Лёд Апокалипсиса - Тимофей Кулабухов
Бывшие полицейские отвечали неохотно, переглядывались. Сказали только, что им нужны лекарства, одеяла, одежда, ну и еда (еда нынче всем нужна). На остальные вопросы отмолчались.
Ладно. Дипломатия получилась скомканной, я кинул, чтобы не держали зла, но и не вздумали шутить, потому что у меня с чувством юмора беда. Спросил напоследок, есть ли у них рация. Не ответили.
— Считаю контакт установленным! Держитесь тут, салаги!
Не поворачиваясь к новым знакомым спиной, вывалился на улицу. Как говорится в анекдоте — дорогой, мы поженимся? Созвонимся!
Ветра нет, небо потемнело. Всё ещё не поворачиваюсь спиной к этому гигантскому снежному замку, бочком бреду в направлении запада, ориентируюсь по навигатору.
Чего это я вспылил? Мог бы пообщаться, чаю попить. Глупо поступил. Ладно, пленника пристроил, Теплоцентраль увидел, точку на карте поставил.
Поднялся на пригорок. Сколько тут народу? Здание возле котельной вроде большого грязного склада. Там полсотни вместе с барахлом без проблем укроются. Жилые дома. Допустим, ещё пара сотен. Вроде мирные, уживаются с гопниками, отдали им в качестве дани часть мазута. Вручную построили стену. Как в сериале, от «одичалых» — из снега и льда. Если подумать, гопники и есть одичалые, даже хуже. Внутри вторая линия обороны, высоченная наблюдательная вышка и бронированные чем попало угловые башни. Кто-то тут знатно учился фортификации или просто любил замки. Такой условный островок цивилизации.
Вокруг Теплоцентрали (не знаю, что в точности это слово значит, котельная не такая уж «централь», скорее всего название очень условное) несколько дышащих дымом суперсугробов, значит — окопались частные дома и люди в них живы. Через километр набрел на одинокое высокое строение, перелез через забор, не стал откапывать дверь, зашел с внутренней стороны, глухим звоном выбил окно. Надо погреться и прийти в себя.
Какой-то спортивный комплекс. Что-то про футбол. Наверное. Уже слегка разграбленный. Поднялся на верхний этаж, походил, осмотрелся. Вид из панорамных окон тоскливый. Мёртвая белая степь. Нашел и оторвал раковину, устроился в глубине зала, где видна дорога, разбил несколько стульев, использовал шторы как розжиг, зажёг костёр, открыл в поворотно-откидной окна чтобы дым выдувался. Из своего опыта я знал, что костёр заполоняет дымом объем квартиры за минуту, такое помещение тоже задымит, но внизу будет спокойный воздух для дыхания, погреюсь.
Время — четыре. Вышел на связь, доложил, что двигаю домой. Сообщение принял копатель Костян, я с ним наименее знаком. Желудок от холода и нагрузок воет волком. Руки трусятся. Надо начать в рейды брать «сухпай». Нашёл чей-то кубок за второе место по вольной борьбе, погрел на нем воды, заварил чай послаще из содержимого рюкзака. Немного согрелся. Сгрёб с подоконника снег, затушил костёр.
Раньше, чем решил выдвигаться — отчетливо услышал звон разбитого стекла на нижних этажах.
«Может, это перепады температур?» — попытался обмануть меня внутренний голос, шепча что я же следил за окрестностями, не было никого.
Хрена лысого, оборвал собственную мысль. Самообман — это покрывало для покойника. Кто-то в здании и от этого кого-то не жди добра. Надо валить или принимать бой.
Что я выберу? Распахнул окно, в лицо ударила волна холодного воздуха. Высота до сугроба метров шесть. Перевалился, сел, свесил ноги, приобнял топор лезвием «от себя». Естество сжалось, высоту я не боялся, но и не жаловал. Перестал думать, наклонился, оттолкнулся, стопы вместе, группируюсь в полёте.
Сугроб, даже с учётом плотного наста/верхнего слоя, принял меня хорошо, мягко. Только воткнулся как гвоздь, почти по плечи. Яростно выбрался, помогая топором, заспешил вглубь двора.
Кто меня преследует? Выслали ищеек из Теплоцентрали? Гопники? Или другие охотники и мародёры? Выяснять желания не было. Двигаем.
Перепрыгнул через забор, который торчал в этом месте всего на полметра, заспешил навстречу вьюге через огромное поле. Через минуту оглядываюсь. Погоня. Трое. До слуха донесся отчетливый звук ружейного выстрела. Вот и ответ насколько это «друззя».
