Начало - Алексей Викторович Вязовский
Я поразился хитрости купцов. Они хотели получить от меня индульгенцию по долгам перед своими контрагентами. Так сказать в силу обстоятельств именуемых в зарубежном праве «act of god». Кому чего должен – всем прощаю. Оборотистые товарищи!
– Хорошо – решился я. Портить отношение с купечеством мне было не с руки – Грамотки я вам дам. Дело сие не трудное. Но и вы мне отслужите.
– Что потребно сделать? – поинтересовались негоцианты – Все, что твоему величество нужно – поставим в казну. По самым низким ценам.
Угу. И с откатами Шигаеву. Знаем – проходили.
– Ваши же караваны ходят в сопредельные страны? В османскую империю, к прусакам да австриякам? Может к хранцузам?
– С турками нынче замятня, а к остальным ходим – покивал Сахаров – А больше плаваем. В купманстве с питерскими да московскими тузами.
Понятно. Кто же их пустит торговать с Пруссией да Францией. На это в Питере, да Москве свои купцы первой гильдии сидят. Но какие-то связи, видимо, были.
За окном нарастал шум – кто-то играл на балалайке, ругался. Похоже, что начали собираться крестьяне.
– Поедут с вами мои людишки. Под видом ваших прикасчиков. По моим делам. А ежели прознает кто о сем – вам не сдобровать.
Повисло тяжелое молчание. Хотите пролетных грамот? Отслужите!
– По рукам?
Купцы согласились. Куда им деваться? «Пролетные» грамотки – сильный аргумент. А я получу бесцензурный канал связи с окрестными странами. И, надеюсь, государями. Этот канал мне ой как нужен!
После купцов быстро решаю вопрос с заждавшимся Рыковым и беседую с худеньким, большеглазым пареньком по имени Васька Каин, одетым в рваный армяк на несколько размеров больше нужного.
– Откель такая фамилия?
– То кликуха – Вася вытер рукавом сопливый нос – Братич мой разбойник известный, его сиятельство изволил его Каином называть. А меня заодно…
Понятно. По первому библейскому убийце.
– В голубях хорошо смыслишь?
– Нахватался – Каин почесался – Птица глупая, да злая.
– Как злая?? – символ мира никак не состыковывался у меня в голове с определением «злая».
– До смерти заклевывают слабых да больных. Прям как наши баре.
Васька шмыгнул носом, покосился на блюдо с червонцами.
– На – я сгреб несколько монет, протянул пацану.
– Ух ты! Да тут же… – Каин сразу несколько кругляшей с ликом Екатерины засунул за щеку – Отслужу, царь-батюшка – прошамкал пацан – Ей богу отслужу!
– С Колькой Харловым уже познакомился?
Хватит уже Таниному брату колобродить по дому. От этого дурные мысли возникают. Я дождался кивка и продолжил – Бери несколько голубей, иди за город. Выпусти их там по одному. А Колька пусть дежурит у голубятни и смотрит кто за кем прилетит обратно. Из разных мест позапускайте – внял ли?
– Угу.
– Тогда беги. Будем письма маленькие с голубями отправлять. Записочки короткие. На лапках.
– Не потянут – Васька вытащил золотые изо рта – Голубь – зверь слабый. Письмо не унесет.
– Это если на обычной бумаге – я покопался на столе губернатора, нашел несколько образцов – А в Китае пишут на тонкой, рисовой. На, посмотри.
Каин пожал плечами, разглядывая листки рисовой бумаги.
– Вот ее и будем слать.
* * *
На выходе из губернаторского дома ко мне опять пристал Шигаев.
– Царь-батюшка, Христом богом молю! Охолони.
– О чем ты?
– О деньгах. Ведь опять стол вытащил Немчинов этот, реестру пишет. Значит, платить знову будем.
– А солдатам пеших полков по-твоему не надо жалования давать?? А бомбардирам?
– Бомбардирам можно. А вот крестьянам да офицерам… – полковник сморщился, словно съел кислый лимон – Офицерье рады радехоньки, что петли избежали. Так отслужат. Черноногие же и вовсе должны молиться на тебя – ты им волю дал. Еще и рублики на них тратить? Я же видел утреннюю роспись. Две с половиной тысячи растратили! Всю казну, взятую в крепостях! И это только один месячишко. А наступит ноябрь? Вдругорядь платить?
– Каждый месяц… Десятого числа.
– О господи боже! – Шигаев схватился за бороду.
– Царь-батюшка, нашли! – в коридор врывается счастливый Иван.
– Кого нашли? – я все еще был погружен в цифры.
– Дохтура! Викентия Петровича! Он в казематах с солдатиками был.
– Сходи, Ваня, порадуй Машу – я кивнул в сторону жилой части – А мы с Максимом Григорьевичем пойдем глянем на медика и вообще… Я сделал неопределенный жест рукой.
Площадь была битком забита крестьянами. Некоторые стояли группами, большинство – неорганизованной толпой. Были и те, кто пришел с женами и детьми. Одеты они были очень плохо и бедно. На ногах лапти или поршни, грязные, прожженные у костра армяки или овечьи полушубки. В руках – какое-то дреколье. Старые бердыши, пики, косы…
Отдельно столпились офицеры под охраной казаков. Лица мрачные, землянистого цвета.
– Что стоите, как бык нассал? – закричал Шигаев – Видите, его величество, пожаловал. Стройся в ряд!
Офицеры нехотя выстроились, крестьяне же завидев меня, заволновались. Послышались приветственные крики, толпа начала напирать.
– Царь-батюшка!
– Спаситель наш!
– Надёжа!
– А ну охолони! – теперь уже Шигаев набросился на крестьян. Я не стал его обрывать – а ну как сейчас подавятся? Ходынка мне тут не нужна. Поэтому помахав рукой, я в окружении казаков, направился к другой группе. Человек под двести солдат оренбургского пехотного полка в зеленых мундирах тянулись перед Тимофеем Ивановичем Подуровым. Рядом стоял пожилой, сгорбленный мужчина с пышными бакенбардами на лице. Он что-то хмуро растолковывал генералу. Тот рассеяно кивал, разглядывая солдат. Увидев меня, Подуров оживился.
– Царь-батюшка, слава богу! Вот видишь, господин медик мне упреки делает – генерал ткнул пальцем в Максимова – Раненых нужно из тюрьмы в гошпиталь, а також какие-то лекарства ему потребны. Башкирцы то аптеку городскую пограбили…
– Максим Григорьевич – я повернулся к Шигаеву – Распорядись насчет тюрьмы – я подошел ближе к доктору, начал разглядывать его. Тот меня. С такой неприятной усмешкой. Вдруг раздался крик, сквозь толпу пробилась Маша, бросилась на грудь отцу – Папенька! Ты жив!! Слава богу!
– Жив, Машенька! – глаза доктора увлажнились, он принялся гладить дочку по голове – Как ты? Цела?
– Петр Федорович позаботился обо мне – Маша повернулась, улыбнулась, поправила платочек на голове.
– Значит, Петр Федорович? – Максимов хмыкнул.
– Господин дохтур – Подуров неодобрительно покачал головой – Яви государю уважение, поклонись.
Я заранее знал, чем это кончится. Максимов упрется, заартачится. Наговорит резкостей. Казаки вспыхнут, могут и набросится.
– Маша, иди в дом – непререкаемым тоном произнес я – А вас Викентий Петрович, прошу на пару слов!
