Андрей Валентинов - Несущий Свет

В первую секунду – Ростислав стал вспоминать, не было ли у Антошки Тургула дяди генерала, но потом решил, что терять ему совершенно нечего. Тем более, выяснилось, что и Антошку и загадочного генерала зовут одинаково – Антоном Васильевичем…

…Через три дня дверь его камеры распахнулась, и появился Антошка – веселый, как всегда, подтянутый, в лихо заломленной на затылок – по примеру покойного Дроздовского – фуражке. Год назад они не были особо близки, но Антошка, похоже, явно радовался встрече. Они обнялись, и Тургул потащил его из камеры. Какие-то тюремные крысы пытались толковать о нарушенном порядке и о бумагах, которые должно заполнить. Внезапно лицо Антошки изменилось, он рыкнул – и контрразведчиков сдуло ветром. И тут только Арцеулов заметил, что на Антошке не обычный офицерский китель, а щегольская форма дорогого сукна. А еще через несколько минут он узнал то, что добило окончательно: Антошка, то есть, конечно, Антон Васильевич, не просто генерал, которых в Крыму и так окопалось достаточно. Бывший поручик командовал лучшей дивизией белой армии – Дроздовской.

С этой минуты жизнь пошла совершенно иначе. В тот же день, едва дав Арцеулову привести себя в порядок после узилища, его доставили прямиком к Главнокомандующему. Оказывается, Врангель помнил и Арцеулова, и задание, с которым отправляли его к Адмиралу. Ростислав сразу же получил выговор за то, что не решился обратиться прямо к Главкому, а затем Врангель слушал его больше двух часов. Арцеулов понимал, что его рассказ уже не имеет никакой практической ценности. Все, ради чего его посылали через фронт, погибло вместе с Колчаком. Но барону было, похоже, просто интересно. Ростислав был единственным, кто сумел добраться к Колчаку – и вернуться. Врангель слушал его не перебивая, как слушают сказку или древний миф о героях…

…Из кабинета Врангеля Ростислав вышел уже подполковником. Поскольку документов у него не оставалось, он мог легко стать и генералом – барон верил на слово. Конечно, подобная мысль даже не приходила в голову, но кое-какие выводы Арцеулов уже успел сделать. Здесь, в Крыму, очень легко отправляли людей в контрразведку – и так же легко повышали в чинах. Оставалось узнать, как здесь воюют.

Тургул обещал ему должность заместителя командира полка – и не простого, а Первого Офицерского, лучшего в дивизии. Иного желать просто невозможно, и Ростислав заранее обрадовался. Оставался пустяк, чистая формальность – пройти через армейских эскулапов, дабы получить справку, без которой здесь, как, впрочем, и всюду, дела не делались. Ростислав с легким сердцем зашел в центральный севастопольский госпиталь – и был признан полностью негодным к службе.

Это был конец. Напрасно он доказывал, шумел, пытался поднимать гирю и стоять на руках. Врачи были неумолимы, а когда он в отчаянии бросился к Тургулу, тот выслушал сочувственно, но с медициной посоветовал не шутить…

…Через несколько дней Арцеулов попал на прием к какому-то столичному светиле, занесенному военным ветром в Симферополь. И тут уж ему самому стало не до шуток. Светило говорило долго, сыпало латинскими терминами, но главное Ростислав уловил сразу. Его фронтовые контузии были не в счет – с этим на третий год войны успели свыкнуться. То, из-за чего его не пускали на фронт в Сибири, здесь бы не помешало. Но дело было в другом – у него оказалась черепная травма – свежая, обширная, поразившая почти треть мозга.

Арцеулов вспомнил: падающий «Муромец», лопнувшие ремни и страшный удар, после чего все стало черно. «Никогда не снимай перстня!» Тогда он не послушал совета, отдал перстень Лебедеву – и тот остался невредим. В памяти всплыло давнее видение: он, прикованный к креслу, смотрит на глухую стену неведомого ему парижского дома…

Он не выдержал и принялся расспрашивать. Светило долго отнекивалось, но затем все-таки разговорилось. После травмы у Арцеулова должны были начаться приступы слабости, временная потеря координации и сильная, невыносимая боль…

…Все это было. Ростислав вспомнил дорогу от Челкеля, переход к монастырю – дни, когда казалось, что он попросту не дойдет, свалится и останется навсегда под чужим холодным небом, если, конечно, краснопузый Косухин не потащит его дальше в приступе внеклассового великодушия…

Светило подтвердило – так и должно было начинаться. А еще через несколько дней, в крайнем случае, недель, Ростислава ждал полный паралич. То, что этого до сих пор не случилось, явилось для петроградского светила величайшей и абсолютно неразрешимой научной загадкой…

…Но Арцеулов знал то, о чем никому не рассказывал здесь, в Крыму. Тайное убежище, монахи в оранжевых плащах и Цронцангамбо, лечивший его каким-то пахучими мазями. Тогда боль и слабость отступили. Позже, в Индии, почти ничего не напоминало о травме. Другое дело, насколько долго будут действовать эти загадочные снадобья…

…Единственно чего он добился – это должности офицера по особым поручениям при штабе Главкома. Месяц Арцеулова держали в тылу, посылая инспектировать склады, пока наконец он не выбил право ездить на фронт. Конечно, это было абсолютно не то. Арцеулов ехал в Крым не инспектировать

– он ехал воевать, и очень скоро его посетило первое сомнение.

