Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны
Джон взглянул на Пирри и вдруг понял, что давно уже безотчетно полагается именно на его мнение и рассчитывает только на его выдержку и хладнокровие. А ведь Роджер был лучшим другом Джона…
— Я думаю, у нас мало оружия, — сказал Джон. — Да и людей — тоже. Дальше так идти нельзя. Что скажете?
Пирри кивнул:
— Пожалуй, верно. Трех человек недостаточно.
— Что же делать? — с раздражением воскликнул Роджер. — Повесить плакат «Требуются новобранцы»?
— Я предлагаю остановиться здесь, — сказал Джон. — Пока мы на перевале — будем встречать всех проходящих через Пеннины.
— Можно устроить засаду, — предложил Пирри.
— Нас маловато для отряда вербовщиков, — возразил Джон. — Будем надеяться на добровольцев, даже если они окажутся сильнее нас.
— Ну и что ты предлагаешь? — спросил Роджер. — Разбить лагерь на обочине дороги?
— Да, — ответил Джон, оглядев всех. — Надеюсь, ненадолго.
Прежде чем показалась первая группа, прошло около часа. Но долгое ожидание не было вознаграждено. По дороге еле–еле, с трудом поднимались восемь человек. Четыре женщины, двое детей — мальчик лет восьми и девочка помладше, двое мужчин толкали детские коляски, доверху нагруженные домашним скарбом. Когда они были уже ярдах в пятидесяти, из одной коляски выпала кастрюля и со звоном покатилась по дороге. Женщина, шедшая сзади, остановилась и устало нагнулась за ней.
— Похоже, здесь ловить нечего, — сказал Пирри, глядя на измученных и насмерть перепуганных людей.
Он, Джон и Роджер стояли посреди дороги. Каждый держал ружье. Дети и женщины отошли к стене из плоских каменных глыб неподалеку.
Джон кивнул:
— К сожалению, вы правы. И оружия у них, видно, тоже нет. Если только водяной пистолет у мальчугана.
Заметив наконец на дороге трех вооруженных людей, маленький отряд в нерешительности остановился. Но, оглянувшись назад и посоветовавшись тихонько, путники медленно двинулись дальше. Первым шел мужчина лет пятидесяти. Он изо всех сил пытался выглядеть безразличным, но тщетно — страх прочно поселился в каждой его клеточке. Девочка заплакала. Одна из женщин яростно и в то же время украдкой, словно боясь выдать себя, одернула малышку. Джон молча глядел на проходящих мимо людей.
— Как, по–вашему, далеко они уйдут? — тихо спросил Роджер.
— Может, до Уэнлвдейла. Не знаю. Если повезет, так протянут еще неделю.
— Повезет? Или наоборот?
— Да. Скорее всего наоборот.
— Они возвращаются, — сказал Пирри.
Джон проследил за его взглядом. Уже пройдя ярдов семьдесят, несчастные погорельцы развернулись и пошли назад, толкая перед собой никчемные коляски. Дождь хлестал им в лицо. Плащ, завязанный у девчушки на шее, развязался, и она безуспешно теребила его неумелыми пальчиками.
Они остановились чуть поодаль.
— Мы вот подумали, — сказал мужчина, шедший первым, — если вы тут чего–то ждете, может, мы вам что скажем?
Джон оценивающе взглянул на него. Это был человек, всю свою жизнь занимавшийся тяжелым физическим трудом, скорее всего рабочий. Теперь шансов выжить у него почти не было. Разве только примкнуть к какому–нибудь гангстеру — маленькому «наполеончику» долин, который оценит его преданность, закрыв глаза на бесполезность. Но в таком окружении гасла даже эта слабая надежда.
— Нет, — сказал Джон. — Вам нечего сказать нам.
— Мы идем через Пеннины, — не унимался мужчина. — Может, в тех краях будет поспокойнее. Найдем какую–нибудь ферму, подальше от дороги, где нам дадут работу и немного еды. Нам ведь много не нужно.
Еще несколько месяцев назад несбыточной мечтой было выиграть семьдесят пять тысяч долларов, поставив на футбольную команду. Такие же ничтожные шансы были теперь у этого бедняги. Джон посмотрел на женщин — только одна из четырех была достаточно молода, чтобы выкупить свою жизнь ценой собственного тела. Дети отошли к стене. На мальчике вместо ботинок были надеты насквозь промокшие парусиновые туфли на резиновой подошве.
— Значит, вам надо спешить, — резко ответил Джон.
— Вы думаете, мы найдем такое место? — спросил мужчина.
— Возможно.
— А куда вы идете? Тоже в Йоркшир?
— Нет, — сказал Джон. — Оттуда.
— А мы и не раздумывали, куда идти. Просто решили, что за Пеннинами будет потише.
— Да, может быть.
