Александр Трубников - Черный Гетман
— Это, я так понимаю, и был тот человек, что тебя Душегубцу выдал? — отпустив с миром монаха, спросил Ольгерд у своего спутника.
— Он самый, — кивнул богомолец. Накинув капюшон он почти ничем не отличался от обитателей Троицкой обители. — Это был наш человек, который и вызвал меня сюда.
Разговаривая, они подъехали ближе к архимандриту который как раз завершал напутствие неуклюже взбирающемуся на коня молодому послушнику.
— Князю-воеводе все как есть передашь. Пусть ратных людей в погоню немедля высылает. Виданное ли дело, чтобы человека монашеского чина вот так ни за что ни про что, как свинью, в собственной келье зарезали?
— А к казакам будем гонца посылать, владыко? — спросил кто-то из братии.
— Пошлем и к ним, пожалуй, — кивнул настоятель. — Куреневка поближе, чем Киселевка, скорее погоню вышлют. Хотя, конечно, казаков на помощь звать, что татей в дом пускать. Отымут они у нас после этого оболонский выгон, прости Господи…
Отправив гонца, архимандрит немного остыл и обратил, наконец, внимание на вновь прибывших.
— Кто такие? Как в монастырь проникли? Почему ворота до сих пор открыты?! Ох и наложу я привратнику епитимью, сто раз "Отче наш…" коленопреклоненным, на горохе с земными поклонами… Не монастырь а проезжий двор какой-то.
— Мы путники. Сами от тех разбойников ноги едва унесли, — ответил Ольгерд.
— А привратнику епитимью наложить не получится, — добавил его спутник. — Он уже предстал перед иным судьей, гораздо более строгим, чем ты, отче…
Архимандрит посерел лицом и осенил себя крестным знамением. В толпе охнули, кто-то понесся к воротам, и оттуда донеслись горестные вскрики.
— Кто-то видел как они в келью ворвались? — спросил Ольгерд, обращаясь к братии.
— Я! — отозвался дрожащим голосом совсем молоденький лопоухий послушник.
— Что было потом?
— Сели на коней и уехали.
— Куда они ускакали?
— Тудою! — послушник указал в сторону противоположную от ворот.
— Что, через паркан перелетели?
— Да нет, там, на задах у нас есть еще калитка для дорогожицких прихожан. По ней-то они и ушли.
Из всего увиденного и услышанного Ольгерд сделал главный малоутешительный вывод — Душегубец ушел, и пускаться за ним в погоню нет никакого резону. Можно, конечно расспрашивать путников о "черном всаднике", уж больно Дмитрий приметен, ни с кем не с путаешь, да ведь тати по дорогам отродясь не ходили. Уйдут на запад, в Литву, где сейчас война, или на север в Чернобыльские леса, от которых до Полесья и Брянщины рукой подать. Что так, что эдак — ищи ветра в поле.
Поиграла судьба с Ольгердом, словно напоминая ему, что выше головы не прыгнешь. Столкнула лицом к лицу с кровным врагом и снова развела. Правда оставив взамен пусть сомнительный, но подарок — странного боевитого попутчика…
Архимандрит навел порядок в своем полохливом христовом воинстве. Тела убиенных понесли отпевать в часовню и монастырские проулки стали понемногу пустеть. Только сейчас Ольгерд заметил что солнце висит уже совсем низко. Приближалась ночь и, стало быть, нужно было что-то решать.
В пословицу "утро вечера мудренее" Ольгерд не верил с тех самых пор, когда в персидском походе атаман, при котором он состоял казачком, отложив военный совет на утро был убит ночью пробравшимися в лагерь азербайджанцами. Потому он твердо намеревался определиться с дальнейшими действиями прямо сейчас, тем более, что было из чего выбирать.
Можно было, несмотря ни на какие доводы рассудка, все же попробовать пойти по следу Душегубца. Или же плюнуть на все, возвратиться на Куреневку, и поступить на службу к казакам. В крайнем случае, надеясь на то, что Ольга откажется от глупой клятвы, возвратиться-таки в распроклятый Лоев… Однако первым делом неплохо было бы поговорить по душам с богомольцем. Ведь не просто так его разбойник искал…
Его спутник давно уже спешился и стоял, рассматривая монастырское подворье. Ольгерд соскочил с коня и представился:
— Ольгерд!
— Зови меня Измаил! — крепко пожав протянутую руку, ответил тот.
Познакомились.
— Что делать дальше собрался?
Измаил ответил не сразу. Сверкнув глазами из капюшона смерил Ольгерда взглядом. Наконец произнес:
— До захода солнца осталось немного времени. Наверное ты, как и я, не хотел бы ночевать в этих стенах, — он кивнул на неказистое одноэтажное строение, где располагался монашеский постоялый двор. — Там полно клопов и очень грязно. Но я хочу осмотреть то место, ради которого сюда прибыл, а заодно и рассказать тебе о некоторых вещах, о которых ты должен знать, как отпрыск рода Ольговичей.
