Роман Злотников - Генерал-адмирал. Тетралогия
Впрочем, насколько я мог припомнить, в той истории, что здесь знал только я, Дарданелльская операция союзников закончилась полным провалом. И я не видел причин, почему здесь все должно произойти иначе. А с датой нашей Босфорской операции мы пока не определились, и я сильно сомневался, что она состоится в начавшемся году. Так что, немного позлившись, я решил попытаться извлечь из случившегося максимальную пользу. В конце концов, мы тоже планируем крупную операцию в том районе, только с другой стороны проливов, так почему бы нам не поучиться на чужом опыте тому, как не стоит, ее проводить? И прикинуть, как стоит…
Я попросил Николая обратиться к англичанам с просьбой принять на их эскадру нашу морскую миссию в составе нескольких офицеров для наблюдения и координации. Отказать нам в этой малости у англичан причин не было, и 25 февраля из Романова-на-Мурмане в Лондон отбыла морская миссия во главе с контр-адмиралом Колчаком. Он получил этот чин только что, за лихие действия его дивизии на Балтике. В отличие от популярного в покинутом мною будущем героя фильма особой романтичностью господин новоиспеченный адмирал не отличался, а вот склочным характером — вполне. И амбиции имел немалые. Но дело, как говорится, разумел. Короче, для англичан — самое то.
А затем на Германском фронте произошла катастрофа…
Двадцать седьмого февраля немцы начали массированную артподготовку. И в этой истории она продолжалась не несколько часов, а почти двое суток, после чего немцы двинулись вперед — не слишком быстро и со своими немецкими матюгами, поскольку участок фронта в десять верст шириной и три глубиной был превращен в лунный пейзаж, даже просто передвигаться там стало весьма затруднительно. Зато по ним никто не стрелял… Но далеко они не продвинулись, поскольку за двое суток непрерывной немецкой артподготовки нашим войскам, через пять часов после ее начала оттянутым назад, удалось наскоро соорудить в десяти верстах от переднего края, то есть в тылу перемалываемых в пыль укреплений, вторую линию обороны. Она представляла собой жиденькую линию траншей, хлипких перекрытых щелей, дохленьких блиндажей с одним накатом и открытых пулеметных площадок вместо защищенных ДЗОТов. То есть была сделана из того, что можно выкопать и приспособить к делу за двое суток дрожащими руками. Дрожащими как от напряжения, так и от страха, ибо пять часов артподготовки, которые солдатам пришлось выдержать, прежде чем мы додумались дать команду на отход, не прошли даром. К тому же эта артподготовка еще не закончилась, и совсем рядом, в паре-тройке верст, явственно просматривались огромные столбы земли, регулярно вздымавшиеся при падении очередного немецкого «чемодана» крупного калибра. Причем оставленные, да что там — просто брошенные позиции были куда лучше обустроенными и укрепленными: три линии траншей, соединенных многочисленными ходами сообщения, блиндажи с двойным, а то и тройным накатом. Но даже и они не выдержали.
На новых позициях войска продержались только три дня, пока немцы, потерявшие за два первых дня непрерывных атак около двадцати тысяч убитыми и ранеными, не подтянули крупнокалиберные орудия и не начали обстрел. Наши войска поползли из траншей уже через полчаса…
Потом, после долгого и тщательного анализа всего произошедшего, после долгих и многочисленных служебных разбирательств и серии заседаний военного трибунала, я пришел к выводу, что люди, не отслужившие в армии хотя бы год, просто не способны успешно воевать в условиях современной войны. Как бы они сами по себе или с друзьями ни готовились и какие бы только тренировки по выживанию или страйкболу с пейнтболом ни проходили. Нет, возможно, на какие-то партизанские действия их и хватит, а то и вообще они в этом случае покажут себя лучше, чем обычная армия, но партизанскими действиями ни одну войну не выигрывали. А вот остановить наступающую вражескую армию, переломить ей хребет и отшвырнуть ее назад все эти «самоподготовщики» неспособны. Чушь все это и вранье. У них просто мозги не те. Они не готовы умирать там, где их поставил приказ. Они не готовы подниматься и идти в атаку на пулеметы. Они не готовы продолжать стрелять, когда рядом вопит и стонет раненый товарищ. Нет, возможно, им кажется, что они к этому готовы, но вот сейчас, в этом конкретном случае, им со своей колокольни рядового бойца… ну или, скажем так, непосредственного участника, лучше-де видно, что надо сделать. И если вокруг творится что-то не то, что-то им самим вот отсюда непонятное или кажущееся неправильным — значит, караул, беда, офицеры — идиоты, генералы — предатели… и бежать! Так что весь пафосный срач в Интернете, столь популярный в покинутом мною времени, теперь служил для меня абсолютным подтверждением того, что армии у той России нет. Ну вы и сами, вероятно, натыкались на пространные сентенции двадцатилетних либо чуть постарше сопляков, безапелляционно рассуждающих о том, что они не идут в армию, потому что, мол, их там заставят рыть канавы, строить генеральские дачи и так далее, а не потому что они ссут. Более того, они еще и утверждали, что, дескать, сами готовятся, и куда лучше, чем это сделали бы в армии, — стрелять учатся, в выживальщиков играют, схроны с оружием и продуктами закладывают. И вот, мол, когда эта затюканная, забитая и заморенная хозработами Российская армия облажается по полной, вот тогда-то на сцене появятся они, все в белом, и надерут врагам задницу. Хрена! Не надерут. Нет у них для этого никакой надиралки. И сделать ее себе они не в состоянии. Поскольку не служили. И точка.
