Андрей Дай - Поводырь. Часть вторая.
Варежка приводил список свидетелей и перечень документов, которые ему удалось каким-то образом добыть. Этого было, даже, по мнению скептически настроенного Германа, достаточно, чтоб отправить большую часть Барнаульских лиходеев осваивать просторы целинного Сахалина.
Сам чиновник по особым поручениям испрашивал моего дозволения отбыть в Каинск, дабы встретить возвращавшуюся из Первопрестольной супругу и организовать доставку всей семьи в губернскую столицу. Кроме того, мой уникальный сыщик, просил пока не нагружать его дополнительными заданиями, потому что намерен был заняться подготовкой старшего сына к сдаче вступительных испытаний в Томскую гимназию.
Интересно, как бы я мог ему запретить? Особенно, учитывая то, что только приблизительно знал, где нахожусь, а он все равно уже на пути в Каинск. Да и не стал бы я этак-то вот благодарить одного из самых ценных своих сотрудников. На первом же привале, у Верх-Яминской деревеньки, записал в блокнотик напоминалку — выделить Варежке премию. За ценнейшие сведения и на обустройство семьи.
Наугад вытянул следующий конверт. Не глядя на обратный адрес, вскрыл. Оказалось — от Менделеева.
Пробежал глазами шапку. То так я не знаю, что сейчас положено писать "во первЫх строках" любого письма. Мы с Герочкой и сами поднаторели уже. Особенно, когда выяснилось, что все пишут с ошибками. Вообще — все. Есть несколько слов, которые положено писать с феты, а не с эф. Слава Всевышнему, их не так много. Ятями тоже кашу не испортишь. После мягкого знака эти символы ставить не принято, а в остальном — кто во что горазд. Складывалось стойкое убеждение, что учебники по русской грамматике только учителя грамматики изучают. Остальные карябают что-то относительно читаемое. И всех все устраивает. Теперь уже вспоминал свои переживания с грустной улыбкой. Стоило из-за пустяков нервы тратить…
В основной части своего послания, Павел Иванович сообщал мне о результатах переписки, с целым рядом занимающихся прикладными науками господ. Все-таки высокой организации ума, этот Менделеев. Не поленился свести основные вопросы, задаваемые потенциальными переселенцами, в единый список. Особенно отметил ту информацию, которую уже довел до сведения ученых. То, что касалось условий их проживания и размера жалования, мы еще в Томске тщательно оговорили.
Большинство изъявивших желание развивать сибирскую науку молодых господ интересовались оборудованием обещанных лабораторий, возможностью закупок за рубежом требующихся им для исследований приборов и насыщенность персоналом. Павел Иванович считал, что начинающие профессора опасаются ехать в неизвестную Сибирь, и им было бы легче, дозволь мы им захватить с собой помощников и лаборантов.
Так-то — почему нет?! Не велики расходы. Другой вопрос — хватит ли квартир во втором доходном доме и как быстро смогут построить лабораторные корпуса? Да и вообще — принято ли сейчас вести строительство зимой, с тем, чтоб к приезду ученых здание Томского Технологического института было готово.
И почему я раньше не озаботился поисками достойного администратора на должность директора этого моего научного центра? Такого, чтоб и в исследования нос лишний раз не совал, и слишком большой воли не давал. Чтоб четко следил за исполнением моего "госзаказа". А мне в голову один Хныкин, каинский окружной казначей, шел. Решил, что пока время терпит. Не найдется кто-нибудь более… подходящий — хорошо. На крайний случай, буду иметь в виду этого донельзя назойливого Хныкина. Так-то мужик вроде деятельный. И организатор не плохой. По хранцузски шпарит. Вдруг получится у него найти общий язык с учеными?
Поймал себя на мысли, что так и не могу поверить в возможность переезда сколько-нибудь толковых деятелей науки ко мне в Томск. Быть может Герин сарказм заразным оказался, или просто здравый смысл подсказывал. Только мнилось мне, что прикатят непризнанные гении, станут грудь колесом выгибать — вот, мол, мы какие, не побоялись в Тьмутаракань Дремучую приехать. А вместо так необходимых губернии, да и чего уж там — всей стране открытий, станут эти залетные перпетум мобиле за мои деньги изобретать. Контракты, что ли, с ними заключить на конкретные изыскания?
И кстати, про деньги. Понятно уже, что всю эту научную ораву я из не слишком толстого губернского бюджета не прокормлю. А, значит, нужно сразу настраиваться на то, что тратить придется свои кровные. Тяжким трудом заработанные. Хорошо бы конечно хоть какую-нибудь скромную прибыль с этого института получать, но и баланс без убытков меня бы устроил… А еще лучше кого-то еще, какого-нибудь богатенького "буратину" к делу привлечь. Хотя бы в порядке братской помощи. Неужто у нас меценаты перевелись? А я бы уж и на премию имени Господина Толстосумовича Спонсорова расстарался…
Было у меня где-то письмецо от Асташева. Все у старого прохиндея есть, а вот научной премии его имени — нет… Но он следующим станет. Я тут еще у Менделеева интересные новости вычитал. О моих ненаглядных тринитротолуоле и гексогене.