— И что тебе нужно осмотреть?
— Вот это. — Измаил кивнул в сторону возвышающихся церковных стен.
— Как скажешь, — пожал плечами Ольгерд. — Только коней нужно кому-нибудь поручить.
* * *Монастырская церковь с единственным большим круглым куполом, непривычным после шпилей польских костелов и русских луковок, тяжелой своей стремительностью разительно походила на вкопанного в землю витязя из былин.
Ольгерд и Измаил подошли к вратам.
— Троицкой эту церковь, как и монастырь, стали называть совсем недавно, — начал рассказ новый знакомый, — пятьсот лет назад потомки князя Олега Черниговского, Ольговичи, чьей родовой усыпальницей стал этот храм, нарекли его Кирилловским. В честь Кирилла, святого, которого почитают христиане в странах Средиземного моря…
— Значит великий был человек, — отозвался Ольгерд, — раз князья древнерусские его именем церковь свою назвали…
Измаил в ответ хмыкнул.
— Если бы! Епископ Александрийский Кирилл был редкий казуист, мракобес и политикан. При его возведении в сан недовольные горожане едва не подняли бунт и ромейским властям пришлось вызывать войска. Это был первый в истории Церкви кровавый гонитель евреев, язычников и раскольников, заслуживший своей неистовостью столь мрачную славу, пред которой меркнет "подвиг" самого Герострата: подстрекаемые им фанатики до смерти забили профессора Александрийской библиотеки Ипатию, знаменитую женщину-ученого, одну из самых просвещенных людей своего времени. Кроме того, он своими трактатами как никто способствовал церковному расколу, последствия которого ощутимы и до сих пор…
— Батюшка в монастырской школе говорил, что пути святых неисповедимы, — перекрестившись у входа и понизив голос, ответил Ольгерд. — Однако если все то, что ты сейчас рассказал — правда, то в самом деле, зачем было именем этого Кирилла, которого у нас и не знает никто, русскую церковь называть?
— Причина только одна, — прошептал Измаил, — князю Всеволоду нужно было, чтобы храм строили не константинопольские, а александрийские мастера…
Они углубились в шелестящий церковный сумрак. В церкви было пусто, лишь во мраке отбрасываемых колоннами теней шепталось несколько монахов, по всей видимости готовившихся ко всенощной службе, посвященной молитвам за упокой убиенных братьев.
Ольгерд повел носом и огляделся по сторонам. Несмотря внутренний простор, — под уходящим ввысь куполом вполне могло уместиться не меньше трех сотен человек, — воздух внутри пах сыростью, ладаном и чуть-чуть мышами, а сама древняя церковь имела вид неухоженный и облупленный. Осыпавшиеся фрески, плесень у основания поддерживающих свод колонн и, наконец, полуобвалившийся потолок над хорами, ясно свидетельствовали о том, что у нынешней братии нет ни денег ни мастеров, которые могли бы содержать творение неведомых зодчих в должном порядке.
Не дойдя десятка шагов до алтаря, перед которым, чуть раздвигая сумрак, островком благочиния кучно мерцали свечи и лампады, Измаил повернул направо и подвел Ольгерда к обширной глубокой нише.
— В одном предатель не обманул, — прошептал он. — Саркофаги Ольговичей действительно пропали.
На земляном полу, куда показал странный египтянин, были видны глубокие прямоугольные вмятины, словно оставленные большими тяжелыми сундуками.
— Слушай, — начиная злиться, сказал Ольгерд, — может хватит всех этих недомолвок? Ты объяснишь мне, наконец, что это все означает?
Измаил кивнул.
— Вся история, от начала до конца получится очень долгой. Пока что расскажу самое важное. Внук Ярослава Мудрого, князь Олег Святославич, потерпел поражение в междоусобной борьбе и бежал в Константинополь. Однако не задержался надолго и там. после беспорядков в русских кварталах, ромейские власти сослали его на далекий Родос. Именно там и нашли его наши люди…
— Что за "ваши люди"? — не удержался и спросил Ольгерд.
— Небольшая община, существовавшая со столь давних времен, что ты мне вряд ли поверишь, — чуть улыбнувшись, терпеливо пояснил Измаил и, предваряя следующий, уже вертевшийся на языке у Ольгерда вопрос, продолжил. — Дело в том, что в здешних местах, точнее, именно на том месте, где мы сейчас стоим, хранилась древняя почитаемая нами реликвия. Познакомившись с опальным князем мы предложили ему союз. Защиту нашей реликвии в обмен на поддержку его рода.
