мундиры шведов и вернул в ножны. Затем вывел на дорогу лошадь убитого шведа и поднялся в седло. Тронул каблуками сапог бока коня и поехал к Пскову. Каждое движение отдавалось болью в раненом боку.

Вдали показался Псков. К нему тянулись люди из ближних деревень и посадов. Ворота были открыты, но на стенах я увидел суетящихся ратников. Оповещены, стало быть, готовятся отразить нападение.

Сзади, где-то вдалеке, послышался тяжелый топот конницы. Судя по гулу – войско большое. Я хлестанул коня. Не хватало только, чтобы шведы настигли меня, когда до города рукой подать.

Обернувшись, я увидел, как с грунтовой дороги вырывается и растекается по лугу конная лава – сотни, а может быть, и тысячи всадников. Их стремительно приближающееся войско увидели беженцы и бросились в панике бежать к воротам.

Мне оставалось проскакать еще метров двести – двести пятьдесят, когда со стены крепости раздался пушечный выстрел. От неожиданности я пригнулся и припал к шее коня. Мимо меня на небольшой высоте пролетело ядро. Его полет был слышен по шипящему звуку и виден по оставляемой им дымной полосе – скорее всего, это горел фитиль.

Сзади меня раздался взрыв. Со стены понеслись крики ликования. Я обернулся – и впрямь удачно: бомба угодила в самую гущу конной лавы, и теперь там лежали на земле кони и люди, но лава продолжала катиться к городу.

Только тут до меня дошло, что я нахожусь на линии выстрела. Если дадут залп картечью, меня разорвет в клочья. На мою удачу, канонир выстрелил бомбой, и она прошла выше меня по навесной траектории. Уйти бы в сторону? Но это удлинит путь, а времени просто нет.

Я продолжал скакать во весь опор, нещадно нахлестывая коня. Шведский конь был упитан и тяжеловат. Такой может без особых усилий таскать на себе тяжеловооруженного всадника с поклажей, но резвости у него не было. Я обругал невинное животное: «Битюгиноземный!»

С ужасом я увидел, что ратники начали закрывать ворота. Вот закрылась одна створка, дрогнула и медленно поплыла другая.

– Эй, меня подождите!

Я замахал руками, забыв про боль в ране. Ратники на секунду придержали ворота, и я с разгона влетел в оставшуюся узкую щель. Ворота со стуком закрылись, ратники вставили в пазы дубовое обтесанное бревно, хорошо смазанное дегтем.

Снаружи раздались выстрелы и по толстым дубовым, окованным железом воротам застучали пули, не причинив воротам вреда.

Я перевел дух – удалось унести ноги.

– Эй, мужик, ты ранен, у тебя кровь! – указал на мой бок ратник.

– Знаю, спасибо, что подождали с воротами.

Со стен загромыхали пушки. Взять с налета крепость, ворвавшись в ворота, у шведов не получилось.

Я пустил коня шагом – пусть тоже передохнет, все-таки я обязан этому тяжеловозу жизнью.

На улицах царила суета. К стенам спешили вооруженные псковичи, и я ехал, прижавшись к заборам, чтобы не мешать движению. С колоколен церквей звонили колокола, возвещая о нападении врага. Но весь город уже знал о приближающейся беде, да и как проспишь пушечную стрельбу?

Я подъехал к дому купца, ногой постучал в ворота. Маша открыла калитку, увидела меня, охнула, всплеснула руками и мигом распахнула ворота. Я доехал до крыльца, тяжело слез – почти свалился. Ослабел я что-то от кровопотери, да и сил на схватку потратил много – чувствовал себя как выжатый лимон. Связку сабель бросил на крыльцо.

– Маша, сними с коня седло и – в конюшню, сабли в дом занеси.

Я прошел в дом, с трудом сбросил тяжелый ранец с пистолетами на пол. Грохот раздался сильный. С удивлением я увидел в ранце дыру от пули, а ведь я хорошо помнил, что надевал я его на себя целым. Неужели он закрыл меня от шведского свинца?

На шум упавшего ранца вышел Илья. Увидев мой окровавленный бок – повязка пропиталась кровью, он закричал:

– Дарья! Быстро сюда, инструменты лекарские неси, вино хлебное и холстины. Юрий ранен!

Дарья выбежала из комнаты, увидела меня и побледнела.

– Быстрее неси! – прикрикнул Илья.

Сам же посадил меня на лавку, стал снимать одежду. Я заскрипел зубами.

– Режь одежду – чего ее беречь, все равно от крови теперь не отмоешь.

– И вправду – чего же это я? Растерялся, прости.

Илья вытащил из ножен свой обеденный нож, вспорол на мне рубаху, расстегнул и снял пояс с ножами и саблей, отбросил в сторону. Я взглянул на рану. Кожа рассечена, мышцы под нею – тоже, но ребра целы, до брюшины удар не достал. Ослаб швед после ранений, не хватило силы на большее, иначе я бы так и остался в лесу.

Рана болезненная, кровит сильно, однако не смертельная.

Я вымыл руки водой из кувшина, обильно сполоснул их самогонкой, обработал ею рану. Защипало.

Решил шить наживую – когда еще опий подействует, да и голова мне нужна ясная, не задурманенная.

Я взял иголку с ниткой, прошил мышцы, перевязал сосуды, стянул шелком кожу. Оглядел творение своих рук. Немного кривовато получилось, грубоватый будет потом рубец, но шить самому себя неудобно, вот если бы это была нога – тогда совсем другое дело.

С помощью Ильи я перевязался, обмыл руки.

– Ну а вы-то как доехали?

– Раз дома, то добрались, успели стражу известить. Тебя ждали, беспокоились. Дарья все места себе не находила. Говорит – надо было всем вместе в возке ехать. Я уж тоже себя корил, что бросили тебя одного в лесу, так сделанного не вернешь. Ты выпрыгнул быстрее, чем я сообразил. Чем в лесу все кончилось?

– Двое назад ускакали.