Алексей Живой - Земля предков
Чайка напряг зрение и смог разглядеть в поднимавшемся от земли мареве еще одну цепочку полей, засеянных чем-то золотистым, похожим на рожь или что-то подобное. На дальних полях, кроме самих посевов, Чайка увидел сборщиков — многочисленные фигурки в белых повязках, работавшие внаклон. Они то и дело отрывались от земли и взмахивали чем-то похожим на серпы, блестевшие на солнце при каждом взмахе этим нехитрым орудием.
— Ну, вот и крестьянство, — пробормотал Федор, криво усмехнувшись, — как-то легче стало на душе.
Ларин, дремавший с закрытыми глазами, при этом открыл их и посмотрел в том же направлении.
— А я что тебе утром говорил, — сказал он таким тоном, будто действительно знал все наперед, и повторил свое предсказание: — По пути увидим, как живут местные аборигены. Вот и смотри, как они живут.
— Пока вижу только, как они вкалывают не разгибая спины, — кивнул Федор, согласившись с другом.
— Не туда смотришь, — прервал его Леха и слегка повернул голову, — вон там, на холме. Видишь, хибары какие-то. Наверняка их деревенька.
Холм Леха закрывал своим плечом, и его Федор не видел. В этот момент раздалась команда, которую финикийцы уже однозначно понимали как «подъем». Чайка, любознательный от природы, давно прислушивался к языку сапотеков, чтобы научиться их хоть немного понимать. Но сапотеки были молчаливы, а по тем редким словам, что вылетали из их ртов, довольно трудно было научиться говорить. И все же пару слов на наречии сапотеков Федор со товарищи уже усвоили. Это были команды «подъем» и «отбой».
— Сейчас через деревню поведут, — словно прочитав мысли друга, сказал Ларин, нехотя начиная подниматься, — успеешь налюбоваться местным бытом.
До холмов у реки они шли, а точнее плелись, еще примерно час. Преодолев речку по прочному каменному мосту, выглядевшему не таким ажурным, как мост в катакомбах, пленники ступили в ту часть долины, где начинались обширные посевы. Они расползались по полям и даже поднимались террасами по холмам.
Сразу за мостом их ждал перекресток. От главной дороги в сторону, теряясь в зарослях маиса, отходило несколько мелких, проселочных дорог, не выложенных обработанными плитами из камня. Впрочем, финикийцы и отряд охранения по-прежнему передвигались по каменной дороге.
— Похоже, нас по основной магистрали ведут, — заметил на это Ларин, нервно хохотнув, — значит, в главный город. Видать, важные мы с тобой пленники, командир. Особенно ты, гроза ягуаров.
Услышав эту шутку, Чайка невольно вздрогнул. Быть грозой ягуаров в местах, где этих ягуаров почитают за неприкасаемое божество, ему совсем не хотелось. Он вспомнил, как разозлился военачальник сапотеков, увидев на нем пятнистую шкуру, и представил, что с ним сделают старейшины, когда узнают об этом. Наверняка их казнь будет более изощренной, чем простой удар каменного меча, отрубающий голову. В этом Федор был почему-то уверен.
Пройдя еще с километр, они приблизились к посевам маиса и той самой деревушке, на которую указывал Леха еще на привале. Она расползлась по плоскому, лишенному растительности холму, который огибала дорога, и была довольно большой. Состояла эта деревня не столько из отдельных хижин, сколько из вытянутых строений, похожих на ветхие бараки. Никакой военной ценности она явно не представляла. Убогое жилище бесправной бедноты.
— Вот это уже похоже на крестьянский быт, — сплюнул на камни Чайка, скрипнув дорожной пылью на зубах, — а то я действительно стал верить, что даже маис здесь выращивают воины.
— Нет, командир, — поддержал разговор Леха, осторожно, чтобы не проткнуть себе барабанную перепонку сучком, кивнув в сторону деревни, — пашут здесь крестьяне, как и у нас. А здешним воинам пахать некогда, они нас стерегут.
Федор спорить не стал, а посмотрел внимательнее в сторону деревни, пока они проходили мимо. Там он увидел лишь несколько длинноволосых женщин, у которых голова была повязана платком наподобие тюрбана, а шею и тело закрывал кусок светлой материи. Трое из них несли кувшины с водой от ближайшего колодца в глубь деревни, ничуть не интересуясь процессией пленников под большой охраной, проходивших сквозь их деревню. Лишь одна столетняя сморщенная старуха сидела у своей хижины на убогом топчане и смотрела вслед финикийцам немигающим взглядом. Солнце светило ей прямо в лицо, но она даже не делала попытки прикрыть глаза. Федор решил, что она, вероятно, слепая и просто их не видит.
