Андрей Биверов - Мятеж не может кончиться неудачей
— О, ни о чем конкретном, — нервно засмеялся Петр Данилович, — о том, о сем, о погоде… да, о погоде много говорили.
— Состояли ли вы в тайном обществе, называемом Английский клуб? — продолжал допрос следователь.
— Что вы, что вы! — взмахнул пухлыми руками арестант. — Не состоял и даже не слышал никогда о таковом!
— А вот подданный Бирс показывает, — на этих словах Кротов ловко выудил из папки нужный листок, — что вы не только состояли в названной ранее организации, но и были активным ее участником, в частности жертвовали большие суммы на, как он заявляет, «нужды заговора».
— Это поклеп и клевета! — скрестил Петр Данилович на груди руки. — Господин штабс-капитан, ни в никаких тайных обществах я не состоял и с заговорщиками отношений не имею!
— Сведения получены из надежных источников, — невозмутимо покачал головой Кротов, — подданные Макинин, Гранский и Шлименсон, состоявшие в так называемом клубе и уже признавшиеся в заговоре и государственной измене, также подтвердили, что вы были активным членом тайного общества и участвовали в заговоре.
— Это ложь! — отчаянно завопил Красновский. — Это клевета, они мои давние завистники и недоброжелатели! Особенно Шлименсон! Он давно зуб точит на мои виноградники в Массандре! Жидовская морда!
— Хватит! — Громкий удар кулаком по столу оборвал очередную тираду арестанта.
— Они уже дали признательные показания, и теперь это надлежит сделать вам, — заявил следователь. — А брехать тут, как псина подзаборная, вам смысла нет. Повинитесь в содеянном, и возможно, вам будет оказано снисхождение.
— Как вы смеете меня оскорблять? — обиженно запыхтел Красновский. — Я… я русский дворянин! Мои предки…
— Вы перестали быть дворянином, когда помыслили пойти против государя, — жестко прервал его Кротов. — Ныне вы всего лишь арестованный изменник и заговорщик, и самое малое, что вас ждет впереди, — каторга. Конвойный, в камеру его, — крикнул капитан в коридор и демонстративно отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Молчаливый конвоир вернул подавленного узника в его камеру. С этого дня допросы продолжались без конца. Иногда Красновского конвоировали к следователям каждый день по нескольку раз, иногда он неделями судорожно ждал очередного вызова на допрос. Отвратительная кормежка, судорожный, урывками, сон, постоянное психологическое давление и стресс быстро сломали непривычного к столь суровым условиям арестанта. На исходе второго месяца Петр Данилович был готов подписать что угодно, вплоть до собственного смертного приговора. Но тут ему представилась возможность, о которой он и не мечтал…
* * *— Господин следователь, я ознакомлен с указом от восьмого августа, — тихим, подрагивающим от волнения голосом говорил Красновский. — И хотел бы испросить Высочайшего Прощения.
Когда позавчера охранник принес ему на ознакомление этот указ, Петр Данилович не поверил собственному счастью. Щурясь подслеповатыми от постоянной полутьмы глазами, он водил пальцем по строчкам документа, едва освещаемого колышущимся, неровным светом одинокой свечи, оставленной караульным. «Наконец-то! Наконец-то я избавлюсь от этих мучений! Господи, спасибо тебе, спасибо!» — вертелось у него в голове по мере чтения указа. Бумага была составлена пространным чиновничьим языком, но суть Петр Данилович выловил сразу. Арестантам по делу о государственной измене, признанным не участвовавшими непосредственно в нападении на семью Его Императорского Величества, разрешалось покинуть пределы России с невозможностью возвращения. Отдельным пунктом было оговорено, что имущество заговорщиков будет конфисковано в казну. Проведя бессонную ночь в раздумьях, Красновский на следующее утро сам попросил отвести его в кабинет следователя. И вот сейчас он сидел напротив Кротова, судорожно молясь, чтобы все прошло гладко.
— Разумеется, вы ознакомились и с его приложением. А конкретно с пунктом о конфискации имущества государственных преступников и об укрывательстве оного третьими лицами и их ответственности, — утвердительно спросил Кротов, пристально глядя на него.
— Да, господин следователь, — быстро закивал Петр Данилович, — если вы позволите, я тотчас добровольно же напишу список моего имущества и даточную на его передачу в дар казначейству.
— Что ж… извольте, — Кротов достал из стола стопку бумаг, передал ее арестанту и пододвинул к нему чернильницу с пером.
