Я – Распутин. Сожженные мосты - Алексей Викторович Вязовский
– А как же владычица морей? – иронически спросил Фюрстенберг.
– Владычить хорошо, да только хлеб на море не растет.
Он только молча качнул головой.
– Ну? Договорились? – я допил вино в бокале. – Вы мне завод, а я поговорю с помазанником.
Фюрстенберг поморщился от такой дубовой прямоты, но кивнул:
– Гут. От нас будет бумага на завод Карла Цейса. Можете встречаться с директорами.
Вот и ладненько!
Довезли нас обратно, раскланялись, Лена только в номере отмерла немного. Н-да, надо языки учить, хоть ты тресни. Английский я еще с университета знаю, ну, прочесть, понять и объясниться смогу, а вот немецкий с французским – хенде хох и шерше ля фам. А выучишь языки – прощай, образ дремучего мужика. Или на Божье откровение свалить? Ой, Гриня, что-то ты берега теряешь…
Оказалось – нет, не теряю. Утром не то что портье, сам хозяин гостиницы пришел, кланяясь, сообщить, что до меня курьер – орел в аксельбантах доставил пакет «херру Распутину в собственные руки». Простенький такой пакет, с императорским вензелем. И бумажкой внутри типа «Подателю сего выдать оптический завод, одна штука» с подписью Вильгельма.
Неплохой обмен – ненужную Боснию на очень нужный завод.
* * *
Сам Карл Цейс уже давно как умер – общаться с его наследниками и директорами в Оберкохен я отправил Щекина и Варженевского. Объяснил, что мне нужно (станки, технологии и мастера в аренду на год-другой), обозначил финансовые лимиты.
Сам же отправился к «Швабу» – в лучший ювелирный магазин Берлина. Там не торгуясь купил красивое бриллиантовое колье. И с «боевиками» отправил к Анне. Благо запомнил адрес дома, где мы ее подбирали во время нашей прогулки. В футляр вложил бумажку со своими координатами в Питере. Глядишь, и протянется ниточка в Берлин. Сначала переписываемся, потом еще подарков отправлю, вот уже у нас и свой «агент влияния» появится.
Не дожидаясь юристов – они должны будут присоединиться к нам во Франции, – сели на вечерний парижский поезд.
Пока катились в «город греха», думал, как поломать в Европе восприятие мужика и лапотника. Я-то у них нечто вроде говорящего медведя, курьез, ошибка природы. Пальцем потыкать набегут, а серьезные разговоры с кем говорить? Советский Союз как партнера начали воспринимать только со Второй мировой, но не затевать же тут всеевропейскую драку ради того, чтобы на меня серьезно смотрели? Ее и без меня начнут скоро. Н-да. Страна моя мир все больше военными эскападами удивляла – то Японии какой продует, то, наоборот, Германию заломает. Из мирного разве что Гагарин. Гагарин… Полет… Да какой там космос, на нынешних аэропланах хотя бы сто километров пролететь… Сто километров…
А это мысль. Нет, это даже идея!
Стольников посмотрел на меня, как на идиота, когда я вломился к нему в купе с вопросом: какой ширины Ла-Манш? Но почесал в затылке и выдал, что в самом узком месте, которое Па-де-Кале, всего двадцать миль. И никто из соратников не слышал, чтобы пролив пересекали на самолетах.
Так, нашими деньгами… тридцать пять – сорок километров! Ни о чем, полчаса-час полета. Ага, «ни о чем». А нынешние этажерки такое выдержат? Движок-то способен отработать час, не накрывшись? А то вместо полета к богу – бултых, и поминай, как звали. Впрочем, это не проблема – сделать непродуваемый жилет, набить пробкой… внизу с шагом в три-четыре мили расставить лодки. Да и между Дувром и Кале, поди, оживленно – имеет смысл рискнуть. Кто там у французов аэропланы и моторы делает? Ньюпоры-фарманы и еще какие-то были, на них наши в Мировую и Гражданскую летали. Моторы вроде бы «Гном». Ладно, найдем. Обязательно найдем!
Глава 9
Что Франция сильно отличается от Германии, стало ясно уже на вокзале. К нашему вагону рванула шумная толпа журналистов, засверкали вспышки фотоаппаратов, посыпались быстрые вопросы на ломаном русском. Я начал было отвечать, но «акулы пера» быстро потеряли ко мне интерес – из соседнего по перрону поезда вышла пышнотелая женщина в большой белой шляпе со страусиным пером. Репортеры быстро окружили уже ее, опять поднялся гвалт.
Елена некультурно прихватила низенького журналиста за рукав, не давая ему убежать от нас:
– Кто это?
– Кристина Ланград! Прима парижской оперы. Вернулась с отдыха. Мадам, отпустите меня!
Я почувствовал себя уязвленным. Вот так просто фаворита русского царя променяли на оперную певичку? Франция во всей красе – шумная, броская, капризная.
– Возьми у репортеров визитки, – я кивнул Дрюне в сторону Ланград. – Они нам еще понадобятся.
Заселиться в гостиницу тоже оказалось проблематично. Продравшись сквозь парижские «пробки», мы наткнулись на классическое советское «мест нет». И это в фешенебельном «Ритце»! Места в котором были забронированы заранее. Пришлось поднимать скандал, звонить в российское посольство – благо была телеграмма нашему посланнику от Извольского. Подействовало. Несколько созвонов, одышливый толстяк-управляющий долго и велеречиво извиняется за овербукинг, предлагает бутылку «Вдовы Клико» урожая восемьдесят пятого года в качестве извинения.
По заселению разогнал кого куда – Стольникова за картами Ла-Манша, Дрюню на поиски авиаторов и двигателистов. Этот ухарь клялся, что справится без переводчика, ибо в реальном училище преуспевал во французском. Ну посмотрим.
На всякий случай заставил всех в кармашек визитку гостиницы засунуть, если вдруг потеряются. Распопова хотел было с Леной по магазинам отправить, но тогда я с Ильей остаюсь – оба безъязыкие, хоть плачь. Пришлось оторвать Лену от сладких грез об Елисейских полях.
Оторвать, ха! Вы когда-нибудь пробовали остановить руками паровоз? Вот примерно так же с женщиной, алчущей парижской моды. Тем более мода вот она, перейди дорогу. Пришлось давить на революционную сознательность, дело прежде всего, и наобещать магазинов на завтра-послезавтра. Оставили Николая номер стеречь, а с Еленой и Ароновым отправились поискать русской прессы, навела меня на одну мыслишку вокзальная свора. Есть же здесь «приюты эмигрантов», вот там и узнаем. Ради такого случая даже свой узнаваемый прикид поменял на обычный костюм и бороду быстренько подровнял у куафера на углу.
Кое-что подсказал портье, кое-что узнали в ближайшем газетном киоске – там нашлась пара русских газеток – вроде русские эмигранты кучкуются вокруг пляс де ля Републик. Туда и двинули, вроде как погулять.
Гуляли долго, заходя во все мало-мальски подходящие лавки, прежде чем услышали русскую речь – двое выходили из переулочка и оживленно обсуждали свидание Николая с Вильгельмом на Балтике, события в Марокко и гонку Пекин – Париж. Вот у них мы и спросили, где тут можно разжиться русскими газетами. Поначалу они чуть было не убежали, но
