Кир Булычев - Штурм Дюльбера
Известного ялтинского градоначальника, с именем которого связаны как светлые, так и многочисленные темные страницы в истории нашего города, вызывают наверх – возможно, в Петроград, где он должен будет дать ответ перед народными избранниками о своих сомнительных деяниях, —
смело утверждала газета, и Лидочке было приятно сознавать, что ее позиции и позиции газеты совпадают.
Лидочка перевернула газету, поглядела на последнюю страницу, где большую часть текста занимали объявления, а над ними несколько кратких колонок – куда более кратких, чем в 1914 году: «Вести с полей боев».
Война все шла и шла, война еще не кончилась… Это было второй невероятной новостью после пропущенной революции.
* * *До темноты, до редких фонарей и холодных звезд, Лидочка просидела на набережной, глядя издали на платан. В восемь часов Андрюши все не было, и окоченевшая Лидочка побежала по набережной, совсем забыв о том, что ее могут увидеть и узнать, ведь половина Ялты – ее знакомые. Но уже темнело, народу на набережной было мало, да местные жители и не ходят на набережную – что там делать?
Надо было думать о ночлеге, и хоть более всего ей хотелось вернуться домой и увидеть маму, именно этого делать не следовало, пока она не отыщет Андрея и не узнает, что за это время произошло дома.
Добежав до ряда гостиниц, Лидочка замерла, не в силах решить вопрос, куда идти дальше. За свои восемнадцать лет она в гостинице никогда не останавливалась и даже толком не знала, как это делается.
Уже обнаружилось, насколько непродуманно и не подготовлено было ее путешествие. А ведь Андрюше, понимала Лидочка, куда хуже, потому что у него совсем нет денег – она даже забыла ему передать. Когда одна мысль подавляет все прочие, о деньгах забывают. К примеру, в настоящем душераздирающем романе у героини никогда не заболит живот.
Лидочка решила выбрать гостиницу чистую и имеющую хорошую репутацию. Это было несложно, потому что репутации гостиниц были всем известны.
Сначала она зашла во «Францию», но там у нее потребовали документы – а какие могут быть документы у вчерашней гимназистки, которая живет со своими родителями?
Остановилась Лидочка в номерах «Мариано», где было тихо, пустынно, холодно, а портье долго разглядывал Лидочку. Лидочка вписала фамилию – Берестова. Портье – желтый, скучный, цветом и блеском лысины как старый бильярдный шар – прочел фамилию, и она ему ничего не сказала. Потом получил деньги за три дня вперед (как же иначе, если мадемуазель без багажа?), кинул на стойку ключ с большой деревянной грушей и сказал:
– С водой перебои, повар уволился – кушать будете в кафе, но если скажете мне или горничной – принесем чаю.
Глаза у портье были шоколадные, непроницаемые, будто взболтали какао без молока.
Лидочка поднялась на второй этаж – номер был длинный, как пенал. У двери был прикреплен рукомойник, в котором не было воды. Шкаф, кровать и столик вытянулись в струнку, иначе по ширине аршинной комнаты ничего бы не поместилось. Окно было узкое и выходило на двор.
Лидочка стояла у темного окна, глядела в ночь, в тщании понять – что же с ней происходит.
Ее не было в этом городе – несколько мгновений? Или два с половиной года? Угадать, сколько же в самом деле прошло времени, было невозможно. Сама она не постарела – по крайней мере так сказало зеркало. Значит, для нее прошло несколько секунд – ну ладно, пускай день… А здесь же в самом деле минуло два с половиной года. И никуда от этого не денешься. Значит, получается, что Лидочка как бы была в летаргическом сне или заколдована злой мачехой. Она спала, прекрасная и неподвластная времени, а весь мир катился вперед по своим законам – умирали и рождались люди, играли свадьбы и погибали на войне – сколько же людей погибло на войне, если война, оказывается, идет уже три года! А чем это кончится? Как мы учили в гимназии – Тридцатилетняя война, Столетняя, война Алой и Белой розы?
Лидочка пыталась вызвать горничную звонком, но никто не откликался, хотя Лидочка слышала, как где-то в конце коридора ссорились женские голоса. Лидочка пошла туда и нашла сразу двух горничных, но они не хотели носить воду, а собирались на заседание женского совета, потому что женщины должны участвовать в революции и бороться за свои права. За водой Лидочка ходила на кухню и оттуда принесла целое ведро. Она тащила это ведро и думала, как быстро люди ко всему привыкают – еще день назад (а для остальных два с половиной года назад) никому и в голову не пришло бы идти на кухню за водой. Нет воды – мы покидаем вашу паршивую гостиницу, и ищите клиентов где-нибудь в другом месте!.. Лидочка понимала, чувствовала, что жизнь изменилась, потому что теперь некому жаловаться. Лидочка беззащитна – и все обыкновенные люди потеряли свои права. Они получили свободу, которую дают людям революции, но это великое право совсем не означает свободы в повседневной жизни – они лишь делают эту жизнь хуже, а людей злее, так что правами могут пользоваться лишь сильные и плохие, а остальные лишаются и тех прав, что происходили у них от существования порядка.
