Здравствуй, 1984-й - Дмитрий Валерьевич Иванов
— А, Штыба, это ты, — вяло говорит она. — Только тебя вспоминали, ну заходи.
У Верки отличная по советским меркам трешка, батя у неё из милиции, но сейчас он с ними не живёт, заканчивает какую-то академию в Москве. Если её не закончить, то потолок звания будет полковник и, то — на дембель. Мама Веры тоже не простая домохозяйка, а начальник базы снабжения, а это, я вам скажу, связи как у генерала. Ещё ездят по стране «толкачи», которые заняты поиском нужного дефицита, и Веркина мама для них очень полезный человек. В доме от этого налаживания связей полно дефицита. Зайдя в зал увидел, что народу уже прилично, а на столе стояла огромная чашка с клубникой, уже опустошённая наполовину.
— Толя, привет! Угощайся! Из Грузии подарок вчера приехал, — предлагает радушная хозяйка.
Беру несколько ягод и закидываю в рот. Настоящий клубничный вкус, ещё не пластмассовая как в будущем. С трудом нахожу место на диване, так как в комнате уже с десяток человек народу, и половину я вижу редко, так как они старшеклассники. Веруня — девочка популярная. Здороваюсь за руку со всеми парнями, а не с тем, кого знаю, так у нас принято в деревне. Я пришёл немного раньше, но уже собралось достаточное количество для игры, но хозяйка ждёт кого-то и даёт команду на начало жеребьёвки только после прихода Горина. А вот это интересно, с Горином и его женой я общался после школы часто, и его жена точно не Верка. Ошибки молодости — язвит подсознание. Кстати меня огорчило, что нет Фарановой. Она как бы не красивей Архаровой, тощая пока, но это наживное. Что это — ревность? Может быть.
Набралось почти два десятка человек и мафиози мы выбрали пятерых. Игра началась бодро, а затем пошла всякая шняга, один из старшаков, вроде как Генка Иванов, стал нарушать правила. То глаза откроет, когда никто не должен подсматривать, то взял и вообще указал на всех трех оставшихся мафиози! Народ проверил быстренько одного указанного и когда выяснилось, что Генка правду говорит игра перестала быть интересной. Ему сделали пару раз замечания, но он не реагировал, а возмущеной Архаровой вообще сказал, что игра детская, и зря он пришёл.
— Шел бы к взрослым, — тихо сказал застенчивый семиклашка, приглашённый из-за того, что его семья и Архаровы дружили — отцы вместе служили.
— Ты чего, меня учить решил? — и Генка поставил щелбан, да звонкий, пареньку.
Кое-кто засмеялся, а Верка надулась. Горин сидел с каменным лицом и не реагировал и за неё решил вступиться я.
— Генок, больно же, а если мы с тобой посоревнуемся, кто больнее ставит?
— Штыба, ты чего в себя поверил? Давай ставить по одному щелбану, — и Иванов осмотрел свой немаленьких размеров кулачище.
Легко, почти прыжком, встаю и подхожу к вальяжно сидевшему в кресле здоровяку. Ставлю ему щелбан — он конечно слабее чем тот, что получил семиклашка, до сих пор потирающий лоб. Но мой план другой.
— Теперь я, — радостно ухмыляется Генка, но я его прерываю.
— Да я сдаюсь — ты выиграл.
Генка сначала было ухмыльнулся, а потом до него дошёл весь прикол ситуации. Он получил по лбу, а я нет, а то, что он выиграл? Что ему с этого? Под смех, местами переходящий в ржание, глаза Иванова наливаются злостью, и он говорит с угрозой:
— П…ц тебе, Штыба! — и бьёт меня в живот.
Ну как бьёт, пытается. Я готов к любому его удару, кроме как ногой, между нами маленький столик, и он пнуть меня не сможет. Легко уворачиваюсь от не самого быстрого удара, поворачивая корпус левым плечом назад. Не так-то просто сидя ударить резко, а ждать, когда Генка поднимется и выйдет из-за стола, а потом намылит мне шею, я не стал.
Резко бью в кадык правой рукой, костяшками согнутых пальцев и заставляю задыхаться соперника. Бью дозированно, чтобы гортань не сломать и этого хватает. Генке катастрофически не хватает воздуха, а я беру его за русый чуб и поднимаю голову вверх. Сам пытаюсь смотреть на него батиным тяжёлым взглядом. Я, когда осознал, что рожи у нас с батей похожи, стал тренировать это полубезумный взгляд отца, и по Генке, видно, что я не без талантов.
— Кому ты угрожаешь? Позвали в гости, так ты не хами, доступно поясняю? — низким голосом спрашиваю у него.
— Ты, я…горло, — шипит поверженный соперник.
— Толя, оставь его, ему хватит, — вмешивается Вера. — Иди, Гена, домой, пока тебя окончательно не прибили.
Генка не стал поднимать волну, а может сам понял, что перегнул палку и свалил по-тихому.
— Ну ты даёшь, Штыба, — восхищённо сказала Дианка, я аж сама испугалась, когда ты на него смотрел.
Загомонили и другие, в основном одобрительно, но я заметил и один недовольный взгляд, тоже от десятиклассника, моего тезки Толика Слонова, скорее всего недовольного расправой с товарищем. Снова жеребьёвка, азартная игра, беседы ни о чем, и тут Слонов говорит мне.
— Толян, а ты не думал идти по комсомольской части? Мог бы сделать карьеру и лет через десять уже вступить в партию.
— На кой мне это? — удивляюсь я, внутренне усмехаюсь над словами карьера, партия, через десять лет.
Знал бы он, что будет через десять лет и кто на каком поприще сделает карьеру. Вариантов много, но комсомол и партия среди них отсутствуют.
— Видно недалекого человека, — торжествующе говорит Толик. — Я вот уже получил приглашение в наш местный райком, сначала инструктором, а там, глядишь, и в зональную школу поступлю.
— А что это? — заинтересовалась флюгер Верка, знающая какой стороной бутерброд падает на землю. — Чему там учат, и в армию ты не идёшь что ли?
— Армия, к огорчению, не для меня, у меня белый билет, — с деланым сожалением говорит Толик, довольный