Бегом. Кручу педали пока не дали. Через минуту снова стреляют. Шуршание разрезает воздух над головой. Бояться некогда. Вьюга не переставала, ноги вязнут по колено. Слежу за дыханием. Бегу, бегу, бегу. Однако, жить-то хочется. Поле дает небольшой наклон вниз. Глазам открылась бело-голубая поверхность пруда или озерца. Дьявол, не настолько я уверен в своих берцах. Поверхность замерзла, не провалюсь, но скользко, упаду, потеряю темп. Пристрелят как утку.
Беру левее. Снег словно сжалился надо мной, стал плотным и очищенным. Резко ускоряюсь. Пот стекал под комбезом. Ах ты ж убитый енот. Карась саблезубый! Струя бобровья! Впереди неровности сугробов. Беру левее от водоёма. По идее это ближе к городу, к центру. Топчу вперёд. Уже начинает темнеть и сказывается усталость. Впереди низина, за ней подъем и виднеются дома — целая стена из двенадцатиэтажек. Бегу, помогаю себе топором. Под ногами хрустит звонкий лёд. Ручей. Цепляюсь за хвостики камыша, вверх, по сугробу, снег пушистый, мягкий. Некогда ныть. Барахтаюсь, цепляюсь, двигаю вперёд. Местами снег плотнее, уже легче. До ряда домов какие-то двести метров, и я выжимаю все силы, чтобы преодолеть их побыстрее.
Оборачиваюсь. На мгновение мелькнула надежда что преследователи отстали или махнули рукой. Но они пугающе близко, перебираются через нитку ручейка.
Твою мать! Так. Что делать, когда физическая сила не помогает? Использовать интеллект.
Бегу к дому. Окно, первое попавшееся. Закрываю лицо левой, правой машу топором, высаживаю окно. Часть стекол намеренно оставляю, вдруг преследователи порежутся. Прохожу по краю окна, вваливаюсь в квартиру, опираясь на топор как на костыль. Осматриваться некогда. Нахожу входную дверь, открываю английский замок (повезло что не на ключе, так-то не любая дверь открывается так запросто даже изнутри). Теперь по лестнице наверх. Девять этажей. Целых девять. Берегу дыхание. Наверху дверь выхода на крышу (хорошо, что не люк без лестницы). Вышибаю с пинка, отрываю клочьями крепление китайского навесного замка. Вываливаюсь на снег, большая часть поверхности неравномерно занесена. Выход на крышу отдельная кубическая будка. Смотрю на неё. Подходит. Отбегаю, продавливая отчетливые следы, делаю большую петлю следов, возвращаюсь к этой будке другим путём. Из-за сугробов залезть наверх реально, что и проделываю. Очутившись, наверху — грею руки, свернувшись клубочком. Холодно. Проверяю вальтер, обойма полная (в сталинке дозарядил) шестнадцать зарядов, досылаю патрон, согреваю в кармане, прижимаю к телу. Сейчас, если немецкий пистоль подведёт, остается план «Б» — сигать с крыши (так себе идея). Если вообще добегу до края.
Секунды тянутся бесконечно долго. Сердце успокоилось. Ныла шея, болела голова, глаза слезились от ветра. Погоня дойдёт до окна. Потом — выйдут в подъезд. Могут ломануться вниз, хотя оставил для них отчетливые следы из снега.
Тепло распределялось, дыхание выровнялось, руки горят огнем. Вслушиваюсь. Идут, родненькие. Запыхались. Вообще я мог бы пройти по крыше до другого подъезда, ввалится, спустится, проникнуть в квартиру или выйти по другую сторону здания. Значит им стоит спешить. Пусть их сердца бьются, дыхание неровное, чтобы глаза навыкат и деградированному мозгу не хватало питания.
Держу пистолет двумя руками. Предохранитель на «огонь». Лежу, спрятавшись от глаз, надеюсь, что меня не видно. Товарищи, я сейчас сдохну от переживаний. Почему не учился стрелять, не ходил в тир, не попал в кружок по дзюдо, не тренировался? Почему я не пошёл в восемнадцать в спецназ? Сейчас бы этих окатышей как капусту шинковал. Наша армия таких рэмбо выпекает как пирожки, а я лошара гражданская. Почему именно я? За что это всё? Скрип двери, резкий пинок. Они вываливаются сразу все трое, с искаженными лицами, молча, шарят глазами, почти