На некоторое время Петр Данилович переводил на бумагу составленный в голове еще вчера, в камере, список своего имущества. Разумеется, не полный. «Только б выйти отсюда… — думал он про себя, — до моих английских счетов вам не добраться, как не добралось правительство до счетов Герцена. И суд английский вам не выиграть, заведи вы против меня даже не политическое дело, а уголовное. Из Лондона выдачи нету, это все знают!»
Закончив писать, Красновский передал бумаги Кротову. Тот бегло их просмотрел, кивнул и сказал:
— Приятно видеть, Петр Данилович, что вы решили встать на путь исправления. Государь наш милостив и дарует каждому возможность прощения.
— Да, конечно, господин следователь, я могу идти? — спросил Красновский, желавший поскорее покинуть ненавидимые до глубины души казематы и особенно общество штабс-капитана.
— Ну разумеется, вас проводят, — сделал знак конвоирам Кротов. — Желаю вам всего наилучшего, Петр Данилович, — добавил он уже вслед уходящему Красновскому.
— Чтоб ты сдох, сволочь! — чуть слышно прошептал в ответ недавний арестант.
— И тебе не хворать, — усмехнулся в усы следователь, как только захлопнулась дверь. — Ох, ну и прохвост, — сказал он беря в руки исписанные бумаги и окидывая их опытным взглядом. — Едва ли треть написал. Ну-ну, поглядим что с тобой будет, когда ты в руки Якова Вениаминовича попадешь…
* * *Молчаливые конвойные помогли порядком исхудавшему и ослабшему Красновскому подняться по узкой круговой лестнице вверх на два этажа. Пройдя по длинному коридору, они остановились перед дверью с табличкой «Финансовое бюро».
— Вам сюда, — немногословно доложил один из них.
— Благодарю, — борясь с одышкой кивнул Петр Данилович и, постучав, приоткрыл дверь.
Взгляду его открылась небольшая комнатка с широким столом, парой стульев и многочисленными комодами и бюро вдоль всех стен. За столом сидел сухонький старичок в заношенном, подшитом кожей на локтях сюртуке и песне на длинном, с горбинкой, носу.
— О, прошу вас, прошу, присаживайтесь, милостивый государь, — приподнялся он из-за стола, указывая ладонью на стоящий рядом стул, явно рассчитанный на посетителей.
Дождавшись, когда бывший арестант сядет, старичок уселся обратно за стол, жизнерадостно улыбнулся и продолжил:
— Позвольте представиться: Яков Вениаминович Лейфман, заведующий финансовым бюро данного учреждения-с, а вы у нас будете…
— Красновский Петр Данилович, — поспешно представился тот.
— Вы к нам по указу 8–08–с? — продолжал тем временем начальник бюро.
— Простите? — непонимающе переспросил Красновский.
— По указу от восьмого августа, — пояснил Лейфман.
— Да, да, именно по нему, — оживился Петр Данилович, — я полностью осознал свою вину и надеюсь на высочайшее прощение…
— Что делается, времена-то какие-с, — печально вздохнул собеседник. — Эка вы попали, как кур в ощип. Что же вы так неосторожно-то… Ваш следователь кто? Кротов?
— Да. Он, — кивнул бывший арестант.
Яков Вениаминович поморщился, как от зубной боли.
— Не самый приятный в общении-с человек, — заметил он, — но деятельный, далеко пойдет. Все бы им заговоры раскрывать, а дела-с в совершеннейшем беспорядке, — Лейфман уныло посмотрел на старенькое, потемневшее от времени бюро слева. — Кручусь как белка в колесе, представляете, совсем не сплю с тех пор, как меня из департамента-с сюда выдернули.
Красновский сочувственно закивал. После общения со следователями эта суетливая болтовня заставила его несколько расслабиться. Он даже почувствовал себя словно как в добрые старые времена, в родном Херсоне, на приеме у какого-нибудь чинуши среднего ранга.
— Трудимся буквально на износ, — тараторил тем временем старый еврей, начав копаться в ящиках стола. — Кто на что способен-с, конечно. Кротов вон привел главу заговора в такой непрезентабельный вид — на суде-с не покажешь. Рвет и мечет, нового ищет.
Эти слова резко вернули Петра Даниловича на землю. В животе внезапно потяжелело от дурного предчувствия, а по спине побежали мурашки.
— Увы, батюшка, специфика работы-с. Дело-то новое, так и мечтают карьеру сделать, хоть бы друг на дружке. Так-с, что тут у нас?
Из ящиков стола один за другим появились исписанные листы бумаги.
