Александр Афанасьев - Сожженные мосты. Часть 1.
Небольшая страна, с востока подпирает Россия, с запада — Священная римская империя. Территория небольшая, колоний и вассалов нет, один крупный морской порт — Дубровник. Дуалистическая монархия, которая на протяжении всего двадцатого столетия не сделала ни для страны, ни для мира ничего выдающегося.
И, тем не менее — это была империя.
Небольшой, реактивный, темно-синий "Хокер-Сидли 125" как раз покинул воздушное пространство Священной Римской Империи и теперь приближался к старой столице старой империи — к Вене. Город оперы и тихого торжества, город удобства и достоинства. Если молодость лучше всего было проводить в Нью-Йорке, зрелось — в Москве, то старость лучше всего было встречать именно в Вене. В Вене, кстати, находилась самая большая русская колония — колония эмигрантов, политических беженцев, покинувших страну из-за зверств романовского режима. Сейчас они тихо коротали свои дни в Вене, меняли квартиры, опасаясь выстрела из-за угла и боясь признаться даже самим себе, что никому они, в общем-то и не нужны. Пригласи такого эмигранта на ужин — только не забудь заплатить и за своего гостя — и он хоть целый вечер будет развлекать тебя рассказами о полицейской диктатуре, по вековой отсталости темного русского народа, о безжалостной, перемалывающей людские судьбы машине русской монархии. Если вы купите ему выпивку — то это освежит ему память еще больше, и он расскажет вам, как его лично пытали в застенках русской жандармерии. Но те, кто сидел в этом самолете, летели в столицу Вены совсем не за тем, чтобы выслушивать весь этот бред. Хотя к восточному соседу дуалистической монархии эта их поездка имела самое непосредственное отношение.
Пассажиров было двое. Первый — лет сорока, высокий, худощавый, одетый в строгий костюм-тройку, с узким загорелым лицом, на котором красовались ухоженные усики и короткая мушкетерская бородка. Глаза этого джентльмена постоянно бегали по сторонам, будто он что-то украл и теперь опасался полиции, а руки не могли найти себе места. В полете этот джентльмен налегал на самое дорогое шампанское, какое только было в баре и теперь он с трудом держал себя в руках. Иногда он с опаской поглядывал на своего спутника.
Его спутник был намного старше его — за семьдесят. Дешевый костюм, из тех что продают по каталогам со скидкой, не подходящая по цвету рубашка, открытое приветливое лицо, добрые глаза. В полете этот человек ничего не пил и не разговаривал с попутчиком — как только взлетели, он включил ноутбук и погрузился в работу.
На попутчика старик внимания не обращал — не потому что не хотел, а потому что человек этот внимания не заслуживал. Это был предатель, причем — предатель глупый. Два года назад резидент отдела специальной документации МИД в Вашингтоне, Станислав Калановский, почувствовав, что над головой сгущаются тучи, решил бежать. Бежать он решил не к североамериканцам, а к своим хозяевам — британцам. Те завербовали его восемь лет назад на весьма распространенном пороке. Калановский очень любил играть в карты и, что самое прискорбное любил отыгрываться. Вот и "отыгрался" — на казенные деньги. Недостачу помог покрыть старый друг, британский бизнесмен, волею случая оказавшийся в Вашингтоне проездом. Потом оказалось, что и этот долг придется гасить. Только не деньгами.
Когда почувствовал что дело плохо — ушел. Ушел не с пустыми руками — прихватил всю документацию, какую только мог. Конечно, списков агентуры у него не было — но и того, что попало в руки, хватило для оплаты тридцати сребреников. Потом, поскольку Калановский был поляком, а поляков в Британии не хватало — его запихнули в Делегатуру Варшавску, подрывную террористическую организацию "польских патриотов", существующую на деньги британской разведки. Сначала Калановский согласился с радостью — мало ли, может судьба даст шанс стать героем-освободителем Польши. Потом дошло — дошло тогда, когда он вышел из небольшого отеля, снятого на подставных лиц — там проходило нечто вроде "годового собрания акционеров". Вышел, кликнул такси и… очнулся в больнице. Сказали, что взорвался газ. Так он, волею судьбы стал первым человеком в польском национальном сопротивлении.
