Александр Антонов - Кодекс звезды
… – При всём уважении к вашему, Михаил Макарович, ПРОШЛОМУ, по многим изложенным здесь пунктам, – Ильич перебросил мне мою же докладную, – никак не могу с вами согласиться!
Я перелистнул страницу, ещё, ещё… Интересно, сколько красных карандашей изведено на подчёркивание? И что, он со всем этим не согласен?
– Вот тут, – осторожно приступил я к выяснению отношений, – вы подчеркнули абзац о создании Особого Туркестанского отдела при Совнаркоме…
– Совершенно дельная мысль! – воскликнул Ленин. – Свести все туркестанские дела под одну руку архиверно! И собрать представителей коренного населения Туркестана в Петрограде для их учёбы и дальнейшего использования в качестве национальных кадров – тоже верно! Но вот только зачем, – вместе со словами вонзился в меня прищур Ленинских глаз, – надо примешивать во всё это поповщину?!
– Вы имеете в виду… – начал я.
– Я имею в виду, – нетерпеливо перебил меня Ленин, – всю вашу галиматью о так называемом «Красном исламе»!
Примерно то же самое, только много мягче, сказала Маша, когда прочла тетрадку. Мишкин, сказала она, мы ведь уже отделили церковь от государства. Тебе не кажется, что твоё предложение – это возврат к прошлому?
Мне так не казалось. И Машу в своей правоте я тогда убедил (надеюсь, что убедил, а не уговорил). Володя Ульянов, мальчик, конечно, более упёртый. Но попробовать стоит.
– Винюсь, Владимир Ильич, моя промашка! – Я и голосу придал нужную интонацию, и руками слегка развёл, и даже вздохнул.
Ленин, как я и рассчитывал, удивился.
– Что, вот так легко со своей идеей и расстанетесь? – недоверчиво спросил он.
– Так я ж не за идею винюсь, – пояснил я, – а за то, что не дал к ней более развёрнутого пояснения.
Лицо Ленина враз поскучнело.
– Я так полагаю, теперь вы собираетесь ошибку исправить? – без особой теплоты в голосе уточнил он.
– С вашего позволения! – Я сопроводил слова коротким наклоном головы.
– Вам запретишь… – буркнул Ленин, – А потом, после твоей смерти, твои же товарищи положат твоё тело в стеклянный гроб и выставят на всеобщее обозрение!
Ну да. Я ему и об этом сказал при нашем первом откровенном разговоре, тогда, в квартире на Екатерининском канале. Чувствуется, что шок у него не прошёл до сих пор.
– А вам бы этого не хотелось… – Вот ведь! Хотел произнести эту фразу про себя, а получилось вслух.
Ленин посмотрел на меня, как на идиота. Открыл было рот, видно, для жёсткой отповеди, но внезапно передумал. Махнул рукой.
– Ладно! Так что вы там хотели развернуть?
И я развернул! Я так развернул – и про Ислам в целом, как молодую, ещё до конца не погрязшую в догмах религию, в которой найдётся место для новых веяний. И про панисламизм, которому никак нельзя дать завладеть умами мусульманской части населения России. И про пантюркизм, который, наоборот, следует поддержать, как раз в противовес панисламизму.
– … А для того, чтобы пантюркизм не превратился со временем в силу способную расколоть государство, мы и запустим в него вирус, то, что я называю «Красный ислам».
– Что вы, простите, запустите? – не понял Ленин.
– Вирус, Владимир Ильич, иначе говоря, … заразу.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Ленин. – Запустить заразу в заразу! А вы шутник, батенька!
И чёрт меня дёрнул употребить слово «вирус». Не уследил за речью. Я, конечно, имел в виду вирус компьютерный. Но Ильич-то про такое и слыхом не слыхивал. Я ему про компьютеры точно не рассказывал. Вот и пришлось на ходу выкручиваться. В цейтноте от безысходности про заразу и ляпнул. Получилось ужасно. Совсем не подходящее для обозначения религии слово. А атеист Ленин доволен. Смотрит на меня уже вполне доброжелательно.
– Если я правильно вас понял, Михаил Макарович, «Красный ислам» будет проповедовать некую пролетарскую солидарность вне зависимости от религиозных убеждений?
– В определённом смысле… – осторожно ответил я. – В любом случае это будет религия трудящихся.
– Хорошо! – Ленин решительно хлопнул рукой по подлокотнику кожаного кресла. – Возражения насчёт «Красного ислама» я снимаю. Что там у нас дальше по списку?