Все остальные жители деревни наверняка с самого рассвета разошлись по соседним полям, коих вокруг было великое множество. Справа и слева Чайка заметил множество фигур в набедренных повязках и платках на голове, которые мелькали в зарослях посевов, сверкая своими серпами. За ними следом тянулись просеки срезанных стеблей. Повсюду виднелись большие корзины, полные желтых початков. Однако никаких механизмов или лошадей, помогавших им в нелегком труде сбора урожая, Чайка не заметил. Время от времени кто-то из крестьян останавливался и разворачивался в сторону пленников, отчетливо видневшихся на дороге, провожая их взглядом.
— Смотрите, смотрите, — процедил сквозь зубы Федор, внезапно озлобившись, — для вас это наверняка привычное зрелище.
— Что ты там бормочешь, командир? — чуть обернулся Леха.
— Говорю, что по этой дороге регулярно гоняют караваны пленных или рабов, — нехотя пояснил Федор, — и местные уже привыкли к такой картине.
— Это верно, — согласился Леха, продолжая свой путь, — для них мы часть пейзажа. Впрочем, как и они для нас.
Дорога начала петлять между посевами, крестьяне-уборщики пропали из вида, и следующие пару часов пленники провели в зарослях маиса. Стебли местной кукурузы были такими длинными, почти вдвое превышавшими рост Федор и Лехи, а также любого из финикийцев, несмотря на то, что по сравнению с большинством местных индейцев они казались довольно высокими людьми. Заросли маиса занимали обширные территории, от холмов до реки, и там было легко затеряться даже десяткам таких людей, как посланцы далекого Карфагена, плененные местными жителями.
— Эх, — мечтательно произнес Ларин, разглядывая этот кукурузный лес, — нам бы сейчас отвязаться от этого бревна да получить по острой фалькате в руки. Мы бы в два счета разделались с конвоирами, а потом ищи нас в этих зарослях хоть неделю. Не сыщешь. Да, командир?
— Есть где спрятаться, — согласился Федор, оглядывая высокие сочно-зеленые заросли, — да только ты забыл про местных крестьян. Они наверняка видят не хуже нас, а уж ориентируются даже в этих зарослях всяко лучше. Думаешь, они станут нам помогать? Сдадут при первой же возможности.
— Да уж, — не стал спорить Ларин, — сдадут, сволочи. Особенно, если этим беднякам награду за наши головы пообещать.
— И награды не надо, — урезонил его Федор, — станут местные старейшины золото разбазаривать. Достаточно здесь появиться воинам и просто пригрозить им выпустить кишки. Быстро покажут, где прячутся бледнолицые беглецы. Хотя…
Федор вновь окинул исподлобья взглядом заросли, казавшиеся бесконечными.
— Побегать здесь, конечно, есть где. Особенно если знать, в какую сторону двигаться.
Спустя еще час заросли маиса закончились и начались поля, засеянные какими-то злаками. Золотые колосья шевелились на холмах под дуновением слабого ветерка, почти не спасавшим от зноя измученных путников. Скоро должен был случиться новый привал. Это произошло у подножия очередного холма, поросшего лишь чахлым кустарником, в тени которого невозможно было найти прохладу. В поисках спасительной тени Чайка поднял голову и неожиданно увидел стоящий на вершине храм из коричневого камня. Храм стоял на пирамидальном основании. Он так органично вписался в холм и окрестный пейзаж, что уставший Федор поначалу принял его за вершину этого самого холма. И лишь потом разглядел колонны и портик над входом, украшенные какими-то барельефами.
— А это что такое, — пробормотал он, тяжело усаживаясь на теплую траву рядом со своими спутниками, — храм местного бога плодородия?
Но никто ему не ответил. Даже Леха, которому в этот момент заливали в рот воду из бурдюка. Впитав свою часть влаги, Чайка продолжил осмотр храма. Ему показалось странным, что мощеная дорога не вела к этому довольно крупному культовому сооружению, а проходила мимо, огибая холм. Сам же храм, возвышаясь над посевами, казался абсолютно безжизненным. Во всяком случае, у его входа, ведущего в никуда, не маячила охрана с копьями и красными щитами. Ее наметанный глаз Федора срисовал бы издалека.
«Наверное, действующий вход в него находится с другой стороны, — размышлял заинтригованный Федор, разглядывая пирамидальный храм, словно вросший своим основанием в землю и отдаленно напоминавший формами знакомые ему пирамиды Египта, — и скрыт от глаз людей, проходящих по этой дороге. А может быть, это вообще какой-нибудь местный монастырь, где живут лишь отшельники, и вход туда вообще закрыт. Чего только на Земле не бывает».
