Западный рубеж - Евгений Васильевич Шалашов
— Матушка моя, давным-давно померла, а папаша мой, гражданин начальник, от меня отрекся, — проникновенно сказал Семенцов.
— Что это с вами? — с подозрением посмотрел я на уголовника. — Уж не заболел ли часом?
— А что не нравится? — мгновенно ощетинился Семенцов-Семенов.
— Манера поведения не нравится, — охотно сообщил я. — Вначале — козырный король, потом — шестерка. Сейчас бы еще слезу пустил — не любят, не жалеют.
— Так в камере со мной сплошные шестерки сидят, — поморщился Семенцов. — Я на их фоне не королем, а тузом буду. Но, как говорил мой преподаватель, человек существо социальное. Жить в обществе и быть свободным от него нельзя. Вот, поднабрался.
— Ваш преподаватель цитировал Ленина? — удивился я. — В реальном училище или в Горном институте?
— В реальном, конечно же. В Горном у нас сплошные кадеты сидели, да октябристы, — вздохнул Семенцов. — Вот если бы там большевики были или хотя бы эсеры, может, у меня бы другая жизнь случилась.
— Будем считать, что ваша преступная деятельность — форма протеста против буржуазной сущности ваших преподавателей.
Семенцов, мрачно посмотрев на меня, поскреб давно не бритый подбородок:
— Только, вот этого не надо, ладно?
— Типа, как это сын статского советника, студент Горного института до жизни такой докатился? — догадался я и кивнул: — Не стану я вас воспитывать. А если честно, мне по барабану, отчего потомственный дворянин, сын товарища директора Монетного двора мошенником стал, да еще и фальшивомонетчиком. Как понимаю, отец вас поначалу отмазывал?
— А то! — хохотнул Семенцов. — Папаша мой, царствие ему небесное, меня четыре раза отмазывал. Он же и сам Горный институт заканчивал, а когда на Монетном дворе работал, то там еще и преподавал. Из-за папашки в студентах числился и от фронта отсрочку получил. Но вот с фальшивыми деньгами незадача вышла. Тут уж и папашка не смог помочь, да и клише я из его кабинета спер. И светила бы мне бессрочная каторга, если бы не революция. Спасибо товарищу Керенскому за амнистию.
— А почему это ваш папаша покойный? — удивился я.
— А потому что я, хоть и вор, и убийца, но мне со старой жизнью не по пути! Мой папаша был прислужником мирового капитализма. Куда мне с таким идти?
— Да никуда с ним ходить не нужно, — пожал я плечами. — Николай Тимофеевич, родитель ваш, как жил на улице Шпалерной, так и живет. Наверное, уплотнили, а может, и нет. И должность все ту же занимает, которая, правда, называется по-другому — заместитель директора Петроградского монетного двора. Специалист он хороший, мы таких ценим. И сестра ваша младшая при отце живет.
— Ох, папаша, мать его за ногу! — выругался Семенцов. — Он же еще в шестнадцатом году говорил, когда я под следствием находился, — мол, утекать надо и все нажитое добро увозить. В Париж, а еще лучше — в Лондон. А Машка что же теперь делать станет?
— Машка… — в раздумчивости произнес я, перебирая не слишком и толстую папку. — Семенцова Мария Николаевна, тысяча восемьсот девяносто девятого года рождения, работает учительницей русского языка и литературы в единой трудовой школе номер четыреста двадцать пять города Петрограда. Проживает… Ну, это вы и так знаете.
— А я-то думал, что в семнадцатом все сгорело, — грустно изрек Семенцов. — Папаша утек, и что начну я новую жизнь.
— А потом к папе в Лондон слиняю со всеми бебехами, сиречь, добром, добытым непосильным трудом, — в тон ему закончил я.
— Слиняю? — наморщил нос фальшивомонетчик.
— Слиняю, то есть, свалю, отъеду, — перевел я.
— Что-то вы, гражданин Аксенов, слова все какие-то непонятные говорите: «по барабану», «слиняю». А меня, между прочем, упрекали, что по фене ботаю.
— Так вы же сами, милостивый государь, недавно сказали — с кем поведешься, от того и наберешься, — усмехнулся я. — Что там англичане по этому поводу говорят?
— Those who sleep with dogs will rise with fleas, — хмыкнул Семенцов.
— Вот, про блох от собаки они абсолютно верно заметили, — хмыкнул я. Посмотрев на собеседника, кивнул: — А теперь вы мне больше нравитесь. Мне вот такой Семенцов и нужен. Интеллигентный, начитанный.
— А еще какой? — мрачно поинтересовался бандит. — Вернее, кто вам на самом-то деле нужен? Фальшивомонетчик? Разгонщик?
Кривить душой я не стал. Пока не знаю, на что сгодится матерый преступник. Потому так прямо и сказал:
— А хрен его знает. Покамест, понимаю, что ты отличный актер. Ты ведь даже меня сумел заморочить.
— Как же, вас заморочишь, — усмехнулся Семенцов. — На киче говорят: мол, Аксенов, верно, сын самого Дзержинского.
— Вона? — слегка обалдел я.
— Так без базара, гражданин начальник. За что купил — за то и продаю. Я-то не верю, а народ болтает.
Такой версии своего происхождения я не слышал.
— Могли бы сказать — сын товарища Ленина, — пожал я плечами.
— Я тоже спрашивал — а почему не Ленина? Говорят, известно, что у товарища Ленина жена Крупская, а детей у них нет. А вот про жену Дзержинского никто ничего не знает. Может, русская она, и фамилия у нее Аксенова. Записала на себя, чтобы враги не догадались.
— А что еще говорят? — полюбопытствовал я.
— Говорят, что Аксенов — удачливый чертяга. Под смертью сколько раз ходил, и все нипочем. Молодой, а большой начальник. И честный, и ни хрена не боится. И что ему Лев Давидович Троцкий орден со своей груди снял и отдал.
М-да… Сын Дзержинского. Ну ладно, что не сын товарища Троцкого.
Глава 11
Дан приказ — отбыть на запад!
Как там у Джерома К. Джерома? Чтобы чайник закипел, нужно от него отвернуться. Вот и я пока думал о Польше, прикидывал, что и как, никто обо мне не вспоминал. Я уже начал думать, что обойдутся и без меня, тем более что товарищ Роман Лонге (или он Лонгве?), номинальный руководитель ЧК Польской республики, может стать и реальным, а мне и на севере дел хватит. Ну сколько можно воевать, в конце-то концов? Пора
