Целитель 8 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

По мысли Светланы, Марк - личность пройдошливая, но в Москве ему явно подыграли – вся тягомотина с паспортами, визами, студенческим обменом уложилась в какие-то сутки. Рекорд!

- Как ты? – Шевелева взяла Наташу под руку.

- Суета! – пожаловалась Ивернева. – Всё впопыхах, наскоряк… Сейчас бы посидеть в тишине, где-нибудь в парке… А нас опять – бегом марш!

- День приезда! – рассмеялась Света. – Всегда так. Зато – Америка!

- Как-то даже не верится…

Подкатил громадный, нескончаемый «Кадиллак», словно доказывая бытие Штатов, и Оти ловко распахнул дверцу.

- Прошу!

Запустив Наташу вперед, Светлана сунулась в салон сама, утопая в кожаном сиденье.

- Уф-ф!

Марк блеснул зубами спереди, и кивнул полноватому водителю, смахивавшему на манекен – до того казались искусственными его кукольные глаза. Щеки, будто штампованные из розовой пластмассы, волосы – парик париком.

Лимузин тронулся и покатил, утробно ворча. Девушки переглянулись – и расплылись, как по команде: «Раз, два – улыбнись!»

Критическая масса впечатлений, нахлынувших на Светлану, притопила в сознании и цель, и тревогу. А что вы хотите? Ни разу в жизни даже в Болгарии не побывать, которая, как ведомо, «не заграница», и вдруг сразу – Соединенные Штаты!

«Кадиллак» миновал безразмерный Куинс, впереди замаячили арки Бруклинского моста, перекрывавшие туманящийся частокол небоскребов, и тут Шевелёва как будто окунулась в вакуум – наросло полное, глухое беззвучие, а затем тишина сложилась в негромкий голос.

«Светлана, вы уже прилетели?»

«Кто? – напряглась девушка. – Кто это?»

«Меня зовут Аидже, я друг вашего Миши».

«Где он? – едва не завопила девушка. – Он жив?»

«Жив-здоров, но больше не ридер».

«А почему я должна вам верить? – насторожилась Светлана. – Миша… он рядом?»

«Да».

«Тогда пусть скажет вам, какого цвета была игрушечная собака из поролона, которой я в детстве оторвала язык!»

Сердце Шевелевой заколотилось. Если этот «друг» ответит, что мягкая игрушка была белой, значит, Миша в плену, и подает сигнал…

«Игрушка была белой, - отозвался Аидже. – Только не собака, а медведь».

«О-ох… Передайте Мишечке, что мы здесь, в Нью-Йорке! - заторопилась Света, лишь бы успеть всё выговорить. - Я и Наташка. Нас Рокфеллер пригласил! А Миша где?»

«Форест-Хиллз, элитный район, особняк в стиле Тюдоров…» - Мишин друг обстоятельно продиктовал адрес.

«Мы сейчас едем в Покантико, а завтра нас отвезут в Бостон. Постараемся пораньше вырваться, и обязательно заедем к Мише!»

«Говорит, что будет ждать вас. Только машину ставьте подальше, а к дому выходите незаметно, с переулка, где глухая стена. В нее вделаны железные держаки для факелов. Резко потяните на себя средний – это как бы звонок. Миша откроет потайную дверь».

«Поняли, поняли! Спасибо, до свиданья!»

«Хау».

Шевелева затормошила Иверневу, шепча той на ухо:

- Я только что с Мишкой разговаривала!

- Да ты что?! – выдохнула Наташа, округляя глаза.

И девушки тихонечко запищали, мутузя друг друга от избытка чувств.

Среда, 3 мая. День (подглавка переработана)

Нью-Йорк, Форест-Хиллз

Америка – колоссальная притвора. Нация приезжих с куцей историей. И все эти переселенцы так и не смогли сплотиться за пару веков. Штаты, может, и Соединенные, но люди разобщены напрочь - они не вместе, а рядом. Многие так до сих пор и не выучили великий могучий инглиш, болтают по-своему, жмутся в чайнатаунах или в итальянских кварталах. Белые к белым, черные к черным, цветные к цветным.

Американцы даже собственной кухней не обзавелись, что уж говорить об архитектурных стилях. Советские зодчие, и те в двадцатых натворили больше, пойдя по конструктивизму.

Я сощурился – в прогале улицы за окном громоздились несчетные кварталы Куинса.

Весь Нью-Йорк как частая нарезка – вот тут копировали викторианство, здесь ударились в неоготику, а там будто спародировали барокко.

