Василий Звягинцев - Гамбит Бубновой Дамы
– Чем обязаны?
Младший сделал шаг вперед, как бы стараясь оттеснить Новикова и войти в прихожую, но Андрей инстинктивно заслонил ему путь и повторил вопрос, но уже в более простой форме.
Тогда вперед выдвинулся старший и, делая любезную улыбку, отчетливо, как диктор телевидения, произнес:
– Простите, пожалуйста, здесь проживает Седова Ирина Владимировна?
Новиков обычно играл в преферанс, а не в покер, но лицом, тем не менее, владеть умел. В долю секунды он, как водитель в аварийной ситуации, осознал и оценил обстановку.
– Как вы сказали? Седова? Вроде что-то такое… – И крикнул в глубину квартиры: – Олег! Тут твоей соседкой интересуются… – А когда появился Левашов с картами в руках, торопясь его предупредить, повторил: – Вот ребята твою соседку спрашивают. Она же Седова, да?
Левашов, привыкший на лету подхватывать предложенные обстоятельства, подыграл точно.
– Есть такая. Седова. Вон в той комнате живет. Подселили, чтоб их, а я себе думал комнату оттяпать…
Посетители словно бы растерялись.
– А она дома? Можно ее увидеть? – И снова попробовали мимо Новикова проникнуть в квартиру.
– Нет, ребята, – ответил Олег, становясь рядом с Новиковым. – Нету ее. С утра умелась. А куда – она не докладывает…
Гости растерялись еще больше, стали переглядываться, молодой зачем-то полез в карман, потом, словно спохватившись, вытащил руку.
– Она какая из себя? Высокая, лет двадцати семи, красивая светлая шатенка, правильно? – спросил старший.
– Правильно, правильно, только нету ее, я же вам сказал. Может, что передать?
– Нет, спасибо, не надо. Мы лучше позже зайдем…
– А куда позже, первый час, – показал часы Новиков. – Она уже где-то в другом месте ночует, – и усмехнулся соответственно. – Если завтра только, после работы…
– А где она работает?
– А кто ж ее знает? Мы с ней и не разговариваем почти… Так, поздороваемся, если на кухне встретимся, и все. По науке где-то трудится. А может, вовсе и не по науке, может, официанткой в «Национале»… Дома редко ночует. Ладно, ребята, если у вас все – привет. А то дела стоят… – Левашов показал карты и подмигнул.
Новиков развел руками и невежливо захлопнул дверь.
Секунду или больше друзья смотрели друг на друга.
– Ходят… хрен их носит… – громко и зло сказал Новиков, в надежде, что за дверью его услышат. – То грузины, теперь еще эти… – и медленно, разборчиво выругался.
– А тебе что? Пошли они все, – Левашов взял его за рукав и потянул в комнату.
– С кем вы там зацепились? – начал Шульгин, но, увидев лицо Новикова, замолчал.
Левашов повернул регулятор громкости магнитофона, резко прибавил звук, перенес одну из колонок на подоконник и прислонил диффузором к стеклу. Вторую направил в сторону двери, стол же оказался как раз между ними. Эти меры безопасности, широко освещенные в художественной литературе, вполне могли оказаться и ненужными, или бесполезными, но ничего другого в голову им не пришло. А даже ненадежные предосторожности все равно лучше никаких.
Шульгин, с интересом наблюдая за манипуляциями Левашова, ждал продолжения.
Новиков взял у него из рук сигарету, несколько раз глубоко затянулся.
– Беня, – сказал он тихо, возвращая сигарету, – Беня, мине сдается, что у нас горит сажа…
Он говорил это, а думал сразу о многих вещах одновременно. О том, например, что особенно и не удивлен, сказал же он когда-то Ирине, что «наверху» могут не одобрить ее поведения. И о том, что судьба, или рок, или предназначение, или нечто их заменяющее наверняка существует, иначе отчего же именно сегодня – не раньше и не позже! – он оказался здесь? И как раз в этой компании, которая единственно и подходит для всего, что теперь предстоит. И что нужно все объяснить ребятам, причем так, чтобы «гости», даже если и слышат их сейчас, ничего не поняли и не заподозрили. И как вообще использовать те несколько часов, которые есть еще в их распоряжении?..
Он повернулся к Левашову и сказал:
– Твоя сдача, так и раздавай… – И пока Олег бросал карты, словно между прочим обратился к Шульгину: – Что-то я давно ничего интересного не читал. То ли дело раньше книжки попадались… Помнишь, про философа греческого…
Шульгин кивнул.
– Вариант «Никомед», что ли?
– Вот-вот. «Одиссей покидает Итаку».
