Анти-Горбачев 2 - Сергей Тамбовский
— Погорячились ребята, — впервые высказался азербайджанский лидер Багиров, — с кем не бывает. Я думаю, не стоит раздувать из этой мухи слона. Тем более, что ситуация с позавчерашнего дня успокоилась и вошла в рамки.
— Но это ещё не всё, — ответил Цинёв, — вчера и в первой половине сегодняшнего дня массовые митинги состоялись в Баку, Сумгаите и Ленкорани. На них прямым текстом призывали разобраться с армянским населением на территории Азербайджана и решить уже наконец армянский вопрос… прямо так и сказал некий гражданин Аванесов в Сумгаите…
— А это вызывает нехорошие ассоциации с известными высказываниями нацистов о еврейском вопросе, — сказал Романов то, о чем подумали все остальные.
— Итак, — перешёл к выводам Цинёв, — остаётся только констатировать тот факт, что межнациональные отношения в Азербайджане резко обострились, что в свою очередь требует принятия серьёзных мер. В том числе и по линии госбезопасности, — и он повернул голову в сторону Багирова, как бы передавая ему слово.
Багиров растерянно посмотрел по сторонам, но брошенную перчатку поднял.
— Товарищи, — начал он со стандартного неопределенного артикля, — я немного не понимаю обвинительного уклона в сторону нашей республики. В любом конфликте всегда участвуют две или более сторон… обычно две… и ответственность за возникновение конфликтной ситуации обычно делится между ними. Давайте будем объективными…
— Давайте, — поддержал его Романов, — только не надо забывать, что армянская сторона к силовым действиям не прибегала, в отличие от.
— Пока не прибегала, Григорий Васильевич, — поправил его Багиров, — неизвестно, что будет в дальнейшем. А по сути у меня будет только одно предложение — нашим органам необходимо выявить и изолировать зачинщиков, тогда все должно нормализоваться.
— Предлагаете перейти к методам, осужденным партией и народом? — с усмешкой спросил Романов. — Репрессии, конечно, исключать нельзя, но и упирать только на них будет неправильно. Товарищ Демирчян — ваша точка зрения, — передал он слово армянскому руководителю.
Тот собрался с мыслями и высказался:
— Я считаю, что ситуация близка к критической, страсти накалились и охладить их с помощью посадок главных лиц вряд ли удастся.
— И что вы предлагаете? — спросил Романов.
— Нужен какой-нибудь поворот, который отвлечёт внимание масс от этого конфликта… что-то очень серьёзное и затрагивающее интересы абсолютно всех. Тогда страсти поутихнут на какой-то период… а тем временем хорошо бы расположить в НКАО одну какую-нибудь часть советской армии, желательно на границе с Азербайджаном — это тоже остудит горячие головы.
— Про армию мысль хорошая, надо обдумать, — ответил Романов, а затем продолжил с большим интересом, — а что это за поворот, вы придумали?
Глава 21
— Здравую мысль высказал Джигарханян сегодня за обедом, — осторожно начал Демирчян, — чтобы временно поменять юрисдикцию Карабаха на российскую…
— И вместо того, чтобы ругаться друг с другом, армяне и азербайджанцы сплотятся и начнут ненавидеть оккупантов-москалей? — весело спросил Романов.
— Москали это украинский термин, — поправил его Багиров, а у нас ругательное наименование русских немного другое — гяуры.
— Ну это не так важно, а что по сути предложения скажете, Камрян Мамедович? — спросил его Романов.
— Так сразу ничего определенного, — начал тот, — требует обдумывания… хотя как временная мера вполне может себя оправдать.
— Можно ведь ещё поделить Карабах на две части, — это предложил секретарь карабахского обкома, — в одной пусть соберутся армяне, а в другой азербайджанцы… раз уж они вместе уживаются плохо, пусть забором будут разграничены.
— Сложно это, Борис Саркисович, — поморщился Романов, — тут же всплывет вопрос, как делить, в каких пропорциях, какие населенные пункты куда относить… хотя тоже можно обсудить.
— По итогам Первой мировой войны, — неожиданно вступил в дискуссию Цинёв, — я как раз недавно прочитал пару книг по этому вопросу, провели референдумы на спорных территориях. В основном на границах Польши и Германии. Под контролем наблюдателей из других стран. И эти спорные земли отошли к той стране, за которую подали больше голосов.