Форест-Хиллз выстроили в стиле Тюдоров, под XVI век - крутые крыши с затейливыми каминными трубами; фасады, расчерченные темными балками фахверка; полукруглые арки и пышные баллюстрады.

Даже резные стулья, сколоченные из эбена и сикомора, прямили высокие спинки, как у трона, а сиденья обивались прочной коровьей кожей. Углядев в узоре тюдоровскую розу с пятью лепестками, я усмехнулся, и переставил стул.

Сегодня можно и радость спрыснуть – на моих счетах угнездились ровно шестьдесят миллионов. Барух ревностно и свято соблюдал договор, а уж насколько главный буржуин обогатился сам, я давно сбился и запутался. Да и неважно это…

- Сэр… - голос Кеттеринга был исполнен почтительности, но она терялась в хриплом басе. Таким голосиной впору реветь: «На абордаж, канальи!»

- Говори, - молвил я, не оборачиваясь.

- Звонил Оуэн Чэнтри, сэр. Предупредил по секрету, что босс подъедет часам к четырем...

- Сегодня? – у меня по спине протянуло холодком.

- Послезавтра, сэр.

- Ага… - мой голос дрогнул. – Спасибо, Седрик. Ступай.

Дворецкий с поклоном удалился, не тая довольной улыбки: порадовал-таки хозяина!

Я проводил его долгим взглядом. Седрик Кеттеринг представлял собой образец стопроцентного американца – доброжелательного, улыбчивого, всегда готового помочь ближнему. Но как только Барух позвонит ему и прикажет меня зарезать, Седрик ответит: «О`кей!» И выберет нож поострей, чтоб распороть мое горло с первого раза…

Я скривил губы в неласковой усмешке. Особой приязни к дворецкому я не питал, однако и смерти ему не желал - Кеттеринг стал бы первым из прислуги, кого бы я «зомбировал» в лучших традициях Вольфа Мессинга. Наставник рассказывал, что Сталин опасался гипнотизера. Зря. Железная воля вождя сломила бы всякое внушение. А эти…

Добрые и ласковые ксеноморфы. Шофер, повар, дворецкий, горничная, телохраны… Кеттеринг исполнял обязанности мажордома, то есть ходил всюду с важным видом, строил и школил всю мою свиту. А остальные следили за порядком – и за хозяином. Спрашивается: зачем мне шпики в доме?

Вот только Силы у меня – йок. Исцелить – могу, «переформатировать» - увы… Тут даже метод Аидже не поможет, зря я радовался. Лишая врага энергии, я вовсе не плюсую ее к своей, она тупо гаснет. Согревая меня, тонизируя, оздоравливая, но не делая сильнее. Если девчонки не подъедут, обратить слуг в зомби не получится. А послезавтра рандеву с Барухом…

Нервничая, я истоптал толстый ковер, глушивший шаги.

«Отведайте силушки богатырской!» Тьфу, что за глупости лезут в голову? Я остановился у окна, выходившего во двор. Пальцы забарабанили по подоконнику, выстукивая простенький мотив. Явный признак волнения. Сила, силушка, силенка… М-да.

Гипноз или, там, ридеризм – это всё деяния вовне, на расстоянии. Стало быть, не для меня. Я лечу наложением рук. Ну, или бью «наложением кулака»…

Правда, если врезать с выплеском энергии, можно любого бугая завалить. Вопрос: как завалить Баруха? Возможны варианты...

Я вздрогнул, заслышав слабый звон колокольчика. Померещилось? Медный разлив докатился снова – из-за стены, отделанной темным дубом.

«Пришли!»

Подскочив, я отжал резной завиток, и деревянная панель открыла узкую и высокую галерею, пахнувшую пылью и затхлостью. Зарешеченные окошки вентиляции под самым потолком пропускали достаточно света, чтобы видеть, куда ступаешь, и эта смутность приятно щекотала давнюю мальчишескую тягу к таинственным ходам.

Знал ли о «секретном» коридорчике Барух, когда покупал особняк? Вряд ли. Во-первых, не его это уровень – приобретение недвижимости. А во-вторых, на плане дома проход не отмечен. Меня самого Аидже просветил, распознав двойную стену контактным видением, а ля Роза Кулешова.

Ссыпавшись по крутой лестнице, я притормозил и сдвинул грюкнувший засов. Толстенная дверь из бруса провернулась на тяжелых петлях, впуская свет – и моих девчонок.