Курсант: Назад в СССР 10 - Рафаэль Дамиров
— Тише, — жестом осадил Погодина Горохов. — Это еще не все… Группа крови — первая. Совпадает с группой крови убитой Солнышкиной. У самого Мытько вторая группа, проверили, да и ран на нем нету. Товарищ судмедэксперт пока задержан, как подозреваемый, на трое суток, но, похоже, надо готовить материалы на арест.
— А что он сам говорит? — спросил Федя. — Как объясняет происхождение крови в машине?
— Ничего внятного, — вздохнул шеф. — Мы с Андреем Григорьевичем с ним побеседовали. Заладил одну пластинку, мол, поросенка вез в багажнике.
— Барашка, — поправил я.
— Да, точно, — хмыкнул шеф. — Все одно копытное, еще бы про рыбу сказал.
— Может, мне с ним побеседовать? — вмешалась Света.
— Это можно. Но — пока рано, — замотал головой Горохов. — Не нужно, чтобы он ощущал к своей персоне повышенное внимание. Пусть, так сказать, в вакууме побудет. Мы его определили в отдельную камеру в КПЗ. Человек — такое существо, что когда попадает в неприятности, надумывает себе лишнего, накручивает. Особенно когда один и не с кем поделиться. Вот и пускай думает, что по нему вопрос уже решен. Что доказательств у нас — выше крыши, и его показания ничего для нас не значат — так, формальность, которую мы на бумажке к делу подошьем.
— Согласна, — кивнула Света. — Возможно, через пару деньков такого вакуума он сам выйдет на предметный разговор.
— Рад, что мое мнение сошлось с экспертным, — кивнул Никита Егорович.
Дверь распахнулась и в комнату ввалилась Лена. Запыхавшаяся и растрепанная. Глаза — как у горгоны Медузы, молнии мечут.
— Да отпусти ты! — крикнула она, стряхивая с руки повисшего на ее плече рядового.
— Женщина, вам нельзя сюда! — кудрявый милиционерик с лучезарным лицом, как у Володи Ульянова в детстве, явно проигрывал в физических прениях напористой даме.
Он виновато уставился на Горохова:
— Извините, Никита Егорович, я не пускал ее, но она…
— Оставь женщину, — снисходительно кивнул шеф. — Гражданочка, что вы хотели?
— Это вы — следователь Горохов⁈ — Лена поправила платье, щеки ее пылали тихим гневом.
— А вы кто, простите?
— Я супруга Мытько! Вы моего мужа арестовали!
— Не арестовал пока, а задержал…
— Я в ваших тюремных тонкостях не разбираюсь, немедленно отпустите Пашу!
Лена, наконец, увидела меня:
— Андрей! Ты чего молчишь? Ты же знаешь моего мужа? Какой из него убийца?
— Лен, мы разберемся, — кисло улыбнулся я. — Если Павел Алексеевич ни в чем не виноват, то скоро выйдет.
— Знаю я ваше «выйдет»! Невинного сграбастали, а он, между прочим, уважаемый человек! Уважаемый хирург! Был… Как мне в глаза теперь людям смотреть? Соседи пальцем скоро тыкать начнут и шарахаться от меня! Немедленно отпустите его.
— Гражданочка, — спокойно проговорил Горохов. — Вы не можете указывать нам, как вести следствие, прошу прекратить истерику и покинуть кабинет.
— А вы мне рот не затыкайте! Я этого так не оставлю, буду жаловаться! Я в прокуратуру пойду! — топнула Лена, так что рядовой, что всё ещё тут пасся, вздрогнул.
— Я и есть прокуратура, — хмыкнул Горохов. — Генеральная…
— Лен, — я встал и подхватил раздухарившуюся женщину под локоток. — Давай выйдем и спокойно поговорим.
— Андрей! — вырвала она руку. — Я тебя своим считала, а ты такой же, как они!
— Пошли, Ленок, — теснил я ее к выходу. — Поговорим.
Женщина нехотя пошла к двери, но обернувшись, потрясла кулаком:
— Я еще вернусь, наш разговор не закончен!
Рядовой отскочил в сторону, чтобы не быть растоптанным.
Мы втроем вышли в коридор.
— Выпроводить ее? — постовой, переминаясь с ноги на ногу, вопросительно на меня уставился.
— Я те щас выпровожу! — гремела Лена. — Я тебе так выпровожу! Ты у меня…
— Тихо, тихо… — я деликатно припер женщину к стене, повернулся к постовому и сказал. — Сам разберусь, свободен.
Тот облегченно выдохнул, смахнул жидкие кудри со лба и радостным козликом поскакал по коридору прочь, бормоча что-то вроде «мне надо торопиться, меня дежурный уже потерял».
Лишь только милиционер скрылся из виду, Лена тихо проговорила:
— Ну, как? Нормально?
— Отлично, Ленок, — подмигнул я.