– Вот тут, Владимир Ильич, вы подчеркнули абзац об особом пути перехода народного хозяйства Туркестана от феодализма к социализму…
– Не подчеркнул, Михаил Макарович, а перечеркнул! – Ленин остановил готовые вырваться из меня возражения волевым жестом руки. – Никаких особых путей мы вводить не будем, ни для каких окраин! Разумеется, товарищам на местах придётся поднапрячься, мы им в этом всемерно поможем, но путь в социализм у нас у всех будет один! Это согласованная позиция большей части руководства большевиков и эсеров, и вам придётся подчиниться!
Мне осталось только промолчать. Ильич довольно кивнул.
– Вот и хорошо! Вот и договорились! Теперь о главном. Принято решение о создании Главного Управления по делам Туркестанского края. Вы назначаетесь куратором этого управления по линии Совнаркома.
* * *Двухэтажный особняк на 4-ой линии Васильевского острова, как только в нём разместилась «Главтурка», – такое прозвище с лёгкой руки питерских острословов получил новый главк – очень скоро превратился в помесь дивана и караван-сарая. (Кто не понял, причём тут мебель, поясняю: «диваном» именуют в некоторых мусульманских странах правительственные учреждения). В боковых крыльях здания разместились гостиница и столовая, которую работники и посетители «Главтурки» именуют не иначе как «чайхана». Во внутреннем дворе особняка соорудили аж три тандыра, в которых выпекаются вкусные лепёшки и самса.
А ещё там делают изумительный плов – настоящий! Я, когда бывал по делам в «Главтурке», старался подгадать так, чтобы там и отобедать. А потом просил упаковать для меня плов и лепёшки ещё и на вынос. Алимжан, главный по плову, каждый раз огорчался. «Ээ… – говорил. – Зачем с собой уносишь? Остынет ведь, вкус потеряет. Веди свою ханум сюда, пусть тут кушает! А разогретый плов уже не то…» Но моей ханум всё было то. Маша и разогретый плов уплетала за обе щёки…
Восточный колорит ощущался уже на подходе к «Главтурке». Только там, в одном с тобой направлении, спешили в большом количестве люди с ярко выраженной тюркской внешностью, некоторые в европейской одежде, на многих чапан (летом более лёгкий халат), на головах: для зимы – папаха, для лета – тюбетейка. Навстречу же попадались сплошь европейцы. Не знаю, кто ввёл эту моду, но посетители «Главтурки» идти обратно предпочитали почему-то по другой линии. Само же здание главка, как и воздух вокруг и внутри него, было буквально пропитано Востоком. И дело тут не только в аромате готовящейся пищи, хотя он в составе амбре был, безусловно, преобладающим. Витало в воздухе что-то ещё, характерное только для Средней Азии. Кто там побывал, тот меня поймёт.
* * *Алексей Алексеевич Маниковский, сменивший Брусилова на посту наркома обороны, всё то время, пока я давал пояснения к своей же докладной записке, что лежала сейчас на столе перед наркомом, отсвечивая начертанной Ленинской рукой резолюцией «Тов. Маниковскому: Разобраться!», старательно изображал заинтересованность. Но как только я закончил, поспешил тут же сплавить меня по инстанции. Схватил синий карандаш – Ленин писал красным – и добавил к предсовнаркомовской свою резолюцию: «Генштаб. Духонину. Принять меры к исполнению!» Показал мне и ласково произнёс:
– Как видите, никакие проволочки воплощению вашей инициативы в жизнь не грозят. Ответ из Генштаба получите в ближайшие дни.
Я кивнул, и, повернувшись через левое плечо (хотя и был в цивильном), покинул кабинет.
Приглашение встретиться я получил от Духонина через два дня.
Николай Николаевич, после того как усадил меня в кресло, а сам расположился напротив, счёл правильным – с учётом нашего, пусть и мимолётного знакомства, – придать беседе полуофициальный характер.
– Не подскажете, любезный Михаил Макарович, – улыбнулся в усы Духонин, – что я тут, – он показал на лежащую между нами на столе многострадальную докладную записку, – должен исполнять?
– Плюньте вы, Николай Николаевич, на эту бумагу, – поддерживая дружеский тон, предложенный Духониным, посоветовал я. – Она свою роль уже сыграла, раз я сижу в этом кресле. Лучше ответьте: вы поддерживаете изложенную здесь, – я кивнул на записку, – идею о создании регулярных воинских формирований из числа коренных жителей Туркестана?
Васич на тот же вопрос ответил такое, что я был несказанно рад, что мой друг не является пока ни наркомом обороны, ни начальником Генерального штаба.
Духонин стёр с лица улыбку и посмотрел мне в глаза.
– А если я скажу, что не поддерживаю, вы, Михаил Макарович, станете настаивать на своём?
– Стану! – подтвердил я.
– Скажите честно, – Духонин подался в кресле в мою сторону, – неужели вы не видите той опасности, которая кроется в вашей, с позволенья сказать, идее? Не понимаете, какого джинна собираетесь выпустить на свободу?
