Олег Дивов - Выбраковка
– …и Бобика в Америку сплавили, – заключил Валюшок.
– Совершенно верно.
– Чего-о?
– Вот именно так, как ты и сказал.
– Ничего не понимаю, – в очередной раз признался Валюшок. – Слушай, Пэ, а ты-то откуда все это знаешь?
– От верблюда, – дружелюбно объяснил Гусев.
– А мне зачем рассказываешь?
– А я вообще трепло. Болтун я известный.
Валюшок обиделся и надолго замолчал. Машина катилась по бульварам. За окном Москва наслаждалась тихой летней ночью, и количество обнявшихся парочек на скамейках предвещало скорый демографический взрыв.
– Господи, до чего же я люблю этот город… – пробормотал Гусев. – Иногда, знаешь, такое зло берет – ну почему, ну за что мне в нем не удалось вволю пожить, а?
– То есть? – хмуро буркнул Валюшок.
– Старый я уже, – вздохнул Гусев. – А когда был молодой, здесь и шагу нельзя было ступить, чтобы на какую-нибудь сволочь не наткнуться. Именно тогда, когда так хотелось всем улыбаться, всех любить, просто радоваться жизни… Теперь-то кругом одни улыбки, а мне это уже вроде бы и не надо.
«Еще как надо, – подумал Валюшок. Отвернулся, попробовал отвлечься – за окном действительно было красиво, – но перед глазами так и маячил проклятый ботинок. На толстой кожаной подошве с мощным рантом. – Интересно, предыдущих своих ведомых Гусев так же по-дурацки потерял? У него ведь тройка была».
– Слушай, Пэ, – сказал Валюшок осторожно. – Заранее извини, если много на себя беру… Что случилось с твоими ведомыми? Ну, которые были до меня?
Гусев закусил губу.
– Прости. – Валюшок понял, что действительно рановато начал задавать такие вопросы. – Прости.
– Ерунда, – бросил Гусев. – Как сказал бы мой приятель Данила: «Расслабься, бывает…». Знаешь, Лешка, кажется, мне уже не больно это вспоминать. Хотя… Хотя ведь это я их угробил. Сам.
Он замолчал, и Валюшок не решился уточнить, что именно Гусев имеет в виду.
До того как заняться вплотную отстрелом бездомных животных, группа Данилова решала вполне серьезные и даже в чем-то деликатные вопросы. Как-то само собой повелось, что именно Данилов со товарищи заняли в Центральном примерно то же место, что отдел нравов у милиции. Среди других старших Данила выделялся относительно гибкой психикой и хоть каким-то подобием воспитания. Ему не то чтобы ставили особенные задачи нарочно, скорее поначалу они сами его находили, а потом это уже закрепилось. Как и все нормальные группы, команда Данилова честно ходила на маршрут, но специальные операции ей подсовывали такие, куда не пошлешь, допустим, излишне прямолинейного Мышкина с его пулеметом и страстью к пальбе очередями. Данилов по-тихому ликвидировал подпольные дома свиданий и нелицензированные абортарии, без ненужных издевательств прикрывал штаб-квартиры религиозных сект, аккуратными точечными наскоками выдергивал из богемной среды распоясавшихся наркоманов и даже выбраковывал проштрафившихся милиционеров, умудрившись при этом не нажить в ментовке смертельных врагов.
А то, что он зверски избивал сутенеров и однажды в припадке злобы поставил ведерную клизму шарлатану-целителю, считалось по меркам АСБ в порядке вещей.
Полное и безоговорочное исчезновение с центральных улиц города бомжей и попрошаек всех мастей и возрастов тоже было его заслугой. Конечно, группа Данилова в этой нудной, грязной и неблагодарной работе выполняла роль верхушки айсберга. Конкретное разбирательство с каждым отловленным проводили спецмедслужба и Реабилитационный центр АСБ – громадные структуры, призванные устанавливать, окончательно ли клиент потерял человеческий облик, и создавать тем, кто искренне хотел выкарабкаться из помойки, нормальные стартовые условия. Разумеется, если клиент соглашался на детоксикацию, психокоррекцию и как минимум пятилетний испытательный срок с проживанием в глухой провинции под милицейским присмотром. Это для взрослых – детей-то не спрашивали. Впрочем, беспризорники легко шли на помещение в интернат. С тех пор как воровство стало занятием смертельно опасным, а подавать нищим вся страна в едином порыве отказалась, выжить на улице стало непросто.
Но как бы много ни трудились на благо общества специализированные учреждения, ловил-то контингент именно Данилов.
Вот и в тот душный летний вечер он должен был вывести группу на спецоперацию в район северных городских свалок. В прошлый раз у пьяного бомжа обнаружился самопальный пистолет, и тот сдуру в Данилова выстрелил. Поэтому старший группы попросил дать ему на усиление какую-нибудь тройку, у которой есть огнестрельные стволы. Так, на всякий случай.
