Алексей Замковой - Лесной фронт. Задача - выжить
Кстати, об одежде. Пока я философствовал, в голову пришло, что с теми лохмотьями, в которые я одет, надо что-то делать. Желательно выбросить и найти что-то другое. Тут я вспомнил, что среди взятых в недавнем выходе трофеев была и немецкая форма. Только позволят ли мне ее надеть? Еще ведь только начало войны, отряд партизанствует очень недолго, а до зимних холодов далеко. Так что мудрая мысль одного из бойцов отряда Ковпака, запомнившаяся мне из мемуаров, — 'встать на довольствие к Гитлеру', еще долго не придет в голову нашему командиру. Это потом, когда наступят холода, если конечно отряд доживет до этого времени, оставшись на полном самообеспечении, бойцы начнут спокойно носить захваченную в бою униформу противника.
Но, в любом случае, надо что-то решать. Ходить в грязной дырявой гимнастерке, которую уже вряд ли возможно привести в божеский вид, больше не хотелось. Поразмыслив, я решил переложить эту проблему на плечи начальства. К капитану было идти боязно — неизвестно как отреагирует, поэтому я решил поговорить с Митрофанычем. Он — вояка бывалый и должен понять.
Митрофаныча я нашел у командирского шалаша. Тот сидел на бревне и, затягиваясь самокруткой, блаженно грелся на солнышке. Я подошел и остановился, не зная как начать разговор. Понаблюдав за мной с полминуты, Митрофаныч подвинулся немного в сторону и приглашающе похлопал по бревну:
— Ну говори, чего надо? Мнешься как девка…
— Митрофаныч, — я присел рядом и тоже достал сигарету. — Тут такое дело. С одеждой надо что-то решать.
— А чего с ней решать? — удивился старик.
— Ну, ходить в этом, — я указал на самую большую дыру в своей гимнастерке. — уже сил нет. Переодеться бы…
— А я тут причем? — зашел я видимо слишком издалека и Митрофаныч пока не мог понять к чему я веду.
— Запасной одежды у нас в отряде нет?
— Откуда? У нас там токо оружие, да патроны. А довольствия нам здесь, в лесу, окромя немца никто не дает.
— Так и я о том. — теперь плавно переводим разговор в нужное русло. — Эти лохмотья уже выбросить давно надо, а другой нашей одежды нет. Зато я с немца тогда, когда колонну расстреляли, снял штаны и куртку…
— А, вот ты к чему! — наконец-то понял мою мысль Митрофаныч. — Ну, а я-то тут причем?
— Так одежда та — вражеская! Вот, узнать решил как отреагируют если я в ней ходить буду? Митрофаныч задумался. Он успел сделать четыре неторопливых затяжки — специально считал! — пока не продолжил разговор.
— С одного боку, — медленно проговорил он, — во вражеской форме нехорошо ходить…
Он снова замолчал, но через некоторое время, окинув меня взглядом, продолжил:
— А с другого, ходил бы солдат моего взвода в таком дранье в германскую войну — в рыло ему засветил бы, так шоб все зубы врозь!
Вдруг полог шалаша откинулся и вышел капитан. Я сразу же вскочил, а Митрофаныч только снова затянулся.
— Сидите! — сказал капитан и, дождавшись пока я снова присяду, тоже устроился на бревне. — Я тут слышал ваш разговор. Прав Митрофаныч, ходить во вражеской форме — не дело. И в том, что боец не должен ходить в таком виде как ты, Найденов, тоже прав.
Я снова вспомнил фразу из книги, о том, что б встать на довольствие у Гитлера. Дождавшись когда капитан закончит мысль тут же ее и ввернул:
— Товарищ капитан, вот фашисты нас в лес загнали. Рано или поздно все равно проблему решать надо — у нас же форма изнашивается, а немецкую одежду не берем. Снабжения у нас нет никакого — оружие и патроны у врага добываем. Так пусть и по одежде нас фашисты на довольствие ставят!
— На довольствие, говоришь? — после некоторого раздумья капитан усмехнулся. — А что, дело говоришь! Сегодня вечером приказом объявлю — собирать у немцев вместе с остальными трофеями и обмундирование.
Я, удовлетворенно улыбаясь, затушил сигарету.
— Только ты, Найденов, если немецкую форму одевать будешь, погоны, петлицы и остальное — спори.
Старшина появился где-то через двадцать минут после моего разговора с Митрофанычем и капитаном. Вымытый, он прямо лучился удовольствием и даже, подходя к полянке с нашим складом взрывчатых веществ, что-то насвистывал. Я как раз сидел, привалившись к дереву, и пытался отпороть немецким штык-ножом орла с трофейной куртки. С петлицами и погонами я справился легко, а вот аккуратно разрезать толстым лезвием мелкие стежки, которым был пришит орел — не получалось.