Может, Ростиславу все-таки стоило остаться в Индии и вместе с Ингваром организовывать экспедиции в Гималаи. А может, и эта мысль посещала его все чаще, надо было ехать в Париж, чтобы краснопузый дурак Степка не оставался там один…

…Он не выдержал и написал Валюженичу, сообщив свой симферопольский адрес. Ответа не было, и тревога росла. Ростислав вспомнил последний разговор с Наташей, странную телеграмму от Карла Берга и еще более странное молчание Тэда и девушки. Конечно, американец мог уехать, забыть – но Наташа должна помнить…

…В свободное время, которого здесь оказалось слишком много, Арцеулов забегал в библиотеки: и в симферопольскую городскую, и в знаменитую севастопольскую, основанную адмиралом Лазаревым. Там он нашел немало статей Семирадского, пару публикаций Семена Богораза и массу работ, напечатанных Бергами – Карлом и Федором, отцом Наташи. Были и Наташины статьи, но прочитать их, равно как и все прочие, Ростислав так и не смог. Физика и высшая математика – от этого он полностью отвык за фронтовые годы.

Перелистав «Известия Императорской Академии Наук», Арцеулов нашел статью Родиона Геннадиевича, который оказался на простым учителем, а почетным доктором Стокгольмского университета. Вероятно, бывший ссыльный, фамилия которого, как выяснилось, была Соломатин, рассказал своим случайным гостям далеко не все. Статья называлась «Предварительный анализ древнедхарской письменности на основании памятников Северного Урала». Решив, что это таки не математика и не теория частиц, Ростислав решил ее основательно проштудировать, но не успел. Барон отправил его под Александровск; где Дроздовская дивизия насмерть схватилась с 13-й армией бывшего поручика Уборевича…

День клонился к закату, но грохот канонады не стихал. Напротив, он становился слышнее, словно бой приближался к тому месту, где на командном пункте ждал донесений Тургул. Арцеулов то и дело поглядывал на товарища – лицо Антошки оставалось невозмутимым, даже веселым, но глаза выдавали скрытое беспокойство. Что-то складывалось не так.

– Антон Васильевич, я съезжу, – Арцеулов обращался с этой просьбой уже в третий раз. Как и прежде Тургул лишь посмеивался, грозя санаторием, но в его веселости уже чувствовались неуверенность и тревога. Ростислав видел, что Тургул и сам готов немедленно мчаться в Александровск, где сражались «дрозды», но заставляет себя ждать.

Было уже около семи, когда адъютант позвал Тургула к телефону. Антошка отсутствовал долго, а вернувшись, бросил уже без всякой улыбки:

– Сглазил! Нас вышибли из центра и гонят дальше! Я послал туда полк Колтышева… Слушай, у Барона есть сведения о красных резервах?

– К Александровску идет 2-я Конная Миронова…

– Знаю! Они еще далеко. Объявилась свежая красная дивизия. Там, оказывается, есть ударный полк – 256-й имени Парижской Коммуны. Они опрокинули наш Первый Офицерский, представляешь?

– Ого! – Арцеулов покачал головой. – А кто командир?

– В дивизии – еще не выяснили, а полком командует какой-то Косухин. Говорят, бывший офицер. Вот бы кого достать!..

Тургул скрипнул зубами. Ростислав знал: офицеров, служивших у красных, здесь в плен не брали…

…Арцеулов вновь вскинул бинокль, хотя рассмотреть хоть что-нибудь в дымящемся мареве было невозможно. Интересно, есть у краснопузого Степы родственники-офицеры, кроме брата? Впрочем, Степина фамилия не из редких, в отличие от его собственной. Да и то на всю Таврию гремело имя красного летчика Константина Арцеулова, что стало предметом частых язвительных шуточек сослуживцев Ростислава…

…Еще полчаса прошло в молчании. Подполковник знал: Тургул отправил в бой всех, кроме начштаба, которого в атаку посылать не принято, и его самого. Там, в Александровске, наступал момент, когда обе стороны теряли силы, и судьбу сражения могла решить свежая рота. Но к красным спешили резервы, а у Тургула оставался лишь один батальон – Особый Офицерский.