— Отец хотел сказать, нельзя ли нам присоединиться к вам? — вмешалась женщина — мать малышей. — Вместе и с бедой справиться легче. Ведь вы тоже ищете спокойное место. Сразу видно, вы — порядочные люди, не то что те — внизу. А в такое время порядочные люди должны держаться вместе.
— В этой стране около пятидесяти миллионов, — сказал Джон. — И наверно, сорок пять из них — люди порядочные, и все ищут спокойное, тихое место. Только вот мест таких маловато.
— Да, поэтому и надо людям вместе собираться. Порядочным людям.
— Как давно вы идете? — спросил Джон.
— Мы вышли сегодня утром — увидали пожары в Седберхе. Они сожгли ферму Фоллингов, а это в трех милях от деревни.
— А мы вышли на три дня раньше вас. И мы больше не порядочные люди. На пути сюда мы убили несколько человек, и не исключено, что нам придется снова убивать. Так что лучше вам идти одним, как и шли.
Они пристально посмотрели на него. Наконец, словно очнувшись, мужчина торопливо проговорил:
— Наверное, у вас просто не было другого выхода. Человек должен идти на все, чтобы спасти себя и свою семью. Меня заставляли убивать во время войны, а ведь тогда фрицы не сжигали ни Седберх, ни ферму Фоллингов…
Джон не ответил. Дети уже подружились и затеяли шумную возню. Подошла Анна.
— Можно нам пойти с вами? — спросил мужчина. — Мы сделаем все, что вы скажете. Если понадобится, я тоже буду убивать. Нам все равно, куда вы идете. Я всю жизнь прожил в Карбеке, только в армию уходил. Теперь вот пришлось покинуть насиженные места, и мне все равно, куда идти.
— Сколько у вас ружей? — спросил Джон.
Он покачал головой:
— У нас нет оружия.
— У нас три ружья, чтобы защитить шестерых взрослых и четырех детей. Но даже этого недостаточно. Поэтому мы и ждем здесь. Нам нужно оружие. Мне очень жаль, но мы не можем брать пассажиров.
— Мы не будем пассажирами! Я умею делать все. Могу стрелять, если вам удастся заполучить еще оружие. Я отлично стреляю, поверьте!
— Вас одного мы, может, и взяли бы. Но всех… Это невозможно.
Дождь перестал, но небо еще хмурилось, и было довольно холодно. Совсем молодой парнишка — наверно, сын этого мужчины, зябко поежился, поплотнее завернулся в грязный плащ.
— У нас есть продукты! — в отчаянии воскликнул мужчина. — В коляске целый кусок бекона.
— Продуктов у нас хватает. Мы убивали, чтобы добыть их, и можем убить снова.
— Не отсылайте нас, — взмолилась мать. — Ведь с нами дети. Хоть их пожалейте.
— Я забочусь о своих детях, — отрезал Джон. — И не могу думать о миллионах других. На вашем месте я бы поторопился. Если хотите найти тихое спокойное местечко, надо спешить, пока толпа не подоспела.
Они молча смотрели на Джона, понимая его слова, но все еще отказывались поверить.
— Разве мы не можем взять их? — спросила Анна. — Ведь дети… — Джон взглянул на нее. — Да, я не забыла. Я помню, что говорила о Тихоне. Но я была не права.
— Нет, — ответил Джон. — Права. Сейчас нет места жалости.
— Не говори так, — ужаснулась она.
Джон махнул рукой в сторону долины, окутанной гарью и дымом.
— Жалость всегда была роскошью. Хорошо наблюдать за трагедией издалека. К примеру, сидя в удобном кресле кинотеатра. Другое дело, когда эта трагедия касается тебя лично.
Подошла Оливия. Джейн встала рядом с Пирри. Он коротко взглянул на девушку, но ничего не сказал.
— Я не понимаю, почему ты против, — сказала Оливия. — Пусть идут. А может, они нам даже пригодятся.
— Они позволили мальчишке идти в такую погоду в парусиновых туфлях, — ответил Джон. — Мне казалось, Оливия, что ты уже поняла — сейчас выживут только сильнейшие. Эти люди нам ничем не помогут, а будут только мешать.
— Я говорила ему про ботинки, — сказала мать мальчика. — А когда хватились, было уже рискованно возвращаться.
— Понятно–понятно, — устало сказал Джон. — Теперь многое забывается. Если вы не обратили внимания на ноги сына, значит, можете не заметить что–нибудь более важное. А в результате любой из нас может погибнуть.
— Роджер… — сказала Оливия.
Тот покачал головой:
— За три дня все изменилось. Когда мы с Джонни бросали монетку, я не воспринимал это всерьез. Но теперь он — командир, правда? Он принял все на свою совесть. И он, наверное, прав… в любом случае.
Видя, что рухнула последняя надежда, мужчина отвернулся, горестно качая головой.
Но мать двоих ребятишек не сдавалась.