— Обновку в порядок привожу. — пояснил я в ответ на удивленный взгляд старшины. — А то на гимнастерке уже дыр больше чем ткани.
Старшина просто кивнул и пошел к лежащим на земле минам.
— Как закончишь, берись тол выковыривать. — только и сказал он, с усилием поднимая тяжелую 120-миллиметровку.
Орел наконец-то поддался. Я покрутил вражескую нашивку в руках, размышляя о том, что в будущем за нее можно было бы выручить неплохие деньги. Но, придя к выводу, что здесь она просто мусор, причем — опасный мусор, выбросил 'курицу' в кусты.
— Там в караульный пацанов каких-то привел. — произнес старшина после того как я тоже взял себе мину и принялся долбить штыком тол.
— Что за пацаны? — разговор несколько отвлекал от монотонности работы.
— Местные какие-то. Слышал, Митрофаныч говорил, что в партизаны хотят.
— Так прямо и в партизаны? — усмехнулся я. — А лет им сколько?
— Малые еще. Одному вроде лет пятнадцать, а второй — и того младше. — и, сделав небольшую паузу, добавил. — Говорят, из дому сбежали фашистов бить.
Мне сразу вспомнились книги, которые я горящими глазами читал в детстве. Те самые рассказы о пионерах-героях. Валя Котик, Марат Казей, Зоя Космодемьянская… Дети, которые взяли в руки оружие и пошли воевать за свою Родину. Как я мечтал тогда быть хоть каплю похожим на них, не обращая внимания на то, что героями большинство из этих детей стали посмертно. А потом развалилась пионерская организация, перестали звучать имена малолетних воинов на пионерских линейках и собраниях, припали пылью забытые книги в, таких же забытых, библиотеках… И постепенно те ценности, которые были превыше всего во время моего детства, сменились другими, зачастую — абсолютно противоположными. И герои, в том числе и эти дети, погибшие за свою страну, забылись.
— А командир что? — спросил я, нарушив затянувшуюся паузу.
— Командир приказал их накормить и отвести домой. Мол, не детское это дело — война.
— Ну и правильно! — согласился я с решением капитана. — Пусть растут лучше, да потом страну после войны поднимают.
— А они ему, — продолжал старшина, — и говорят, что все равно в лес сбегут. Подберут оружие — благо его в лесах валом — и будут сами фашистов стрелять.
Оружия действительно по лесам и полям валялось в достатке. Бери — не хочу. И брали такие вот мальчишки и девчонки. И некоторые даже стреляли. А потом немцы прочесывали ближайшие села, обыскивали каждый угол. И находили припрятанные винтовки. В стогах, на сеновалах, под крышами… А потом эти мальчишки и девчонки болтались в петлях с табличками 'Партизан'. И хорошо если только они одни — вырезались за связь с партизанами целые села. И все из-за одной найденной винтовки, из которой могли так и не выстрелить ни разу.
— И что им командир ответил?
— Говорят, что стыдить начал. Мол, мамки дома-то вообще в одиночестве остались. Отцы воюют, старшие сыновья — тоже. А тут, говорит, вы туда же. Только пацаны упрямые попались. Будут фашиста бить — и все. С места не сдвинешь!
— А нашли они нас как вообще? Не просто ж по лесу бродили, пока на лагерь не наткнулись?
— А тут, — усмехнулся старшина, — уже другая история. Говорят они по следу Трофимова шли. Что телегами теми он целую тропу к лагерю протоптал.
— Это как — 'протоптал'? — я не мог поверить услышанному. — Нас же теперь немцы без проблем найдут! Если пацаны додумались по тележному следу в лес пойти…
— Та знаю я! — перебил старшина. — Капитан, после того как мальчишек увели, вызвал Трофимова и такой разнос ему устроил… Говорят, орал как бешеный! И посты приказал, дополнительные, устроить на расстоянии дня пути от нас. А ближние — усилить. Снова немного помолчали. Я ссыпал накопившиеся куски тола в коробку и вновь заработал штыком.
— Уходить нам теперь надо. — произнес я. — Если немцы лес прочесывать начнут — легко на след выйдут. После аэродрома, колонны и исчезнувших полицаев в том поселке они по любому должны будут заинтересоваться, кто это здесь в лесу хозяйничает.
— Надо, наверно… — поразмыслив, сказал старшина. — Только не наша это забота. Как командир решит — так и будет.
Незаметно подкралось обеденное время. Почти весь тол из мины я уже достал, а старшина, который закончил со своей миной минут на двадцать раньше меня, возился возле ящиков со снарядами.
— Валентин Александрович, — я воткнул в землю штык и посмотрел на натертые ладони. — вы как насчет поесть?
