Экспедиция. Туда, но не обратно - Денис Старый
Алик стал истерично крутить головой, а у Шишона налились глаза кровью и он привстал с колен, доставая свой нож, который держал в сапоге. Пусть холодное оружие лидера местных и не было кухонным ножичком, а и больше и массивнее, но Игорь скептически отнесся к тому, что этим самоделом Шишону удастся серьезно ранить того зверя, что смог провернуть такое с женщиной, в которой Алик узнал продавщицу.
* * *
Если бы кто-нибудь из парней был знаком с принципами судебно-медицинской экспертизы, или являлся опытным медиком, то смог бы определить, что женщина погибла с полчаса назад, вероятно, что даже тогда, когда начался разговор с местными.
Все произошло неожиданно для Зинаиды Потаповны. Она принимала товар, когда еще только рассветало, начальство долго готовилось к показухе перед первым секретарем, и даже организовывало массовые «колбасные рейсы» в Киев за вареной и сыровяленой колбасой, копчёностями, рыбой, закупали по взятке и на областных базах коньяки, икру, были потрачены и государственные деньги и собственные, благо наворовали знатно. Даже два новых холодильника привезли. Вот и приходилось задолго до открытия магазина, что непривычно работал по графику, принимать товар.
Вчера археологи, деревенские, да и приезжие из Лоева, скупили всю вареную колбасу, что была на прилавках, все сладости в виде шоколадных конфет и «Киевских тортов». Вот и пришлось срочно заказывать вечером новую машину, да и оказался нужен свежий хлеб, чтобы был уже перед открытием. Как костерили советскую власть и конкретных региональных ее представителей на небольшой городской пекарни за этот хлеб, мало кто знал.
И вот эти две машины, наконец, приехали, полные товаров, которые и за последние лет десять местный магазин не видел.
Звуки стрельбы, исходящие со стороны лагеря археологов, Михалыч и второй водитель Георгий, услышали и обсудили между собой, что партийная номенклатура зарвалась, что нужно менять уже всю систему, а то стреляют по зверью, которое принадлежит лоевчанам, ну или моховцам. Вообще говорил больше Георгий — молодой щеголеватого вида мужчина, отец которого был директором кирпичного завода в районном центре, единственного серьезного предприятия городишка, в котором проживало вряд ли больше десяти тысяч жителей.
Георгий возвышался своим статусом, так он себя ощущал, над всеми местными, гордясь и высшим экономическим образованием, которое отцу обошлось в тонны занесенных сумок в ректорат и на факультет, и тем, что он уже с сентября переедет в Гомель, так как папа нашел ему хорошую работу, как и хорошую кооперативную квартиру.
Верила в это и Зинаида, которая была первой красавицей на деревне и уже давно мечтала уехать в город, но Лоев ей казался маловат для большой души, которая таилась в не менее большом бюсте. Зине нравился Шишон — Демьян Шишов, будь он на месте Георгия, девушка была бы самой счастливой, но между симпатией и сытой жизнью, Зинаида выбирала второе.
Михалыч знал о любовной связи продавщицы деревенского магазина и его временного напарника — Жоры. Знал, но помалкивал, зачем ссориться? Его хата с краю, да и Георгий за молчание платил то колбасой, то курицей бройлерной, которые его отец привозил неизвестно откуда, ну а мать удачно продавала на местном маленьком рынке, как собственно выращенные.
А платил Георгий водителю, потому что очень боялся Шишона, Михалыч же мог и проболтаться, если не задобрить мужика. Водитель знал, что местный авторитет к Зине, со слов девушки, уже как год сватается, но она ему дает отворот, храня верность только Жорику. Георгий верил ситуативной любовнице, что это ягодка только его, пусть для него и не было принципиальным то, что одна из его пассий еще с кем-то крутит шуры-муры. Он и не был бы против объясниться с Шишоном, да пользовать девку согласно расписанию, но страшно было до одури даже подходить к местному бандиту. Да, ходили слухи о новой заразе СПИД, но кто тут в Лоевском районе будет о таком задумываться.
Кроме моховской девицы, Георгий вполне удачно общался с кладовщицей Галей, наезжал и в ближайшую деревню Переделку к одной из учительниц.
Возмущенный Георгий «вливал» в уши, слышащему охи да вздохи, корыстному слушателю Михалычу, что и Зинка то верность не хранит, так чего, ему, настоящему мужчине в полном рассвете сил, верить ей и тем более забирать в Гомель. Ну а благодарность, что сегодняшнее происшествие не станет достоянием общественности, стоила Жорику два килограмма американских окорочков.
Узнал Михалыч и то, что его напарник был сильно раздосадован, а скорее испытывал пожирающее его чувство зависти, как себя ведут чиновники. Жорик возмущался, что стрелять не хорошо, что нужен порядок и дисциплина, которая возможна только при демократии истинно народной, когда чиновник выбран народом, но не позволит себе таких излишеств. Георгия же больше брали завидки, что это не он так, не жалея патронов, лупит из Калашникова, о том, жалел, что не он только что проехал в черной, новой модели, Волге, что не к его приезду в магазин завезли то, что и на родительском столе не всегда бывает.
Раздосадованный Георгий потащил красотку Зинаиду на склад, чтобы там со всей своей злостью демократа «отомстить» судьбе, что не наделила его отцом, который был бы первым секретарем Обкома, а всего-то папа и являлся что директором маленького заводика.
Когда раздался вскрик Михалыча, а Георгий уже натянул штаны после непродолжительной «мести», растрепанная Зина выглянула из-за двери склада, ей не понравились звуки, которые она услышала. Следом показал свою голову и герой-любовник. Огромный кабан, можно было его назвать «вепрем», мчался на новую свою жертву — стоящую в дверях девушку, которая безмолвно только открывала рот, с ужасом наблюдая, как огромный разъяренный зверь с воткнутым в брюхо ножом бежит на нее.
Испуг местного «Алена Делона» был иным, чем у той, кому он только что нашептывал на ухо слова любви, а инстинкт самосохранения был всепоглощающим. Георгий с силой толкнул девушку подальше от массивной двери склада и закрылся на единственный крюк изнутри.
Трусливый городской экономист слышал предсмертные всхлипы и хрипы Зины, а его фантазия рисовала кровавую картину терзания девушки, от чего он замочил только что одетые штаны. Но скоро все закончилось, как и начал отступать непреодолимый страх, о котором оставалось только теплое, но быстро остывающее напоминание, в виде мокрых и попахивающих штанов. На место страха временно пришло сожаление, но даже не о гибели девушки, а о тех проблемах, которые это событие принесло для Георгия и для его отца.
— Нужно что-то
