Ошибка комиссара - Евгений Васильевич Шалашов
— Вольдемар, имейте совесть, — глухо пробурчал из-под одеяла мой товарищ по учёбе Славка Аникин. — Ещё, понимаете ли, одна заря сменить другую не спешит, дав ночи ни хрена.
Славка был в своём амплуа даже спросонок. Однако, на нашего раннего гостя (или сказать наоборот — хозяина) Славкин пассаж не подействовал. Было видно, что он ускользнул поутру от материнского пригляда и теперь был намерен использовать такую удачу по полной форме. Да если честно, было уже не так и рано — девять часов. Всё равно пора вставать. У нас с утра запланирован поход на Дворцовую площадь.
Вовка (или Вольдемар, это уж кому как угодно), между тем, времени зря не терял и сразу начал с главного:
— А что, ребята, дайте — ка мне рублик в счёт оплаты за апартаменты. Я тут встретил замечательного человека, тоже капитана дальнего плавания, и мы планируем отдаться воспоминаниям в географической библиотеке.
Дело принимало невыгодный для нас оборот. За рублик, о котором Вовка всё равно проболтается мамке, Тамара Владимировна нас по головке не погладит. Отказ же приведёт к тому, что капитан будет таскаться за нами повсюду, а если мы вдруг сбежим от него, может и нестандартно отомстить. По-доброму так. Рассказывали, что однажды он нацепил поверх своего прикида милицейский китель кого-то из своих квартирантов, даром что тот ему был несколько тесноват, и отправился прямиком в ближайшее РУВД получать задание на проведение некоей специальной операции. Может, конечно, это совсем и неправда, а лишь один из теоретически просчитанных каким-то нашим предшественником рисков, но его реализации нам вовсе не хотелось. А ключ от нашей комнатёнки у «капитана» вполне мог быть.
Дело решилось по-другому. Хлопоты и треволнения поступления в ВУЗ были уже позади. Вчера мы в торжественной обстановке получили новенькие зачётки, на которых ещё муха не сидела, и благополучно купили билеты домой, отстояв длинные кривые очереди в воинских кассах у Казанского собора. Впереди три дня установочных лекций и всяких разных напутствий, а потом — вперёд по домам грызть гранит науки и готовиться к межсессионным сборам. До ближайших лекций имелось ещё два часа, и мы планировали успеть позавтракать какой-нибудь булочкой со стаканом кофе, а ещё забежать на Дворцовую площадь. Там под аркой с о стороны Невского располагался междугородный переговорный пункт.
Мы быстренько собрались и увлекли Вольдемара с собой, пообещав, что будет гораздо интересней, чем просто рублик. Для начала отпугнули второго географа — исследователя, поджидавшего коллегу у подъезда и вознамерившегося следовать за нами. Капитану объяснили — нельзя, секретная операция. Вольдемар всё понял сразу и нацепил невесть откуда взявшиеся чёрные очки.
Пришлось сделать небольшой крюк до площади Мира.В переулке за станцией метро быстро обнаружился искомый объект — синяя палатка. Здесь мы купили капитану кружку пива и дали мелочи ещё на одну, прикинув, что с этим капиталом вступить в тайный сговор «на троих» у него не получится. В дополнение к этому Славка объяснил нашему компаньону, что в интересах конспирации мы сейчас должны расстаться, а ему необходимо после выполнения задания по поглощению пива переместиться домой и ждать сигнала.
Какого сигнала ждать, Славка сказать не успел, но Вольдемару этого, похоже, и не требовалось.
— Надо бы Тамаре Владимировне позвонить, сказать, где он. Лучше уж от нас пусть узнает, чем потом от него самого.
Славка перешёл к реалиям жизни, когда мы оказались довольно далеко от палатки.
В коммуналке, где жила наша хозяйка, телефон был, но звонок туда превращался в настоящую викторину. Если попал удачно, и трубку взяла она сама — всё хорошо. Если же на звонок подойдёт кто-то из соседей, значит сначала придётся выслушать много интересного из питерского коммунального быта, а нужного человека, распалившись, могут так и не позвать. Но зато на следующий день хозяйка придёт к нам сама и устроит выволочку из-за того, что звонить она разрешала только в самых крайних случаях. Был ли сегодняшний таковым, ещё не известно.
Решили не звонить.
Собственно, на переговорный я шёл с друзьями исключительно за компанию. Звонить мне было некому, не бабе же Кате, моей «свахе», на вахту общежития. А вот у моих друзей, пребывающих в возрасте постарше, были и семьи, и какое-никакое жильё, и даже телефоны у соседей. Пока друзья меняли свои денежки на горсть «пятнашек», я искал кабинки, на которых в числе прочих городов был указан и Череповец, и занимал очередь. Славка заходил в кабинку, отпускал одну монетку и трепетно ждал ответа. Потом быстро выстреливал:
— Анна—Иванна—здрасьте—позовите—пожалуйста—Полину.
И клал трубку — деньги экономил. Теперь надо было две минутки, которые требовались, чтобы Анна Ивановна сходила этажом выше и позвала Полину, изображать несуществующий разговор. Иначе вынесут из кабинки. Стоять там так просто и ни с кем не разговаривать — это циничное надругательство над чувствами других очередников. Славка «разговаривал» талантливо: кричал, возмущался, махал руками и вообще был весь в образе. Мы прикрывали «тылы», защищая его от прямого контакта с другими претендентами на разговор. Через две минуты он снова набирал номер и уже говорил «по-взаправдашнему», а нам можно было и в сторонку отойти, чтобы не становиться невольными свидетелями таинства телефонного единения любящих душ.
На переговорный этот мы обычно ходили мимо «Зелёной аптеки» — здания зелёного цвета с винным магазином на первом этаже, в котором среди прочих благ спиртное продавалось на разлив. Это не была банальная распивочная, а хуже того — «рыгаловка» (да простят меня «чуйствительные» граждане). Заведение было вполне приличным, куда не гнушались после окончания рабочего дня заглянуть даже штабные «каперанги», во множестве обитавшие в округе, и другие достойные люди.
Вот у них-то ещё в той жизни я и подсмотрел однажды занятную штуку. Подходит, допустим, офицер к прилавку и делает заказ: «сто на сто и конфетку». Аналогично поступают и его коллеги. Аккуратная продавщица в белом кокошнике ставит на стойку блистающие чистотой тонкостенные стаканы по числу заказчиков и градуированной мензуркой виртуозно, можно засмотреться, наполняет их коньяком на сто грамм каждый, потом дополняет эту красоту шампанским. Содержимое стаканов фырчит и