Андрей Ерпылев - Расколотые небеса
– Бросьте! Даже самая могучая сила воли ничто против этого препарата. Вот, глядите!
Ньюкомб вынул из нагрудного кармана ручку, свернул колпачок и резко ткнул в полуоткрытый глаз, безвольно лежащего перед ним человека. Острое перо остановилось лишь в паре миллиметров от зрачка, но эта манипуляция оставила «пациента» безучастным. Зрачок даже не дернулся рефлекторно.
– Ну, каково?
– А нельзя его оставить вот так, пристегнутым? На всякий случай…
– Нельзя, – жестко ответил Ньюкомб, пряча ручку на место. – Во-первых, лежа лицом вверх, он просто захлебнется слюной. Это вам скажет любой хирург. А операционного оборудования у нас тут, увы, нет. Всяких там отсосов, дренажей и прочих причиндал. Поэтому наш гость будет отвечать сидя, как обычный человек.
– Отвечать?! Разве он способен говорить? Да он даже не слышит нас!
– Ерунда. С чего вы это взяли? Он нас отлично слышит. Другое дело, что мы ему представляемся кем-то иным, чем на самом деле… Но это уже неважно.
– А во-вторых? – проигнорировал ответ компаньон англичанина, вспомнив, что до того было «во-первых».
– А во-вторых, – последовал хладнокровный ответ. – Пересадив его в кресло, можете привязывать его сколько хотите. Хотя бы для того, чтобы он не падал каждую минуту.
Повинуясь указаниям хозяев, их подручные – здоровенные молчаливые парни – легко подняли по-прежнему безучастного Бежецкого с его ложа и усадили в похожее на королевский трон огромное старинное кресло с прямой высокой спинкой. Для того чтобы зафиксировать «пациента» в сидячем положении прочным строительным скотчем, потребовалось всего пару секунд. Напарник Ньюкомба разошелся настолько, что придвинул к креслу массивную тумбочку и установил на нее настольную лампу, чтобы луч света бил прямо в глаза допрашиваемому.
– Ну, это уже лишнее. – Ньюкомб недовольно отстранился от столба прямо-таки осязаемого света, не вызывающего ровно никакой реакции у Бежецкого. – Тоже мне – застенок тут устроили! Насмотрелись боевиков…
– Вы же говорите, что ему все равно, – поддел его компаньон.
– Вот именно, что все равно. ЕМУ все равно, – подчеркнул «гуманист». – А его сетчатке – совсем нет. Минут тридцать так подержите его, и все – придется господину Бежецкому учиться ходить с собакой-поводырем и читать по системе Брайля.
– А разве мы его после допроса не того? – последовал более чем красноречивый жест большим пальцем руки поперек горла. – К чему эти заботы о его здоровье?
– Вы идиот! Да что мы сейчас успеем у него узнать? Так, сливки снимем, только прикоснемся. А остальная работа будет там… – Ньюкомб неопределенно махнул рукой куда-то в сторону покрытой лишаями плесени дальней стены. – Уверяю вас, это очень и очень интересный индивидуум.
– Ну и потрошили бы там – зачем здесь это шоу устраивать с сывороткой правды и всем таким…
– Извините, вам не кажется, что мы сейчас находимся не в какой-нибудь Эфиопии или на острове Тонга? И даже не в тихой благословенной старушке-Европе? Мы в России, и я не поручусь за то, что этот груз нам вывезти удастся. Так не лучше ли следовать старой английской пословице, гласящей, что не дело это – складывать все яйца в одну корзину.
– Пословица-то вроде бы не английская…
– Да черт с ней! Пусть хоть конголезская! Важна суть.
Медик, внимательно считающий пульс сидящего прямо, словно восковая кукла, Бежецкого, вклинился в разговор:
– Ничего, если я вас перебью, господа?.. Между прочим, каждая минута действия этого препарата разрушает мозг подопытного. Если вы еще с полчасика посвятите своему филологическому спору, его уже невозможно будет вытащить из той страны снов, в которой он сейчас пребывает. Он вам нужен клиническим идиотом, или вы все-таки позволите мне потом чуть-чуть побороться за его рассудок?
– Конечно, конечно, доктор! – засуетился Ньюкомб. – Если вы нас с нашим гостем покинете на… – он взглянул на циферблат наручного «Роллекса», – на десять минут, я буду вам премного благодарен… Ну, ну, поспешайте, дорогие мои!
Оставшись наедине с манекеном, звавшимся когда-то Александром Бежецким, он ткнул пальцем в клавишу диктофона и спросил:
– Назовите ваше имя.
– Александр Павлович Бежецкий, – последовал незамедлительный ответ.
– Воинское звание и род войск?