Мои дилетантские выкладки, Петр Иванович отправил своему младшему брату — Дмитрию. Тот от предложения попробовать синтезировать два новых вида взрывчатых веществ отказался, но все-таки передал мои сведения директору Санкт-Петербургской медико-хирургической академии, профессору Николаю Николаевичу Зинину. Тот, по словам Дмитрия Ивановича, как раз проводит изыскания с соединениями нитроглицерина, и вообще — интересуется мощными взрывчатками. Совместно с Василием Фомичем Петрушевским, они изобретают способ сделать нитриты менее восприимчивыми с детонации… Это, как я понял, они динамит пытаются сделать. Менделеев-младший и адрес профессора дал, чтоб мы могли далее уже напрямую переписку вести. Подсказать что ли? А то как-то нехорошо выходит. Изобретают динамит два русских ученых, а патент получит какой-то Нобель…
Или уже ну его? Тол, по моему скромному мнению, куда удачнее и практичнее динамита. Обязательно нужно профессору написать. В идеале — Суходольскому бы к новому строительному сезону на Чуйском тракте пудов пять взрывчатки не помешали бы. Сделал пометку в блокнотике.
Вокруг елки, совсем не похожие на те, что придают новогодним праздникам характерный запах. Вдоль едва-едва наезженной колеи высятся настоящие гиганты елочного царства. Елки-императрицы. Высотой метров в двадцать, с размахом нижних ветвей, по меньшей мере, метров в шесть. При этом, эти супер-лапы многократно переплетались с такими же соседскими, образуя совершенно непроглядную, непроходимую тайгу. Урядники покрикивали на молодых казаков, чтоб те и не думали заходить вглубь этого леса больше чем на десяток шагов. Можно и не выйти потом. В этом буйстве жизни очень быстро пропадает чувство направления, а густая хвоя глушит все призывы о помощи.
Кавалеристы с тронутой сединой бородами пугали молодежь жуткими байками о найденных в сибирских джунглях скелетах. Рассказывали, что даже временами случающийся в этих местах совершенно тропический ливень, можно совершенно спокойно переждать, забравшись к самому стволу охраняющих дорогу елочек. Там всегда сухо. Всегда чуточку теплее чем снаружи, и даже зимой не бывает снега.
Моя Принцесса с узкой дороги никуда уйти и не стремилась. А я — тем более. Так что мог с чистой совестью бросить поводья и заняться чтением.
Пакет от Асташева оказался неожиданно толстым. Письмо, писанное крупным, почти детским почерком, состояло аж на трех листах беленой, толстой, дорогущей бумаги. Даже неловко как-то стало браться за эти украшенные вензелями листы грязными, испачканными еловой смолой и воняющие конским потом, руками.
Высокий стиль канцелярской переписки. Послание томского миллионщика логично и последовательно, как "в ответ на исходящее послание за номером… довожу до вашего сведения". Текст, даже на мой неискушенный взгляд, переполнен ошибками, но содержание — на высоте. Опыт, он и в Африке — опыт.
Иван Дмитриевич извещал меня о том, что его сын, Вениамин Иванович, "получил по службе отпуск, а посему, следует ныне Московским трактом, дабы отца своего почтить присутствием". А, прежде чем выехать, наследник прислал в Томск письмо, в котором снова поднял тему об организации собственного кредитно-финансового института. Вениамин пытался убедить родителя, что собственный банк вовсе не станет бессмысленным замораживанием средств, а напротив, позволит, не используя собственные вложения, еще более расширить изыскательские и промысловые возможности семейного предприятия.
Вот хитрый золотопромышленник и подумал, что "коли вы, милейший Герман Густавович, и далее фабрикациям сибирским попечительствовать намерены, так банк и вам вельми полезен станет. У вас и людишки знающие имеются, и капиталом Господь Всемилостивец, не обидел. О чем мне доподлинно от столичных знакомцев известно". Вот так вот. Не у одного меня своя разведка имеется. Разузнал обо мне все, вычислил, взвесил и признал годным. Но, чтоб меня окончательно добить, добавил: "Я же, по родственному, вам содействие всеми силами оказывать стану, ведь вы как сын мне стали. И к заявленному вами капиталу столь же великий за сына положу". Ты как хочешь это, так и понимай. Или — смотри, я твои деньги удвоить готов, строй свои заводы, приятель. Или — строй чего хочешь, только половину отдавать не забывай. Впрочем, мне как раз было все равно — так или этак. Если б я просто мошну набить цель себе поставил, так давно бы бюджет в лучших традициях "сверхновой" русской истории попилил. И встречные финансовые потоки бы устроил, и дефицит, и откаты, и прочие стихийные бедствия…
