100 лет тому назад - Андрей Коткин
- Ого! А ничего у тебя петушок от настойки то голосует! Подойди ко мне.
С готовностью подошел. Женщина обхватила мой агрегат рукой и лизнула его, словно это леденец какой был.
- Надо торопиться, - сказала она, как следует мне его обслюнявив, - сейчас и другие сюда набегут. Ну-ка, вставь мне его. – И она соскочила со скамейки, и, опершись руками о стену, бесстыдно выклянчила мне свой зад.
«Ну, вот, и в этой жизни я причастился!! – Скользнула мысль, в тот момент, как мой член полностью погрузился в нежную женскую плоть.
А дальше все как обычно: ритмичные движения тел, пот стекающий по лицу и спине, накатывающие волны сладости. К чести своей могу утверждать, что я не разрядился на первых же аккордах, как это бывает частенько у молодых, а вполне достойно отыграл мелодию целиком.
Мы уже окатывались теплой водичкой, смывая с себя любовный пот, когда в баню завалила следующая пара.
- Ого! Быстро вы тут! – Возгласил Василий Усков, тот самый парень, который чуть больше часа назад позвал нас на посвящение. Девица, пришедшая с ним, только жеманно хихикала, искоса поглядывая в моем направлении. «А ничего так, девица»! – Скользнула мысль, и я, заметив, что вновь начинаю возбуждаться, выплеснул на себя ковшик холодной воды.
Идти в избу после свершившегося в бане было лениво, и мы, аки два голубка простояли, обнявшись, во дворе.
Домой с гулянки я вернулся относительно рано, на небе даже звезды еще не успели толком высыпать. А просто какая-то внезапная тоска подступила. Впрочем, возможно, что тут просто чистая физиология постаралась. Еще старики римляне заметили: «после совокупления каждый зверь печален». Не знаю, как это на классической латыни звучит, но по-русски и в самом деле как-то печально выходит.
Наутро, сразу после завтрака, ко мне Семен Ширяев прискакал.
- Сашка, ты чего вчера так рано ушел? – Громко, с пылающим в глазах энтузиазмом, задал он вопрос, едва мы одни, без посторонних ушей, остались. – После твоего ухода еще столько интересного было. Девки срамные частушки пели, потом сестры Шабалины голышом перед парнями танцевали.
- Что, совсем голышом? – Не то, чтобы так уж интересно мне было, с Маланьей и Антониной Шабалиными я и не знаком толком был, так, встречными курсами проходили по деревне, просто как-то дико про то слышать было. Как они тут дальше жить будут, если всем парням разом показались.
- Ну, не совсем, в нижних юбках остались. – Смутился от уточнений мой товарищ.
- А-а, ну, так можно, – степенно и рассудительно заключил я.
- А еще старшие всех молодых парней, которых в этом году впервые на посиделки позвали, коровками объявили и молодых девок на скорость их доить заставили.
- Это как это? – Недопонял я.
- Ну, штаны ниже колен спустили и на четвереньки поставили. Я так по комнате, на коленках, ходил, а Анютка Тюпина с Малашкой на пару меня за елду теребили, чтобы типа молочко получить. Малашка то еще ничего, а Тюпина своими когтями так вцепилась.... Из-за ее когтей наша команда на последнем третьем месте оказалась. Зато исхохотались все.
- Кхе-кхе, - даже закашлялся я на такой бесхитростный рассказ. - Ну, я думаю, что на бабий взгляд, такой твой проигрыш - это совсем даже не плохо.
М-да уж! В самом деле, весело у них было. Даже пожалел немного, что с этого праздника жизни так рано удалился. Вот умели же предки веселиться! Хотя,… какие к черту предки! Я же теперь один из них!
Глава 9
Наверное, в эти дни в небесных чертогах что-то основательно так испортилось, или, как еще в каком-то детском фильме-сказке из прошлой жизни о таком погодном явлении говорилось: у матушки Метелицы, при взбивании, снежная перина прохудилась. Причем, сильно прохудилась, чуть ли не пополам и вдребезги порвалась. Снег в течение недели валил, не переставая. Я не то, что на тренировки и охоту выйти не мог, я двор огребал по три раза за день, только чтобы проход к скотине ненадолго наладить. Только почти без видимого эффекта: снегом расчищенные дорожки чуть ли не на глазах снова переметало, короче, вместо зимнего отдыха от нелегкого крестьянского труда, словно еще одна внезапная страда случилась, настолько упахивался.
Но вот распогодилось, однако. Я засобирался к Степе снова наведаться, за все время разыгравшейся непогоды мы с ней и Семкой так и не собирались для нашей учебы ни разу. Только не получилось у меня задуманное. Когда я уже половину дороги, утопая в снегу едва ли не по пояс, прошагал, навстречу мне отряд конных красноармейцев вывернул.
- О! Александр Жуков! – Внезапно обратился ко мне один из передовых всадников, когда я чуть в сторону отошел, чтобы их без помех пропустить. – А мы как раз и к тебе тоже собирались заглянуть. Повезло тебя по дороге встретить.
- Это вам повезло, не мне, - еле слышно пробурчал я, опознавая в говорившем все того же чекиста, который уже несколько раз до этого ко мне со всякими допросами подкатывал.
Пришлось возвращаться. Правда, вместе со мной только один этот чекист и отправился, остальные куда-то дальше в самый конец деревни нацелились. Заходя во двор с таким незваным гостем, с опаской кинул осторожный взгляд в сторону дровяника. Там, под поленницей дров я свой пулемет схоронил. Холщовые пулеметные ленты вообще, идиот, в дом притащил. Они, видите ли, могут отсыреть и испортиться под землей. Если чекисты внезапно обыск затеют, могут быть серьезные проблемы.
Обыск не затеяли, чекист прошел следом за мной в дом и под настороженными взглядами отца с матерью и усевшейся рядом с матерью Дашки принялся меня об обстановке в лесу расспрашивать. Это что, они, судя по вопросам, так в лес после разгрома их отряда и не наведывались, выходит? Такое ощущение, что те военные вообще скрыли все свои потери.
- Не знаю, я, как в лесу сейчас дела обстоят, я там с осени не был. – Честно ответил я на эти расспросы.
- Почему? Ведь ты же охотник, и, насколько нам известно, раньше часто там промышлял.
- Чудовищ боюсь. От тех страхолюдин, что там елки без следа растворяют, с моим ружьем точно не отбиться.
- Елки растворяют?
- Ну, да. В последний раз, когда попробовал охотиться, в густом ельнике на совершенно голую полянку набрел, которой там
