Англичанка г… - Андрей Готлибович Шопперт
— За дэлфином смотрат. В карта играют. Водка пьют. Мал мал молотся.
— Молятся. А чего мал мал? паломники же?
— Э. Я нэ знют. Они сами, я сами.
— Ясно, а женщины, тоже в карты играют? — Холоневский же рассказывал, сколько мороки с оформлением документов для женщин.
— Женщины мал играются, они цык-цык. Не заю слова, — турок показал непонятные движения руками.
— Алиса, чего он пальцами там тычет? — эта девица, которая по уровню подготовки десяток Мат Хари (или это не склоняется?) Мата Харей за пояс заткнёт, сидела рядом с каким-то журналом на русском языке и книгой на нерусском и бубнила чего-то, видимо стихи учила. Движение было похоже на нечто неприличное.
— Вяжут, Александр Сергеевич.
— Да, да. Они вяжут, — обрадовался переводчик.
— Фух. Я уже чёрте чего представил. А в карты на деньги играют? — вот почему-то поездка ко гробу Господню и карты не сочетались у Сашки в голове.
— На деньги, каспадина князя. Много прогрывать один купец в прошлый поездка. Много тысячи, тысячи и тысячи, — осуждающе ткнул пальцем в небо турок.
Сашка посмотрел, там кружили чайки или альбатросы, проходили мимо какого-то очередного острова, коих в Эгейском море, как блох на Барбоске. Осуждающего старца с белой бородой Сашка не заметил.
Да, русские люди любят сбежать за границу, чтобы деньги проиграть. Вспомнилось предисловие к книге «Игрок», одного маститого писателя. Если коротко, то звучало это так. Одному нашему соотечественнику поставили четыре памятника в Германии — в память о его отчаянной игре. Речь о Федоре Достоевском. (Нету у них в Фатерлянде отчеств. Темнота.) Он часто жил на разных немецких курортах и играл там в казино вместо того, чтобы лечебные ванны принимать. В Висбадене, вроде бы, он проиграл все деньги, из-за этого взял ссуду в издательстве, опять её проиграл, и был вынужден в кратчайшие сроки дописать роман «Игрок», под который и взял ссуду. В знак уважения казино назвало один зал в честь великого писателя. А в XX веке в городе появился бюст Достоевского.
Ссука. Нет бы поставили за книгу. Так за азарт. Да, поневоле вспомнишь песенку: «Тургенев если написал „Му-му“, то памятник Толстому почему»?
— Алиса, а ты чего турецкий не учишь?
— Учу. Я турецкую книгу читаю. Он не турок. У него акцент.
— А ты откуда знаешь?
— Чувствую.
Переводчик уже ушёл. Да и бог с ним. Главное, что он знает Яффу и Иерусалим.
Прибыли в Яффу поздно вечером, почти ночью и естественно никто их на пирс не пустил, там горели еле видимые отсюда несколько масляных фонарей, которые напомнили Сашке, но нужно расширять бизнес с уличными фонарями, до электричества ещё десятки лет, нужно успеть набить карман. Потом спрос на светильный спирт резко упадёт. Ну, теперь это уже после войнушки. Если всё удастся, и он качественно ограбит Англию, то может и не надо будет такой мелочёвкой заниматься. Можно будет без помощи Франции замахнуться на Транссиб.
Глава 11
Событие двадцать третье
Мне почудился скрип отворявшейся двери, потом легкий треск переломанного сучка.
Тургенев И. С., Первая любовь
До полуночи примерно спал Сашка сном младенца… А как спят младенцы? Они вечно просыпаются среди ночи и орут. А ещё они обязательно наделают под себя. И во всём этом спят. Так что, ну, его. До полуночи спал Сашка сном немладенца. За день намаялся. У парохода чего-то там сломалось и шли под парусами какое-то время. Ну и Кох не утерпел, спустился в трюм и стал помогать — мешать кочегарам и механику ремонтировать агрегат. Насчёт помощи хрен его знает, тут подержать, там кувалдой садануть, тама не суйся, а вот извозился в саже, обжёгся и устал, как настоящий кочегар. А всё любопытство, не, ну и интересно же посмотреть, как паровая машина устроена. Блин, такой огромный монстр прожорливый и всего двести пятьдесят лошадиных сил. Сашки прикинул расход угля, скорость, и мысленно себе спасибо сказал, что решил пиратствовать на парусных фрегатах. Без дозаправки от Сан-Франциско даже до Ванкувера не добраться, не то, что до Сингапура. Ну, чёрт с ним, с полными трюмами до Ванкувера, а там что загрузят и спасибо скажут. Нет, там пушками встретят. Так что, для Дальнего Востока времена пара ещё не наступили.
— Александр Сергеевич, вставайте, — Алиса в джинсах и рубашке навыпуск трясла его за плечо.
— Ты это брось, дочка, иди спать, — навыдумывал всякую хрень Кох, ну замечал, какими глазами на него обожающими девица смотрит.
— Вашество, там две лодки полные людей к кораблю пристали, — склонилась к нему полиглотка и жарким шёпотом ухо обожгла.
— Вона чё? — Сашка мигом вынырнул из немладенческого сна.
Сон-то прошёл мигом, а вот голова отключилась. За двадцать лет пребывания в этом теле Виктор Германович практически от всех болячек излечился. Ходил нормально, обе руки вполне его слушались, можно даже сказать, что атлетом стал. Ежедневные пробежки и тренировки на снарядах своё дело сделали. Может не Андрианов, но и кубики есть и мышыцы, где надо. Только две проблемы остались. Он по-прежнему в минуты волнения ничего не мог с собой поделать, голову заполнял чёрный туман и нужно было закрыть глаза и баранов считать. Когда десятка хватало, а когда и пятидесятый баран не помогал. Сейчас после двадцати мозги прочистились. Ну и никакие тренировки из него Алана Делона не сделали. Так Джеки Чаном и остался.
— Что за лодки…
— Тихо, Вашество, они на незнакомом мне языке говорят, уже поднимаются. Али им лестницу скинул, — приложила палец к губам Алиса.
Кох снова зажмурился, нет, с мозгом нормально всё. Соображал, прикидывая расположение кают, чего делать, куда бежать. Он жил в отдельной довольно большой каюте на корме. Ют вроде называется. Здесь же рядом были ещё три каюты. В одной жила Алиса, во второй «юрист», он же польско-русский граф Пётр Игнатьевич Холоневский, а в третьей капитан корабля Николай Павлович Спицын. А вот каюты для остальных пассажиров располагались в трюме и на баке, то есть, на носу. Кто бы ни были эти незваные гости, нужно на всякий случай подстраховаться и разбудить калмыков, решил Сашка после чего дёрнул Алису на кровать.
— Сиди тут, и не вздумай