Вот приблизительно то же самое и получилось у нас с личным составом второочередных корпусов, занявших позиции вдоль довоенной границы. Не было у большинства личного состава этих корпусов достаточного опыта службы, потому-то они и попятились раньше, чем мы рассчитывали. Стойкости у них не хватило, веры в себя, в приказ, в командиров… Не везде, конечно. Там, где немцы наносили второстепенные удары, даже второочередные дивизии выдержали их неплохо, а потом и отступили в относительном порядке. Но вот на направлении главного удара…
Восемьдесят верст до второй линии обороны немцы прошли довольно быстро. За неделю. И это при том, что мы успели перебросить к Варшаве пополненные конные корпуса и ударить ими навстречу накатывающемуся немецкому наступлению. Остановить его это не смогло, но набравшиеся боевого опыта осенью ушедшего года кавалеристы кадровых дивизий устроили на восьми десятках верст «танец с саблями», заставляя немцев то и дело разворачиваться из походных колонн в атакующие цепи и регулярно перебрасывать с фланга на фланг полевую артиллерию. А на второй линии обороны в этот момент лихорадочно шло оборудование второй опорной позиции. Первую решено было оставить сразу же после начала массированной немецкой артподготовки. Если уж ее не смог выдержать личный состав второочередных корпусов, то на занимавшие вторую линию части третьеочередных у меня вообще надежды не было. А заменить их мы уже не успевали… Так что первую линию должны были прорвать быстро. Ну, будем считать ее ложной позицией, подготовленной для «расходования огнеприпасов противника», как это звучало в первом варианте доклада.
Впрочем, поначалу все шло несколько лучше, чем я ожидал. Все-таки конные корпуса, пусть и использованные не по прямому назначению — для действий в глубине обороны противника, а прямо наоборот — во встречном бою с наступающим противником, сумели-таки совершить почти невозможное: притормозить, замотать, сбить с толку наступающих немцев. Ко второй линии обороны передовые немецкие части подошли уже слегка потрепанными, дезориентированными и попытались преодолеть ее с ходу — видимо, заимели после недели маневренных действий с нашими конными корпусами привычку к тому, что русские, заняв позиции перед их фронтом, никогда не обороняются с особым упорством и, отбив первую, максимум вторую атаку, тут же вскакивают на коней и отходят. Но сейчас эта привычка сослужила немцам дурную службу. Потому что, решив, что и на сей раз будет именно так, немецкие части двое суток почти непрерывно атаковали наши позиции, пытаясь прорваться сквозь них, просто наращивая и наращивая бросаемые в атаку силы пехоты. Число стволов артиллерии тоже все время возрастало, но их подавляющее большинство составили семидесятисемимиллиметровые полевые орудия, которым наша полевая фортификация оказалась не по зубам. Возможно, сыграло свою роль и то, что за прошедшие с начала немецкого наступления неполные две недели мы практически выбили у противника авиацию. Нет, к настоящему моменту у немцев также появились самолеты, оборудованные пулеметами, но эти пулеметы были установлены, как правило, за пределами диска вращения винта, то есть на боковых крыльях или в консоли верхнего, поэтому точность стрельбы из них оставляла желать лучшего. Синхронизаторы-то у немцев имелись, поскольку их еще перед войной в 1913 году разработала фирма LVG («Эльфау-ге»), но вот ставить их на самолеты они пока не додумались. Мы же не только довольно долго разрабатывали свой вариант, но и заранее озаботились полным выкупом патента LVG через одну из моих швейцарских фирм, что немало помогло довести до ума нашу конструкцию. Так что вооружение самолета у нас было полностью отлажено еще на момент начала войны. К тому же система боепитания у пулеметов, установленных в крылья немецких самолетов, оказалась непродуманной, из-за чего при эволюциях самолета их пулеметы частенько заклинивало из-за перекашивания ленты.
