Лидия Раевская - Взрослые игрушки
— Тогда мне придётся тебя убить. — Грустно заметил Лёха, и протянул руку к моей шее.
— Я тебя задушу, и закопаю прям к Акакию Куприну. Будешь с ним вместе лежать, и колхозное поле удобрять.
— Суп из тушёнки будешь жрать? — Оттолкнула я Лёхину руку. — Чтоб ты просрался, турист ебучий.
— Буду. Буду, Лида. — Ласково потрепал меня по волосам Лёха, и толкнул меня в спину.
— Иди, кашеварь уже. Специй не жалей только, и никаких кореньев в супчик не клади, пока я на них не посмотрю. А то знаю я тебя, мартышка-озорница.
Светало. Гудение проводов над головой усилилось, со стороны водоёма тянуло гнилью и тухлой рыбой.
— Бабы, кто письку не подмыл перед походом, а? — Веселился Лёха, подходя к каждой из присутствующих женщин, и получая от каждой увесистый подсрачник. — Какие неряхи!
— Не нравится мне тут, Алексей. — Пожаловалась я Лёхе, бешено размешивая в кастрюле тушёнку. — Я домой хочу. Я ж на рыбалку хотела, да чтоб ухи пожрать…нахуй я вообще с вами попёрлась? У меня мужик дома грустный сидит, и собака скучает… И компания какая-то задротская. Бляди какие-то, девки невнятные, мужики-наркоманы…
— Не реви. — Лёха сел рядом, схватил ложку, и зачерпнул ей из кастрюли. — Никуда твой мужик не денется. И собака не сдохнет. Суп, правда, говно говном, но баба ты хорошая. Хочешь, могу тебя через час домой отправить? Витька в Москву собирается, тёлка там у него живёт. Могу тебя к нему в машину засунуть. Только, чур, тихо. А то вслед за тобой все бабы свалят. А чо в походе без баб делать? Особенно, если рыбалка пиздой накрылась.
— Домой хочу-у-у-у…
— Не реви, сказал же.
— Не реву.
— Эх, Лидка, вот ни хуя ты к жизни не приспособленная. Тебя в походы брать нельзя. Привыкла в Москве жить, в девятиэтажке блочной, с унитазом и мусоропроводом. И чтоб Макдональдсы на каждом углу, и прочая роскошь. Пиздуй к Витьку. И в следующий раз с нами не напрашивайся. Мартышка.
…Любите ли вы, друзья мои, походы? Любите ли вы ночёвки под открытым небом, и стаи комаров, норовящих обглодать ваше тело до скелета? Любите ли вы суп из тушёнки, и песни Цоя под гитару? Это хорошо.
А я люблю Макдональдс, мусоропровод и блочные девятиэтажки. Люблю унитазы, горячую воду и электричество.
И, если вы собираетесь в поход — меня не приглашайте.
Я ж и согласиться могу. Запросто.
Глава восемнадцатая
А всё-таки, хорошо быть бабой. Плюсов много: во-первых, почти любую страшную бабу можно нарядить и накрасить до состояния ебабельности, во-вторых, бабе гораздо легче устроиться в этой жизни, или, хотя бы, устроиться на приличную работу, и в-третьих, бабам намного проще дарить подарки. Им можно подарить духи «Красная Москва» и умные бабы всегда найдут им применение. Или в туалет поставят, вместо освежителя воздуха, или прыщ на носу прижигать будут. Можно им ещё подарить голубые тени для век. И оранжевую кондукторскую помаду. Умная баба не обидится. Она обрадуется. Ведь теперь этот суповой набор можно подарить завтра свекрови на юбилей. Можно ещё трусы-лифчики дарить. Правда, тут одно НО: такие подарки может делать только подружка. Ибо страшен гнев умной бабы, если её возлюбленный решил ей польстить, и подарил ей дорогущий лифчик третьего размера. И, чтобы его носить, нужно в подарок полкило ветоши напихать. Потому что велик безбожно. Но это всё хуйня, господа. Плюсов-то гораздо больше, как ни крути.
В общем, хорошо быть бабой. Очень хорошо.
* * *— Слушай, у тебя когда-нибудь был резиновый хуй?
Вопрос меня озадачил. У меня разные хуи бывали. Маленькие, кривенькие, большие, похожие на сатанинский гриб, и те, которые мне вообще не запомнились. В конце концов, я женщина симпатичная и темпераментная, и пенисов за свои полжизни насмотрелась. Но вот резиновых у меня не было. Хорошо это, или плохо — не знаю.
— У меня был лифчик с силиконом. Но проебался куда-то. Пользы от него не было, и стирать его неудобно. Зачем тебе резиновый хуй?
В телефонной трубке взвыли:
— Мне?! Мне?! Да мне этот хуй нахуй не впёрся, извините за каламбур! Ты помнишь, что послезавтра у Аньки днюха?
Нет. Я даже не помню, кто такая Анька. А уж зачем подозревать меня, всвязи с этим событием, в хранении резиновых хуёв — вообще не догадываюсь.
— Не помню. У какой Аньки?
— У какой… У Аньки-толстой, конечно!