– Майор воздушно-десантных войск Российской армии, – отчеканил манекен.
– Российской Империи? – уточнил Ньюкомб, удивившись явной нестыковке в ответе.
– Нет. Российской Федерации.
– Ого! – присвистнул разведчик, откидываясь на спинку кресла. – Как там говаривал этот математик Кэрролл? Чем дальше, тем интересьше и интересьше…
* * *Александр понятия не имел, как он здесь очутился.
Он брел, не разбирая дороги, по бескрайней раскаленной пустыне, с огромным усилием переставляя ноги, тонущие где по щиколотку, а где и по колено в рыхлом сыпучем песке. Порой ему казалось, что он вообще никуда не идет, а топчется, вяло перебирая ногами на месте.
А вокруг, насколько хватало взгляда, расстилалось сверкающее серебристо-белое полотно, лишь чуть-чуть сморщенное легким ветерком, как море на мелководье. И над всем этим великолепием нависало темно-синее в зените и белесое у горизонта небо, пышущее сухим жаром.
Но ужаснее всего было солнце.
Огромное, сияющее, словно миллион сварочных дуг или та самая пресловутая «вспышка слева», знакомая всем, кто побывал в армии, светило бесформенным сгустком застывшего пламени висело прямо по курсу, и не было никакой возможности не только свернуть в сторону, чтобы лучи не били прямо в глаза, но даже зажмуриться, отвести глаза, прикрыть их ладонью…
И он брел, опустив странно безвольные руки «по швам», краем сознания отмечая тупую боль в покалеченном запястье, не отводя глаз от сияющего Нечто перед собой.
И когда откуда-то с неба полился медленный, нечеловечески низкий голос, странно выговаривающий знакомые слова, он ни на миг не сомневался, что слышит Его Глас…
Удивительно! Пока звучали эти слова, можно было остановиться, дать телу хотя бы несколько секунд отдыха. Но едва только эти секунды истекали, нужно было двигаться снова.
Или – говорить самому. Говорить подробно и обстоятельно, без утайки и виляния, потому что нельзя, просто невозможно кривить душой перед Ним…
И только где-то глубоко, на самом донышке сознания, оставшегося свободным от огромного, всеподавляющего Зова, ложкой тепловатой воды в оглушающем зное плескалась мыслишка…
Почему же, если Он всемогущ и всеведущ, Его интересуют не тайны бытия, не грешность или безгрешность его – ничтожного червяка, – а вопросы сугубо прозаические, вроде воинского звания, номера части и послужного списка какого-то майора из давным-давно ушедшей в прошлое жизни…
* * *– Вы закончили?
– Вполне…
Ньюкомб с самым отрешенным видом черкал что-то на листках, исписанных убористым малоразборчивым почерком, время от времени нажимая клавишу диктофона. Бежецкий по-прежнему неподвижно сидел перед ним, только на голову ему было милосердно наброшено какое-то полотенце, защищающее по-прежнему открытые слезящиеся глаза от света настольной лампы, пусть не бьющего в упор, но все равно – очень яркого.
– Тогда я начну прямо сейчас, если не возражаете…
Под руководством медика «пациента» осторожно открепили от его «постамента» и уложили на кушетку, даже не делая попыток зафиксировать – тело было безвольным и податливым, будто тряпичная кукла. Немного погодя в комнате появился кубической формы аппарат размером с ту же тумбочку, от которого к запястьям Бежецкого протянулись прозрачные трубки, а к вискам и груди – провода.
– Начнем, помолясь…
Протерев обнаженную шею Александра ватным, резко пахнущим антисептикой тампоном, врач, уже облаченный в полное хирургическое «обмундирование», резким точным движением вколол толстую иглу, которой заканчивалась одна из трубок, туда, где под загорелой кожей мерно билась жилка…
Сибирь, за год до описываемых событий
– Вижу на экране локатора движение, – раздался в наушниках бесстрастный бас Решетова.
Все разом обернулись к крайнему зонду, возле которого занял позицию унтер-офицер. И подумали все примерно одно и то же: «Неужели…»
– Цель групповая, расстояние – тысяча восемьсот метров, направление – юго-юго-запад, – продолжал докладывать Решетов. – Движется по направлению к нам.
– Сколько человек? – спросил Бежецкий.
– Трудно определить… Они на одной оси. Перекрывают друг друга… По крайней мере, шестеро.
– Не двое?
– Никак нет. Седьмой… восьмой…
– Все! – принял решение командир. – Всем срочно отступать к воротам. Скрытно, ползком. Зонды оставить, взять только образцы и снятую Граубергом видеокамеру. Через ворота проходить, не дожидаясь моей команды. Без суеты. Интервал – тридцать секунд. Выполнять.
