Андрей Дай - Столица для Поводыря
Мария Александровна, отпив малюсенький глоточек какой-то пахнущей травами микстуры, сделала паузу, которой тут же поспешила воспользоваться Елена Павловна.
— Герман у нас тоже не граф Монте-Кристо. Он, Маша, обычный идеалист. Составил себе задачу – выстроить царствие небесное в своей холодной дикой Сибири. Родись он во времена Петра Великого, быть бы ему царским наместником от Урала до Великого океана…
— Ну, сейчас-то, мадам, нам эти потрясения ни к чему, — возразила царица. — И ваших, княгиня, реформ довольно. Ныне либералов и реформаторов и не перечтешь. А вот верных людей мало. Вот хоть, как этот юноша. И тот из столицы сбежать намерен.
И повернулась ко мне.
— Ваши прожекты, как мне говорили, обещают стать весьма прибыльным делом. Что же вам так мила идея сказочно разбогатеть? Не достаточно ли того, что имеете?
— Все мои затеи, ваше императорское величество, это не для прибыли. Я лишь хотел бы показать иным пример, как можно все обставить, чтоб всем стало хорошо.
— Вот! — ткнула тонким пальцев в потолок бледно-голубая царица. — Женитесь, милостивый государь, на фрейлине нашей Минни. Это, кажется, Наденька Якобсон? Я верно помню? А предложит государь достойный вашим талантам чин, и всем станет хорошо. И у моих сыновей будет рядом верный человек.
— Простите, — в горле какой-то ком образовался. И чтоб продолжить, пришлось его сначала выкашлять. — Простите великодушно, ваше императорское величество. Боюсь, я буду вынужден отказаться.
— Че-го? — приподняв бровь, неожиданно по-русски, выдохнула государыня.
Великая княгиня хихикнула, и поспешила спрятать губы за ладошкой.
— Вот именно об этом я вам, ваше величество, и говорила, — пробубнила из-под украшенной кружевами перчатки.
— Мне сообщали, вас сравнивают со Сперанским, — вдруг раздался голос царя от маленькой, укрытой за ширмой двери. Пришлось снова кланяться. — Скажите, господин Лерхе, вы умны?
— Я этого не знаю, ваше императорское величество. Скорее всего, есть множество иных господ умнее меня.
Александр вставил в рот мундштук папиросы, и тут же, под осуждающим взглядом жены, выдернул. Потом только кивнул.
— Любите ли вы охоту? Например – на лося.
— Ваше императорское величество? С подхода? На солонцах или с загона? Или вы, ваше императорское величество, лаек предпочитаете использовать?
Как там мой любимый с детства сказочный персонаж говаривал? Только не бросай меня в терновый куст? Это меня-то, охотника с, без малого, девяностолетним стажем, о любви к великой мужской забаве спрашивать? И видимо, что-то такое на моем лице отобразилось, что высоченный государь прихватил меня за локоть и потянул в сторону лестницы.
— Прошу прощения, дамы, — уже на пороге, догадался попрощаться царь. — Я забираю у вас этого молодого человека.
Мария Александровна и Елена Павловна тут же встали, только чтоб присесть в реверансе. Ни одна из них и не подумала возразить царю. Тем более что разговор зашел об охоте, нисколько их не интересующей.
Александр повел меня в Арсенал. Хвастаться оружием и чучелами трофеев, конечно. А иначе вообще, зачем убивать ни в чем не повинных животных? По дороге потребовал рассказать суть охоты с подхода. Немного даже поспорили, и все-таки пришли к согласию, что на императорских егерских дачах в Гатчине, где прежде дикий лес расчищен и поделен просеками на идеальные квадраты, такой метод лосиного убийства для стрелка не интересен.
Из всех стоящих в пирамидах ружей я только марку Тульских оружейных заводов знал. Ито, из такого раритета стрелять не доводилось. О чем со смущением и признался. Посетовал даже, что в обширной коллекции нет ни образца от Спенсера, ни винчестера Генри из Нью-Хейвена. О трехлинейке или хотя бы берданке я уж и не говорю. Привел как довод их многозарядность. Бывает же, что с одного выстрела зверь не умирает? Бывает, и часто! Иной раз так умудряются попасть, что несчастное, страдающее от боли животное еще по десять километров пройти умудряется. А тут – скобу дернул и добил. Гуманно, едрешкин корень!
Царь внимательно меня выслушал, извинился, и отошел к бюро, на котором стояли весы для размерения пороха, чиркнуть записку. Откуда-то взявшийся гвардейский офицер забрал клочок бумаги и испарился. А мы спокойно продолжили осматривать смертоносные механизмы.