— Это какие, например? — спросил Романов.
— Верхняя Силезия, Григорий Васильевич, — немедленно откликнулся Цинёв, — а ещё Мазурия, это на границе Восточной Пруссии и Повиселья.
— И каковы же получились итоги референдумов?
— Они назывались плебесцитами, — уточнил Цинев, — но смысл тот же. И там, и тут население проголосовало за Германию. Но Лига наций, которая управляла этими процессами, поступила хитро — были рассмотрены итоги по каждому району, повяту по-польски. В итоге распилили примерно пополам и Силезию, и Мазурию.
— Предлагаете ООН привлечь к делу? — нахмурился Романов.
— А почему бы и нет? — оживился Демирчян, — там сейчас руководит Перес де Куэльяр, он очень неплохо к нашей стране относится.
— Это как-то совсем неожиданно, — растерянно проговорил Романов, — а что, и вы, и Багиров согласитесь с итогами голосования, каким бы оно не было?
— Я за, Григорий Васильевич, — быстро отреагировал Багиров, — народ Азербайджана, думаю, меня поддержит… кстати в голосование можно было бы включить не только Карабах, а и другие территории, которые, скажем так, вызывают межнациональные споры…
— Это какие территории? — довольно резко спросил Демирчян.
— Загнезур, Казах и Нахичевань, — тут же вылетело из Багирова.
— Так, минутку, — затормозил обсуждение Романов, — точнее пять минут на перекур, это надо обдумать.
Он встал, распахнул окно и закурил сигарету, остальные последовали его примеру, кроме Багирова — тот видимо не курил, поэтому налил себе полный стакан минералки и выпил до дна. Цинев подошел к Романову и они у окна о чем-то начали тихо беседовать, а Демичян вышел в приемную и набрал какой-то номер на местном телефоне. Пять минут плавно растянулись до десяти, после чего Романов пригласил всех обратно к столу.
— Георгий Карпович подал очень интересную мысль насчет этих плебисцитов… слово это, правда, имеет не очень хорошие коннотации, если вспомнить приход Гитлера к власти, поэтому пусть будет референдум. Есть предложение запустить подготовку к таким вот референдумам на всех спорных территориях нашей страны.
— Каких именно территорий? — уточнил Багиров.
— Кроме армяно-азербайджанской границы имеет смысл расставить все точки над и например в Молдавии — ни для кого не секрет, что левый берег Днестра там имеет довольно серьезные проблемы в общении в правым берегом.
— А ещё? — попросил Демирчян.
— Ферганская долина, — продолжил Романов, — там целый клубок территориально-национальных противоречий, надо бы этот узел разрубить, пока не полыхнуло. А еще Грузия с включенными в ее состав по непонятному принципу Абхазией и Южной Осетией… с это последней вообще анекдот, зачем было осетин делить на два лагеря, вряд ли кто-то объяснит.
— И на этом всё? — не унимался Демирчян.
— Если уж вы так настаиваете, то граница Украины с Россией проведена самым странным образом — ну какие украинцы из одесситов и харьковчан? Про Крым я уж и не вспоминаю, волюнтаристские заскоки Никиты Сергеевича мы исправили почти все, а передача Крыма Украине так и висит с 54 года тяжёлым грузом. Если там провести референдум, то могу с большой точностью сказать — абсолютное большинство будет за Россию. А для крымских татар можно выделить автономию. И вообще, если уж говорить все до конца… хотите узнать все до конца? — осведомился он у собрания.
Собрание с разной интенсивностью покивало головами и сказало «да» и «конечно хотим».
— Давно настала пора покончить с национальным унижением русских, вот что…
— А что вы понимаете под унижением? — спросил Багиров.
— То, что написал Владимир Ильич в работе «О национальной гордости великороссов», — любезно сообщил ему Романов, помните? У меня память хорошая, процитирую
Вот что говорил Ильич в этой своей работе:
«Не может быть свободен народ, который угнетает чужие народы», так говорили величайшие представители последовательной демократии XIX века, Маркс и Энгельс, ставшие учителями революционного пролетариата. И мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии, строящей свои отношения к соседям на человеческом принципе равенства, а не на унижающем великую нацию крепостническом принципе привилегий.
А это в ответе Сталину в 1922 году, когда шли дебаты по поводу формата Союза:
