Андрей Посняков - Око Тимура
– Нет, это он… Тот самый перстень… – Глаза старика вдруг наполнились ужасом. – Ты напрасно носишь эту вещь с собой, уважаемый, – покачал головой ювелир. – Это – кольцо Ифрита!
– Как это? – переспросил Раничев.
– Почти тридцать лет назад, в Ургенче, тогда еще веселом и богатом, его изготовил молодой магрибинец Хасан. Да-да, Хасан ад-Рушдия – так его звали.
– Магрибинец?
– Как он появился в нашем городе – никто не знал. Говорят, магрибинец пришел ночью в грозу и так же исчез, создав на прощание этот проклятый перстень из дикого золота и зеленой желчи ифрита. В руках могучего колдуна это кольцо может многое, правда, никто точно не знает – что.
– Абу Ахмет не говорил мне. – Иван почесал бороду.
– Абу Ахмет? – покосившись на дверь, воскликнул старик. – Ты знаешь Абу Ахмета?
– Знал, – не стал скрывать Раничев. – Абу Ахмет был убит в Кафе около года назад.
– Да-а, – покачал головой старик. – Абу Ахмет был великий воин. Но и он вряд ли знал, что можно делать с перстнем.
– И никто не знает? – насторожился Иван.
– Здесь, в Мавераннагре, никто, – твердо заверил Махмуд. – Кроме… Впрочем, вряд ли и он…
– О ком ты говоришь, усто?
Старый мастер вздохнул и еще раз полюбовался на перстень.
– Вот уж не думал, что мне удастся его увидеть… А? – Он переспросил, бросив на собеседника быстрый взгляд.
– Ты что-то хотел сказать мне о том, кто может помочь.
– Наверное, мог бы… – загадочно отозвался старик. – Но вряд ли захочет… Да и идти в его дом – накликать на свою голову несчастья. Я даже не знаю, где он живет.
– Да кто – он? – всплеснул руками Иван.
– Все называют его – Исфаган или – Кара-Исфаган – Черный Исфаган… – Ювелир испытующе посмотрел на Раничева. – Вижу, тебе еще не знакомо это имя. Остерегайся спрашивать его у приличных людей.
– Так этот Кара-Исфаган точно знает о тайне перстня?
– Я сказал – может знать, – покачал головой Махмуд. – Но может и не знать. Впрочем, если хочешь, можешь встретиться с ним. Но только ищи его сам.
Старик протянул перстень Ивану и устало закрыл глаза, давая понять, что встреча закончилась. Пожав плечами, Раничев поднялся с ковра и, простившись, покинул дом старого ювелира.
Когда Иван, как бы между прочим, спросил о Кара-Исфагане слугу в своем доме, тот затрепетал и, упав на колени, принялся умолять больше никогда не произносить это имя.
– Однако, – подивился Раничев. – Как же я тогда его разыщу? Может, у Тайгая спросить? Так нет его.
Ордынский князь Тайгай как раз отъехал в свой союргал отдать необходимые распоряжения перед тем, как отправиться в индийский поход с войсками Тимура. Что было делать, как узнать адрес этого Кара-Исфагана – Иван не мог и предположить. И старик ювелир предостерегал, чтоб не расспрашивал об Исфагане у приличных людей… А если – у неприличных? В той же майхоне Кармуза или у Тавриза, если их еще не снесли по приказу эмира. Не, не должны бы – Тайгай говорил, Кармуза давно уж нет, а толстяк Тавриз все еще процветает, только его майхона работает глубокой ночью и для своих. А разве ж он, Иван, Тавризу и всем собирающимся в майхоне винопойцам не свой? Конечно же, свой! Ведь именно там пряталась когда-то Евдокся. Почему б и сейчас туда не пойти? Опасно, правда, но что же делать? Тем более, старый пират Нифонт недаром потратил на Ивана время – Раничев научился неплохо владеть мечом, копьем и саблей. Жаль вот, нет у него пока ни того, ни другого, ни третьего. Ну то дело поправимое – при прощании большеголовый визирь Каим-ходжа от имени эмира торжественно вручил Ивану увесистый кошель серебра и просил ни в чем себе не отказывать. Что ж, отказывать себе Раничев и не собирался. Едва дождавшись утра, тут же отправился на самый крупное торжище столицы – рынок Сиаб у мечети Хазрати-Хызр. Рынок оглоушил даже уже привычного ко всему Ивана огромным количеством людей и шумом. Зазывные крики торговцев, перемежались проклятиями и руганью, а те, в свою очередь, заглушались громкими воплями ишаков. Чего здесь только не было – изделия златокузнецов, золотая и серебряная посуда, ткани – легкие, из тончайшего шелка, и тяжелые, парчовые, глиняные горшки и кувшины с изысканным узором, наборные доспехи с золоченой чеканкой, кинжалы в зеленых сафьянных ножнах, сабли… Несмотря на растянутые над рынком навесы, уже с самого утра было жарко – Иван весь сопрел, пока добрался до оружейных рядов. Присмотрев вполне надежную саблю, протянул руку к поясу и ухмыльнулся – ага! Кошель-то срезали – и не заметил! Хорошо, там и было-то с пяток мелких медных монет, серебро Раничев предусмотрительно спрятал за пазуху, пришив потайной карман к внутренней стороне кафтана. Теперь вот достал дирхем, расплатился, посмеиваясь над незадачливым вором. Вот уж поистине на рынках всегда воровали, воруют и воровать будут – слишком уж много разинь там шляется, грех не воспользоваться. Потому хоть и обязал Тамербек все городские власти платить за украденные у людей вещи из своего кармана, а все равно воровали, не боясь самых жестоких казней. Удивительный же народ – ворюги!
Крепко придерживая саблю, – чтоб не украли – Раничев поспешил обратно домой и уже там внимательно разглядел покупку. Дорого запросил за нее оружейник, но сабля того стоила. Тускло блестевший клинок с небольшим изгибом и проступавшими словно бы в глубине узорами – дамасская сталь! – удобная длинная рукоять, такая, что при нужде можно действовать и двумя руками, мерцающее накладным узорчатым серебром перекрестье. Солидная тяжелая вещь! Такую даже в руку взять приятно. Иван сделал несколько взмахов – рукоять сидела в ладони, словно влитая. Что ж… неплохое приобретение, с таким оружием можно идти хоть к самому черту, не говоря уже о каком-то там Кара-Исфагане!
Вечером, соврав Евдоксе – чтоб не беспокоилась, – что идет на прием к эмиру, Раничев вышел во двор и, вскочив на подведенного слугою коня, вороного иноходца, тоже подарок эмира, быстро поехал на окраину города. Небо над головой постепенно делалось все синее, спадала жара, все больше людей становилось на улицах, вышедших отдохнуть и пообщаться с друзьями после изнурительного полуденного зноя. На берегу реки, играя, бегали ребятишки, а чуть дальше, у городских ворот, лениво прохаживались тяжеловооруженные стражи. Проехав вдоль реки, почти параллельно которой располагалась вытянутая в длину махалля гончаров, Раничев, придержав коня, осторожно свернул в переплетенье узеньких улиц, поехал небыстро, временами спешиваясь и ведя коня под уздцы. Несколько раз оборачивался, стараясь, чтобы похожие на перевернутую репу купола Шахи-Зинды оставались точно за спиной. Вот где-то здесь уже и должен быть знакомый пустырь… однако что-то не видно. Ага! Здесь уже начали строить какое-то здание – возвели стены, украсили голубоватыми изразцами, осталось только подвести крышу… или купол. Мечеть, медресе или библиотека. Однако быстро строится Самарканд! Впрочем, ничего удивительного – со всех покоренных земель по приказу Тимура сгоняли сюда самых искусных ремесленников, в том числе и каменщиков, строителей, архитекторов.
Обойдя будущую мечеть – или медресе? библиотеку? – Иван вновь забрался в седло, обернулся, поискав глазами лазурные купола… Показалось вдруг, стремительно спрятались за мечеть какие-то люди в белых бурнусах. Разбойники? Не похоже. Те так не подставляются, да и нет их в столице, разве что отрубленные головы лиходеев украшают ограду дворца. Значит, показалось… Видно, местные жители торопились до закрытия попасть в чайхану. Пожав плечами, Раничев поехал дальше… Вот и кусты, чинара, куча мусора… И знакомый дувал! Вот она, Собачья улица, майхона огнепоклонника Тавриза. Сколько зависали здесь когда-то с Тайгаем!
Спешившись, Иван поправил расписной зуннар – пояс для неверных, постучал.
– Проходи, проходи, не беспокой зря правоверных, – неприветливо буркнул из-за калитки ломающийся мальчишеский голос.
– Э, Хасан, – вспомнив, как зовут слугу майхонщика Тавриза, рассмеялся Иван. – Так-то ты встречаешь старых знакомых! Что, дядюшка Тавриз уже умер?
– Да не умер. – Хасан поспешно распахнул дверь и, увидев Раничева, удивленно захлопал глазами. – Вах! Ибан, ты ли это?!
– Нет, я ужасный дух его, пришел за тобою! – состроил страшную рожу Иван.
Перепуганный служка, позабыв запереть дверь, с воплями бросился прочь.
– Вот дурень, – покачав головой, Раничев вошел во двор майхоны.
В отличие от фарраша-слуги, хозяин майхоны косматобородый толстяк Тавриз встретил Ивана радостно. Справившись о здоровье, похлопал по плечу, плеснул в пиалу доброго вина.
– За твое здоровье, Тавриз. – Раничев поднял чашу. Тавриз закивал, улыбнулся беззубым ртом. Выглядел майхонщик, надо сказать, не очень. Какой-то постаревший, забитый; видно было – словно бы угнетало его что-то, хоть и силился не показывать вида.