Черт за язык дернул – брякнул о своем заказе в Московском училище. Александр едва-едва дернул бровью и потащил в кабинет – рисовать. Из меня чертежник тот еще, а вот царь оказывается – неплохой художник. Все свободные простенки его царицынского кабинета им самолично написанными картинами завешаны.
И снова несколько неровных строк на обрывке бумаги, вестовой гвардеец, и продолжение разговора, как ни в чем не бывало. Исчирканные листы отодвинуты в сторону, на стол ниньдзи-лакеи, передвигающиеся абсолютно бесшумно, мигом сервировали все полагающееся для чайной церемонии.
За чаем поговорили о лайках. Государь пообещал сводить на псарни в Егерской слободе в Гатчине. Я рассказал о сибирской универсальной собаке. Пришлось тут же давать обещание непременно прислать щенков. Штук не менее дюжины. Желательно вместе с опытным человеком. Лайки они такие – с этими наглыми мордами не всякий управится. Поведал венценосному любителю пострелять несколько охотничьих историй. Жаль, нельзя было много говорить. Я в этой жизни за год в Сибири столько бы не успел натворить.
Зашел без приглашения какой-то хмырь в блестящей вышивкой скорлупе. Даже всезнающий Герочка затруднялся определить его придворную должность. Но вот что точно не вызывает сомнений – так это имеющийся у хмыря доступ к государеву уху. Склонился – иначе и не скажешь – склонился и что-то прошептал. Александр кивнул, резко погасил очередную папиросину и встал. А я вскочил. Положено так.
— Идемте, Герман Густавович, — и шагнул в дверь первым. Прекрасно знал, что никуда я от него не денусь. Побегу следом как миленький.
Стали спускаться вниз по лестнице, к выходу из дворца. Какие-то люди прямо-таки стащили с плеч мой мундир, натянули замшевый пиджак с карманами, и набросили украшенный шнурами полушубок. Тот, который еще бекешей называется, кажется. И все это на бегу, в попытке не отстать от высокого и длинноногого царя. Уже перед самыми застекленными воротами – иначе их и не назовешь – на голову напялили лохматую, соболиную шапку. Самый обычный наш сибирский треух – прадедушка классической шапки-ушанки. Только из волшебного, цвета орехового дерева в солнечных лучах, меха.
На улице гарцевала готовая ко всему сотня кавалергардов, а у подъезда ждали больше дюжины санок с приготовленными медвежьими полостями для пассажиров. Последовал какой-то мне не понятный ритуал приветствия, и Александр уселся. К вящему моему удивлению, рядом с самодержцем тут же уселся мужик, чуть ли не в домотканом крестьянском армяке. Только после этого лакеи стали провожать сопровождающих, вроде меня, к другим экипажам.
Ехали долго. По мне, так даже слишком. Я и сиделку отсидеть и озябнуть, и проголодаться успел. Но растянувшийся караван, со скачущими со всех сторон кавалеристами, не останавливался ни на секунду. Вот так – приспичит уединиться с природой, и терпи. Лопни или умри, но царский поезд даже не притормозит. Сбросят под замершие в ледяной сказке деревья, и укатят дальше.
Ехали мы, ехали, и, наконец, ближе к вечеру, приехали в Гатчину. Еще один дворец, посреди огромного парка, обильно иллюминированный и украшенный имперским триколором. Санки остановились, и последовал процесс выгрузки. Только теперь, царь встал последним.
Меня и еще двух незнакомых ни мне, ни Герочке господ слуги подхватили, чуть ли не под локотки, и, попутно отобрав верхнюю одежду, препроводили в гостиную на первом этаже Арсенального каре. Несколькими минутами спустя туда же пришел Александр.
— Хорошо-хорошо, Иван, — мне показалось – как-то радостно воскликнул кому-то за спину государь, и в два шага оказался подле нас. Естественно мы встали.
— Вы верно голодны, господа? Я так, быка бы съел. Пока там готовят… по-простому, давайте ка я вас познакомлю.
Царь оглянулся, как бы выбирая с кого начать. И остановил выбор на мне. Во0первых, как я подозревал, остальные были отлично знакомы, а во-вторых, я оказался самым молодым в этой чудной компании.
— Этот молодой сударь – тот самый Герман Густавович Лерхе, действительный статский советник и Наш наместник в Томской губернии. Вы не могли о нем не слышать. Ныне о нем везде только и говорят.
Я поклонился, заодно пряча улыбку. Уж очень заинтересованными стали лица незнакомых царедворцев.
— Этот отважный офицер – мой брат, Николай. А этот благородный муж – герцог Георг-Август Мекленбург-Стрелицкий. И давайте, господа условимся! До окончания охоты говорить без… по-простому. Довольно будет и имен.