Новиков имел в виду бесконечный авантюрный роман, который он писал в студенческие годы, единственными благодарными читателями которого как раз и были Левашов и Шульгин. Роман, возможно, и не отличался особыми художественными достоинствами, но был переполнен самыми невероятными приключениями, погонями, побегами и преследованиями, большая часть которых происходила в городе, сильно напоминающем Москву. Герои тоже походили на автора и его читателей, да вдобавок каждое сюжетное хитросплетение, маршруты головоломных погонь друзьями подробно разбирались и обсуждались на предмет их правдоподобия и практической исполнимости, порой даже проигрывались на местности, если возникали сомнения. Роман этот служил им неплохим развлечением. И теперь Андрею достаточно было назвать соответствующую главу или ситуацию, остальное в пояснениях не нуждалось.
Само же название романа и его глав проистекало из тогдашнего увлечения друзей античной историей и философией.
Левашов закончил сдавать, и Новиков как ни в чем не бывало взял со стола свои карты, развернул их привычным веером.
– Раз собрались, так надо играть. Вот… – Он выбросил на стол бубновую даму. – С ней все понятно? Как следует из правил, дама бьется, своя и чужая… – и положил рядом с ней короля и валета, со значением показав их друзьям.
– Тут ничего не поделаешь, правила. И выход, я понимаю, один…
– Если правила не устраивают, их надо менять, так? – лениво поинтересовался Шульгин, хотя в глазах у него уже посверкивали искры разгорающегося азарта.
– Иногда за это бьют подсвечниками… – вставил Левашов.
– Трус в карты не играет. Поэтому главный вопрос – на что именно эти правила стоит поменять?
– Лично мне всегда импонировали шахматы, – сказал Новиков. – Возвышенная, спокойная игра, все чинно, благородно… Особенно одна штука. Гамбит называется.
Левашов усмехнулся, встал из-за стола, словно в сомнении, выглянул в прихожую, потом вернулся.
– Это изящно. И может сработать. Но пульку надо закончить до утра. Завтра некогда будет. У меня по программе пикничок намечается. Натурально – на обочине. На правой. Не доезжая известной дачи. Так что желающих приглашаю поучаствовать… – Левашов тоже увлекся импровизацией, стараясь говорить так, чтобы друзьям все было ясно, а для любого постороннего слова звучали вполне обыденно.
– Обязательно, – кивнул Шульгин. – Женщины за нами, техника ваша…
– Тогда я лучше прямо сейчас домой пойду. Потом доиграем. Спать хочется… – сказал Новиков. Вытащил из кармана ключ от своей квартиры и протянул Левашову. Отдал и показал три пальца. Левашов глянул на часы и кивнул. Потом взял со стола пачку сигарет. Покачал ее на ладони.
– Не зря я всю жизнь не любил курящих женщин. Вечно с ними через это всякая мура происходит…
Новиков понял, что он имеет в виду универсальный блок Ирины, в виде портсигара, который так и остался у Левашова после той февральской ночи. И что Олег считает, будто по этому блоку, очевидно, излучающему какой-то сигнал, пришельцы и вышли на квартиру именно Левашова. Действительно, ничего другого придумать было нельзя. И, поняв это, Новиков обрадовался. Значит, логика пришельцев хотя бы в первом приближении поддается анализу. И еще – их технический уровень, судя по этому, отнюдь не сверхъестествен. Неважно, каков принцип, но эффект сопоставим с земными аналогами. Примитивная пеленгация. По-другому Ирину найти они не могут.
«Пока не могут», – уточнил он свою мысль. Не застав ее здесь, убедившись, что пеленгация подвела, они даже чисто человеческими способами за несколько дней могут пройти по всей цепочке ее биографии и выяснить все – и нынешнюю фамилию, и адрес. Так что времени практически нет. Дебют, миттельшпиль, эндшпиль – играть надо все сразу, и все в цейтноте.
– Если б та дама вовремя не бросила курить, было б еще хуже, – подал вдруг голос о чем-то своем задумавшийся Шульгин, не отрывая глаз от листа бумаги, на котором он уже несколько минут выписывал колонки двух– и трехзначных чисел.
– Тогда вообще говорить было бы не о чем… – пожал плечами Левашов.
– Хватит, ребята, – подвел черту Новиков. – Остановим сослагательное наклонение до спокойных времен. «Одиссею действительно пора покидать Итаку».
Это была условная фраза из его романа, после которой там начинались самые захватывающие события.
Андрей сунул в нагрудный карман пачку сигарет, похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли спички, и пошел к двери, считая, что все сказано. Но Шульгин не был бы сам собой, если бы и тут не ввернул одну из своих двусмысленностей.