Вымывшись холодной водой, Лидочка пошла на набережную – она проголодалась и надеялась, что ей удастся чего-нибудь купить, если не в кафе, то в магазине, и принести с собой в номер.
Магазин Тарасова, что выходил фасадом на набережную, оказался закрыт, зато по вкусному запаху Лидочка отыскала чебуречную на улице и стоя съела, штука за штукой, пять чебуреков, чем вызвала уважение чебуречника.
– Ты ешь, – сказал он, – а я буду тебя показывать – какие у меня вкусные чебуреки, какие хорошие чебуреки!
Старик говорил добродушно, и Лидочка не обиделась. А торговцу было скучно, потому что никто, кроме Лидочки, к нему не шел.
На удивление мало встретилось Лидочке на набережной знакомых. Почему-то ей казалось, что каждый второй будет узнаваем, – но нет, встретилась ей одна соученица по гимназии, которая шла с подпрапорщиком и, конечно же, никого вокруг не видела, встретился пожилой мужчина из соседнего дома – Лидочка с ним и в старой жизни не здоровалась, а сейчас – тем более.
Лидочка дошла по набережной до платана-свидетеля, но никого там не было, и ноги незаметно привели ее к родному переулку.
«Я только погляжу на окна, – уговаривала себя Лида, – и сразу уйду. Сначала надо найти Андрюшу. Ведь если мне придется снова уплывать в будущее, мама этого не переживет».
Окна на втором этаже не горели, значит, родителей не было дома. Может, они ушли куда-то в гости. Почему-то это показалось обидным, будто родители все эти годы должны были сидеть вечерами дома, слушая, не звякнет ли звонок, не вернется ли единственная дочь.
Впрочем, вернее всего, мать задержалась в госпитале, а отец – в порту.
Тогда Лидочка решилась – она быстро взбежала наверх и, достав из сумочки ключ, сунула его в замочную скважину.
Но ключ не повернулся. Он вошел до половины и не повернулся.
Лидочка замерла в растерянности – ключ должен был повернуться легко, но не поворачивался.
Она начала дергать его, стараясь повернуть, и тут услыхала изнутри коридора шаркающие шаги – шаги дошли почти до двери и замерли.
Таких шагов в доме быть не могло.
– Кто там? – донеслось изнутри – и голос был совершенно чужим, старческим, совершенно чужим.
В доме жили другие люди. Вернее всего, другие.
Лидочка вытащила ключ и сбежала вниз по лестнице. Звонить к соседям внизу и спрашивать их, где Иваницкие, она не посмела.
Лидочке не хотелось думать, что за эти годы дома случилось что-то плохое. Такое она просто изгнала из головы.
Лида вернулась в гостиницу, ничего не узнав и никого не найдя, а устала так, словно весь день таскала дрова.
Портье дремал за стойкой, обратив к подходившим сверкающую под многоламповым бра лысину. Лидочка попросила ключ – лысина ушла назад, появились шоколадные глаза.
– Мадемуазель Берестова? – сказал он. – Вас спрашивали.
– Кто? – Сердце от неожиданной радости пропустило удар.
– Немолодой мужчина, – сказал портье, – очень худой, но, по всему судя, солидный господин.
Может, Андрюша так переоделся и замаскировался?
– Плешивый, худой и весь в черном – и с такой эспаньолкой – как у Мефистофеля, простите, в опере. – Портье постарался улыбнуться, но мышцы его лица были к такому не приучены, и потому вместо улыбки вышла гримаса.
– Спасибо, – сказала Лидочка, забирая ключ. – Я знаю.
Она ничего не знала и не понимала – конечно же, это был не Андрюша, по описанию тот человек не мог походить и на отца, даже если тот каким-то чудом узнал, что Лидочка в Ялте… Да и кто знал, что Иваницкая и Берестова одно лицо? Значит, ошибка.
Лидочка поднялась по скрипучей лестнице на второй этаж – зеленые стены коридора были изукрашены водорослями и лотосами. Дверь была коричневая. Лидочка открыла ее, зажгла свет.
В номере было, разумеется, пусто, но у Лидочки возникло ощущение, что там либо кто-то есть, либо кто-то был недавно. Трудно объяснить такую уверенность, но ничего мистического в ней не было – следы чужого запаха, неладно поправленное покрывало на кровати, на полу под сдвинутой ножкой кресла обнажился квадратик, обрамленный пылью… кто-то наверняка был в номере и осматривал его, трогал и передвигал вещи, что-то искал.
