Тень империи - Vells
Ну и в третьих если приложить к вышесказанному, события вокруг его дочери, а также то, что он был осведомлен о моих делах и начинаниях, то можно было уже делать определённые выводы.
Утерев лицо руками, я взял со стола в руки бутылку новой серии вина, которая была запущена на моём заводе, уже, когда я был на краю империи, смотря на красочную этикетку, после чего налил полный бокал.
Пригубив красное вино с ярко выраженным мускатным вкусом, я вновь уставился в тёмное окно, слушая, как барабанят капли дождя по откосу.
В верхних кругах Петербурга затевалась новая игра, это уже было и так понятно. И теперь в эти игры решили втянуть и меня.
Если поразмыслить над всеми производными получалось следующее. Я был нужен Роману Алексеевичу. В противном случае не затевалась бы такая шумиха, да с кем? С простолюдином. Меня можно было, если им так хотелось, отблагодарить за закрытыми дверями кабинета Романина. Дать денег, бумагу о присвоении звания, и отправить восвояси, служить дальше.
Но нет. Я должен быть на званом вечере среди высшего общества, и тут было, как мне казалось несколько причин.
Я уже понимал, что наёмные убийцы были наняты отнюдь не османами, а явными противниками Романина внутри империи. Вопрос был только, кто за ними стоял. Просто личные недруги, или некая политическая сила страны.
Отсюда и вытекали многие кулуарные телодвижения отца Александры, как явно показательные, так и скрыто дипломатические сигналы.
Во-первых, званый вечер, на котором будет собран некий свет империи. Это событие явно должно показать, что Александра не просто жива, но и в полном порядке, как врагам, так и союзникам, и может даже тем, кто ещё не определился.
Во-вторых, объявление о создании подконтрольной военной силы Романину. Явный скрытый намёк на то, что теперь он куда более опасен, чем раньше, и показатель его укрепляющейся силы в империи на военном поприще, да в придачу в условиях начавшейся войны.
И вот тут можно было бы подвести итог, но тонкая политическая игра только начиналась, и для неё как мне казалось, и нужен был я.
Я был осуждён и сослан на границы империи, об этом не могли ни трещать в закоулках высшего общества. Уж больно рьяно пытались некоторые раздуть это дело. Получается, тогда у Романа Алексеевича есть должные права, чтобы осуждённого и сосланного вернуть в Петербург, и выхлопотать ему новое воинское звание. Это тоже показатель силы внутри высшего общества.
Но и это как я думал было не всё. Он прекрасно как я думал, знал о моих делах в Петербурге, в принципе, как и многие аристократы среднего звена.
Объявление меня своим лейтенантом, в глаз многих сделает мою персону его союзником, что также может быть на руку Романину в его политических играх. Воротилы аристократического мира это конечно хорошо, но они стоят на более мелких аристократических сословиях, которые тоже надо учитывать в играх за власть.
Да и может я себе надумывал уже, но не брать в учёт мои былые заслуги, и связь с силовым блоком империи, который и смог в том году выбить мне помолвку с княжной пусть и опального, но весьма знатного рода, было нельзя, хотя бы на уровне мыслей.
Ведь если вдуматься, через такой ход, можно было наладить связи с дружественными мне военными чинами, которые и составляли частично силовой блок страны, в который решил влиться князь имперской крови.
В дверь постучали, выводя меня из моих размышлений, и когда я произнес, что можно войти, то дверь тут же отворилась, и в ней возник Эдуард Семёнович.
— Григорий Александрович! — с порога чуть не выкрикнул пожилой граф, поспешно закрывая за собой дверь, — Как я рад вас лицезреть в добром здравии. — Быстро подошёл он к моему столу, и когда я встал из кресла, заключил меня в крепкие объятия. — Мне надо вам столько рассказать Григорий, — Отстранился он от меня.
— Верю, Эдуард Семёнович, — улыбнулся я аристократу. — И я обязательно выслушаю вас. Но сперва хочу спросить. Если у вас на примете толковые опальные инженеры?
Дом Романиных.
Александра наблюдала с лестницы второго этажа как закрылась за Григорием входная дверь, после чего она вновь вернулась в кабинет к отцу, где застала его смотрящим на жарко горящие дрова в камине.
— Теперь всё в прошлом, — повернул лицо на свою дочь белокурый мужчина, отрываясь от созерцания огня. — Настрадалась ты у меня. В Петербурге ты в безопасности. Олег Васильевич позаботится о твоей охране. Я также позабочусь, чтобы тебя больше не включали ни в какие делегации.
— Спасибо отец, — прошла по комнате Александра и села в большое кресло у камина стоящее напротив хозяина дома. — Что ты думаешь по поводу Григория? И что о нём удалось выяснить?
Князь слегка улыбнулся, смотря на свою дочь, и произнёс:
— Он идеальный кандидат в наш полк, и даже больше. Он зарекомендовал себя ещё при Петербургском восстании, как очень сильный солдат и опытный военный. А таких нам очень трудно будет заполучить в нашем то положении. Или ты хочешь услышать, что я думаю лично о нём? — Вопросительно поднял он одну бровь.
— Я хочу услышать все, что ты можешь сказать, и что известно о нем. — Чуть не предалась смущению Александра, но вовремя как она думала, взяла себя в руки.
Князь, протянув руку к бокалу наполненным вином, и взяв его, указал им на бутылку.
— Это его вино. Делается на его заводе, на окраине Петербурга. Попробуй. Оно действительно изумительно на вкус. А по поводу Григория, — отпил мужчина из бокала, смотря, как наполняет свой бокал его дочь. — Он молод, силён, весьма харизматичен, и как я понимаю, очень умён. Его единственный минус, он бастард. Но при всём при этом, как стало мне известно, он обладатель фабрик, заводов, и даже банка, а ещё и недавно заработавшего издательства.
Правда, по бумагам все дела ведут другие люди. Их двое. Граф Рощинский Эдуард Семёнович, который совсем недавно был на грани нищеты, и считался образно в опале, а теперь те, кто его разорил и был причастен к трагическим событиям его семьи сами на грани нищеты. И Мила Валентиновна Бурнова простая горожанка, о которой вообще до прошлого года ничего не было слышно, а сейчас она вскоре станет одной из богатейших людей Петербурга, которые не имеют аристократического титула.
— Мила? — Протянула Александра, вспомнив черноволосую женщину, которая и привезла их сюда, и которая так трепетно вела