Гусев в это время поджидал своих ведомых на станции «Кропоткинская». Был у них такой скромный церемониал – беззаботно пройтись по бульвару перед работой.
Наверху Костик сказал, что пойдет купить воды – пить очень хочется. Гусев и Женька закурили. Тут из метро вышла женщина средних лет, остановилась рядом с выбраковщиками и, глядя куда-то промеж них, в сторону огромного белокаменного храма, осенила себя размашистым крестом.
– Смотри. – Гусев толкнул Женьку локтем. – На нас уже крестятся.
– Странно, что еще не молятся, – подыграл Женька.
Женщина бросила на выбраковщиков укоризненный взгляд. Гусев, собственно, для этого ее и поддел – хотелось заглянуть человеку в глаза. С одной стороны, он весьма уважительно относился к религии как некой философской системе. Но в то же время недолюбливал религиозных людей. Было в них что-то такое, чего Гусев не понимал. Добровольное подчинение загадочной высшей силе казалось ему выбором как минимум странным. У него не укладывалось в голове, почему нельзя соблюдать десять заповедей просто из элементарной порядочности. Без непременного погружения в мир церковных психотехник, когда на тебя постоянно исподволь давят – если не православными мантрами, так самой внутренней архитектурой храмов. Да еще и поесть вволю не дают.
– Как не стыдно, молодые люди, – сказала женщина строго, но без агрессии. – Сами не веруете, тогда хоть не кощунствуйте.
Глаза у нее оказались именно такие, как Гусев и предполагал, – с легкой отрешенностью, почти незаметной, если не знать, что искать. Глаза человека, с которым Бог, и теперь ему море по колено.
В отличие от самого Гусева – беззащитного перед мирозданием, вечно сомневающегося, но зато свободного.
Женщина отошла было, но вдруг повернула назад.
– Скажите, – мягко спросила она, заглядывая Гусеву в лицо, будто тоже проводя свой эксперимент, пытаясь разгадать душу безбожника. – Неужели вам не страшно?
– Мне-то чего бояться? – удивился Гусев. – У меня перед ним, – он ткнул пальцем в небо, – никаких обязательств нет. Мы ни о чем не договаривались. Это вам, я так думаю, положено бояться, вы же ему душу продали…
Женщина вздохнула, покачала головой и ушла, мелко крестясь и что-то бормоча себе под нос. Наверное, прося у божества снисхождения к идиоту Гусеву.
– А еще кто-то заявлял, что мы – Воинство Христово… – сказал Женька.
– Догони и предъяви значок, – предложил Гусев. – Спорим, она тебе в рожу плюнет. Хотя да, нам ведь какой-то мракобес грехи отпустил. Только объявили «Указ Сто два», как он сразу и выступил. Отпускаю, мол, выбраковке ее предстоящие грехи оптом и в розницу. Видел я его по телевизору – препротивнейший мужик. И глупый. Надеялся, что мы первым делом всех евреев забракуем, а во вторую очередь за сектантов примемся!
– Ну, по сектантам мы ведь хорошо прошлись…
– Да, было дело. Какие-то там неправильные церкви Данила на самом деле разогнал. Страшненькие попадались, тоталитарные. Но он ведь потом двоих наших попов уконтрапупил. Одного за наркоту, другого за малолеток. Ну где этот Костик, чтоб его… Кстати, Женя, могу поделиться опытом. Если не хочешь нажить лишних врагов, никогда с малознакомыми людьми не говори о религии, политике и футболе. Константин! Сколько можно ждать?!
Подоспевший Костик на ходу жадно отхлебывал из бутылки. Гусев пригляделся и отметил: ведомый совершенно не в форме. Перебрал, наверное, вчера. Тройка снялась с места и пошла на работу. Не подозревая, что Бог на Гусева сильно обиделся и в самом ближайшем времени кинет ему подлянку. Не поразит молнией, не разверзнет под ногами асфальт, а просто слегка замутит разум. И сверхосторожный Гусев со всей своей хваленой тревожностью не заметит очевидного.
И случится большая неприятность.
Гусев как раз готовился идти на маршрут, когда ему сменили задачу. Он долго упирался – терпеть не мог бомжей, не выносил их запах и особенно мучился, когда приходилось трогать вонючек руками (бомжи любили, застигнутые облавой врасплох, падать и дожидаться, пока волоком не потащат). Да и ведомые его не отличались лояльностью к типам, которые намеренно выводят себя за грань. Особенно Костик – тот вообще уверял, что один только вид такого отщепенца вызывает у него страстное желание стрелять ему промеж глаз (и получать огромное удовольствие). Но тут позвонил сам Данилов, рассказал про дурака с пистолетом, и Гусев все-таки разнарядку подписал.