Обращались с ним довольно бесцеремонно, несмотря на то что он происходил из польского дворянского рода. Вот и сейчас — ночью вытащили из постели, в одном из сильно охраняемых "стерильных"[61] особняков в графстве Эссекс и отвезли на ближайшую базу королевских ВВС. Полет на дребезжащем армейском вертолете сквозь ночь был недолгим. Самолет приземлился в спецсекторе аэропорта Хитроу, потом минутная поездка на небольшом тягаче для перевозки тележек с почтой — и вот уже Хокер-Сидли. Человека, который ждал его в самолете, Калановский знал — до ужаса хорошо. И был несказанно рад тому, что человек этот его ни о чем не стал спрашивать.
Старик же все время полета работал. Работа его заключалась вовсе не в том, что он читал электронную почту, давал какие то срочные и обязательные к исполнению указания другим людям. Перед отлетом он скачал к себе в компьютер всю информацию, которая у него была по интересующей его проблеме — и теперь он сидел и думал, вызывая на экран и просматривая то один кусок информации, то другой. Его интересовал Ближний Восток. Но раз за разом, он возвращался все к одному и тому же досье, перечитывал его, смотрел фотографии. Пытался понять.
Одна из таких фотографий сейчас как раз была перед ним на экране монитора. На ней был изображен средних лет человек, подтянутый, по возрасту от тридцати до сорока, с незапоминающимися чертами лица, в темном костюме. Человек сходил по трапу самолета, изображение было несколько размытым, потому что снимали с предельно большого расстояния — два километра, используя самый мощный объектив, какой только был в распоряжении группы.
Контр-адмирал флота Российской империи, князь Александр Воронцов. Посол Его Величества Императора Российского Александра при дворе Его Светлости, Шахиншаха Персидского Мохаммеда.
Неужели пронюхали…
С этим человеком первый раз старик столкнулся несколько лет назад. И проиграл. Проиграл схватку, которую по всем законам игры должен был выиграть. Он предусмотрел все, просчитал ходы всех игроков. Он нашел самого лучшего исполнителя в мире. И все равно — проиграл.
После проигрыша — старик сел за анализ. Проигрыш иногда ценнее выигрыша. Она учит — в то время как победа не учит ничему, только доставляет чувство самоуспокоенности и соблазняет почить на лаврах. Поражение тоже опасно — если не сделать выводов и с ходу полезть отыгрываться. Поэтому, старик сначала сел собирать информацию и анализировать.
На это у него ушло четыре месяца, но ни один день не был потрачен впустую. Потому что он понял причину поражения. Он сел играть против системы, он до самого последнего момента представлял своим противником именно систему — в то время как его противником был человек. Пусть хорошо подготовленный — но все же человек. И он, пытаясь его переиграть, уподобился автомобилю, гоняющемуся за комаром.
Понял он и кое-что своем противнике. Князь не был профессиональным разведчиком, и он играл свою игру не как профессиональный разведчик. Он был одиночкой и делал то, что считал нужным, он действовал намного более дерзко, чем позволил бы себе действовать профессионал, и он постоянно выигрывал, навязывая противнику предельный темп игры. Бюрократическая система не может играть в предельном темпе, это издержки устойчивости — устойчивость дает и инерцию, невозможно не инерционную систему, которую легко сделать с места одновременно сделать и устойчивой.
Значит — против князя должен играть один человек.
Вообще то он уже забыл про него — по всем возможным канонам для разведработы князь Воронцов никакой ценности не представлял. Он был засвеченным разведчиком, и в том, как он легко пошел на то чтобы засветиться и перед британцами и перед североамериканцами — в этом тоже был секрет его выигрыша. Действительность подтверждала аналитические расклады старика — князь Воронцов поступил в Академию Морского генерального штаба — значит, в будущем собирается служить на флоте, пользуясь протекцией деда. Возможен был и другой поворот событий — старик с удовольствием читал "желтую" петербургскую прессу, с удовольствием перемывающую косточки великой княжне и ее кавалеру. Старик даже заказал справку о том, при каких условиях в Российской Империи возможны морганатические[62] браки. Но несколько дней назад ему в кабинет принесли справку и несколько фотографий. Старик прочитал их — и ему стало настолько плохо, что остаток дня он работать уже не смог.
Тегеран… Неужели кто-то что-то понял?
Старик был мудр и опытен, он давно не верил в совпадения. Тем более — в такие. Если на должность посла в Тегеране, городе на который он ставил очень многое, назначают послом опытного разведчика — это не просто так. И с этим надо что-то делать — возможно, даже уже спасать то, что еще можно спасти…