— Может, надо было твоему начальнику еще в лицо стакан выплеснуть? Как думаешь? Уж больно рожа у него протокольная, так и хотелось чем-нибудь в нее запустить.
Я вспомнил, что тоже много чего думал про Никиту Сергеевича Горохова, когда мы только познакомились на поисках новоульяновского душителя. Что сухарь, солдафон или еще какой чинодрал.
Но это была только маска моего начальника. Теперь он нам, как отец родной.
— Не перебарщивай, Лен, — улыбнулся я. — И так вполне правдоподобно вышло. А за чай в морду — срок можно получить, это неуважение к органам, так сказать, выраженное при исполнении и в присутствии свидетелей.
— Ох, блин! Хорошо, я никого не шваркнула там в кабинете. А так рука чесалась…
— За что?
— За Пашу… — глаза Лены погрустнели, навернулись слезы. — Как он там без меня, совсем один. Без пельмешек домашних. У него же язва.
— Язва и пельмешки? — хмыкнул я. — Все нормально, Лен, не переживай. Пошли, я тебя провожу, нам с тобой не стоит тут друг с другом шушукаться.
— Ага, пошли, — кивнула медсестра. — Так, может, я тебя тогда шваркну, когда через дежурку проходить будем? Для завершения картины, так сказать? За тебя же не посадят, да? Ты ж свой, Андрюш?
— Лен!
— Все, молчу, молчу… Эх… Худой ты, как Кощей, не кормит тебя баба, вот если бы ты на моих пельмешках рос.
— У тебя муж есть, а у меня…
— Да шучу я, шучу… — грустно улыбнулась Лена. — Поздно уже… Такого парня упустила. Забыл, как я утку тебе носила? А?
— Вообще-то я сам в уборную ходил. Все, тише… Сделай злое лицо, только руки не распускай, держи их, чтобы я видел.
— Ох, Андрюшка, какой ты взрослый стал. Приказываешь так серьезно, так и хочется сразу подчиниться.
Она стрельнула в меня глазами, но тут же выпрямилась, губы поджала — быстро вернулась в образ скандальной родственницы задержанного.
* * *
— Привет, Курсант! — Гоша встал с диванчика из-за стола и протянул руку. — Зачастил ты ко мне. Смотри, привыкну, скучать буду.
— Привет, Гоша, — я улыбнулся и пожал не по годам крепкую ладонь. — Вот, решил зайти проведать старого друга.
— Просто так зашел?
— Ага.
— Ну, тогда давай по полтишку под горячее.
— Давай, — я плюхнулся на диван рядом с другом.
Закуток, в котром находился «личный» стоилик каталы, был в отдалении от других посетителей. Здесь он проводил переговоры и приватные беседы. Ресторанная музыка, что лилась фоном со сцены, надежно скрывала звуки разговоров. Слышно было лишь собеседника на растоянии не больше метра.
Официант, что терся у меня за спиной скромным пингвинчиком, тут же налил коньяк в бокалы и после этого бесшумно растворился.
— Ну, рассказывай, какие проблемы приключились на этот раз? — Гоша хитро прищурился, приподняв стриженную бровь.
Молодился он как мог, волосы красил, одевался в модные заграничные костюмчики, но сеточка морщин возле глаз выдавала его длинный житейский путь.
— Нет никаких проблем, — пробубнил я, зажевав кусок жареного поросенка. — С чего ты взял?
— Мне-то не рассказывай, — Гоша поднял бокал, я дзинькнул своим в ответ. — Ты так просто ко мне не приходишь. Сколько раз звал тебя в баньку, на шашлычки, на рыбалку. Вот только и видимся с тобой в ресторане, да все по каким-то делам твоим ментовским. Впору тебе уже здесь кабинет выделить. А? Слушай, а тебе секретарша нужна будет?
— Да нет, в этот раз я правда просто так пришел, — я отпил из бокала, не стал гонять «жидкий янтарь» по стеклу, как это делал Гоша. Хлебнул, что называется, по рабоче-крестьянски, как водку.
Терпкая жидкость приятной ниточкой прошла по груди и разлилась теплом. Неплохой коньячок, сто лет такого не пил. С нынешним дефицитом народ вообще на самогон начал переходить.
— А этот, помощник твой, — я кивнул на выглядывающего из-за колонны на нас «вампира». — Сава, кажется, зовут. Ты ему доверяешь?
— А что? — Гоша отставил бокал и скрестил руки на груди.
— Он как-то неровно дышит в мою сторону, не нравлюсь я ему.
— Хватка у него хорошая, для дел самое-то. А то, что ментов не жалует, это да… Но ты внимания не обращай. Он так-то из уважаемой семьи, отец у него фронтовик был. Ранение заработал серьезное под Сталинградом. Всю жизнь хромал, вместо ноги правой протез, вроде, был.
— Да я и не обращаю, просто бесплатный совет — надо бы уметь с людьми разговаривать и не быть таким категоричным.
— Это ты про Саву? Да из него парламентер, как из меня йог индийский.
— Так