Ах, у толстой… Так сразу бы и говорила. Аньку-толстую, конечно же, знаю. А кто в нашем районе не знает Аньку? Весёлую, вечно обкуренную и местами в сраку пьяную, сто-с-лишним-килограммовую Аньку-толстую?
Конечно, знаю. Только не спрашивайте, откуда. Не помню.
Вроде бы, знакомство наше началось с телефонного звонка. Мне. Часа в три ночи. Я подняла трубку, и сказала туда:
— Идитенахуй!
А в ответ я услышала хриплый бас:
— Знаешь, а меня выебали в жопу…
Трудно было подобрать достойный ответ, поэтому я надолго задумалась. И, конечно же, пошла по самому лёгкому пути:
— Ну и пидорас.
Ответила я, и положила трубку. А она зазвонила вновь.
— Выслушай меня… — Попросил бас, и сразу продолжил: — Я выпила. Я выпила водки. Повод был достойный, я сразу говорю. Витя Писюн в армию уходит, знаешь, да? Нет? Похуй. Уходит Писюн… Ушёл уже даже вчера. И, само собой, я выпила водки. А потом… Потом я уехала на лифте в никуда… В ночь. Навстречу к звёздам.
Я слушала. Я внимательно слушала. Я понятия не имела, кто со мной так откровенен, но я слушала. Я вообще, если что, люблю слушать всякую странную хуйню. Никогда не знаешь, когда полученная информация пригодится.
— Я вошла в лифт… — Дыхание в трубке стало прерывистым, и я поняла, что вся суть рассказа сводится к ебле. Вот прям чувствовала. — В лифт… И туда вошёл он!
И пауза вдруг такая повисла. На самом интересном месте.
— Джон Миллиметрон? — Типа подсказка такая.
— Нет. — В трубке огорчились. — Нет. Это был Костя. Ну, такой, знаешь… На Мэри Поппинс похож, только в очках.
Нет, не с моей фантазией представлять себе Костю, похожего на Мэри Поппинс, только в очках.
— Знаю. — Соврала. Соврала только для того, чтобы скорее дослушать чем там всё закончилось, и понять в конце, с кем я вообще разговариваю.
— Ну вот… — В трубке оживились. — Заходит Костя. И достаёт хуй. Я вот ещё подумала: «Зачем он его достал? Хуй какой-то вялый, ебать им невозможно… Наверное, он эгсби… Эсбигци… Нахуй. Извращенец, наверное, в общем». И не ошиблась. Костя повернулся ко мне спиной, и начал ссать в угол. Вернее, это Костя так думал. Что ссыт в угол. А на самом деле, ссал он мне на ногу. Понимаешь?
— Да.
— Это мерзко!
— Согласна. А что потом?
— А потом… — Снова дыхание в трубке прерывистое. — А потом он выебал меня в жопу. О, это такая боль, Юля!
Ну, вот. Всё встало на свои места.
— Подожди. — Сказала я трансвеститу, и вылезла из кровати. — Подожди, щас ты всё дорасскажешь Юле. Юле, которая заодно щас мне объяснит, с какого члена она даёт всяким опёздалам мой домашний номер. Подожди…
В соседней комнате спала Юлька. Неделю назад она снова навсегда ушла от мужа, и временно жила у меня в детской, на втором ярусе кровати.
— Ершова, — пихнула я Юльку, — тебе какой-то пидор звонит. Ты кому мой телефон дала?
— Я сплю. Пидоров нахуй. — Ответила Юлька, и сунула голову под подушку.
— Нет уж. Вставай, скотина. И объясни мне, кто такой Костя, похожий на Мэри Поппинс, кто такой Витя Писюн, и почему мне в три ночи звонят пидоры?
— Вот ты душная баба… — Простонала из-под одеяла Юлька, и протянула руку: — Дай мне трубку.
— Бери.
— Это кто? — Завопила в телефон Ершова. — Кто тут охуевший такой, а?
В трубке что-то ответили, и Юльке ответ не понравился.
— И что? Выкинь нахуй свой сраный определитель номера, и больше сюда не звони!
Пауза. Потом в трубке послышалось какое-то «бу-бу-бу, сукабля», и Юлька выключила телефон.
— Это Анька. — Ершова протянула мне трубку. — Анька-толстая. Баба она хорошая. Местами. Но в целом — дура што пиздец. Ты уж прости, я от тебя ей днём звонила. А у неё дома АОН стоит. В общем, не будет она тебе больше звонить. Иди спать.
Я, конечно, пошла. Только долго не могла уснуть. А когда уснула, мне снилась Мэри Поппинс, ссущая на ногу толстой Аньки, и наутро у меня разболелась жопа.
Вроде бы, где-то вот так я узнала об Анькином существовании. Потом я неоднократно с ней встречалась, каждый раз поражаясь тому, как многогранна и талантлива эта девушка.
Аня много пила. Аня много курила. Аня была латентной лесбиянкой и фетишисткой, а ещё Аня была крайне темпераментна и любила анальный секс. О чём всегда рассказывала всем, кто находился в радиусе ста метров от неё. Поэтому Аню знал весь район. Что связывает Аньку с моей подругой Юлей — я не знаю. И знать не хочу. Но Юлька всегда окружала себя выдающимися личностями.
