Царство - Даниил Сергеевич Калинин
Однако епископский викарий в ответ лишь покачал головой:
— Увы, это невозможно. Как только русы донесли до моего слуха предложение посадника, они тотчас покинули место встречи — а вскоре и Уппсалу, отплыв на юг на торговом судне. Очевидно, они предполагали возможность захвата и пыток с нашей стороны… К слову, справедливо. Но, по большому счету, это ничего не меняет. Нужно лишь отправить в Хольмгард новых лазутчиков и дождаться ответа ландмейстера Ливонской комтурии, согласовав с ним совместные удары. И тогда, я уверен, мы увидим, как схизматики-русы принимают истинное крещение!
Три месяца спустя…
Солнце медленно вставало над сосновым бором, словно касаясь крон столь густо растущих деревьев, что со стороны могло показаться, будто лес и вовсе непроходим. Хотя на самом деле это был лишь обман глаз — редкий подлесок хоть и создавал впечатление незыблемости древесной стены, но на самом деле сквозь него мог бы пройти даже конный ратник!
Впрочем, никто в лагере свеев и не думал посмотреть в сторону холма, покрытого шапкой сосен. Стоянка их, расположенная у впадения реки Ижора в Неву, была выбрана ярлом Ульфом Фасе не случайно: широкий прямой плес просматривался в сторону Альдейгьюборга на многие версты, и внезапное приближение дружины Александра, сына конунга Ярицлейфа — коли он все-таки решатся дать бой! — просто невозможным. Русы, имея привычку грузить пешцев на суда (откуда и название их — судовая рать) и вести всадников берегом, вдоль реки, будут издали замечены отправленными на восток, к Альдейгьюборгу дозорами.
А потому просыпаются недовольные вынужденной заминкой свеи неспешно, сладко потягиваясь и мрачно осматриваясь по сторонам: сколько еще торчать в этой дыре? Пусть летнее солнышко ласково греет храбрых крестоносцев целыми днями напролет, а запаса круп и вяленого мяса достаточно, чтобы прокормить войско еще в течение нескольких седьмиц, но безделье расхолаживает потомков свирепых викингов. А все потому, что только успел ярл войти в устье Невы, ведя флот из полусотни шнеков-«змей» (каждый из которых вмешает от пяти десятков до доброй сотни воинов), как получил он тревожное известие от лазутчика из Альдейгьюборга. Последний сообщил черную весть: сын конунга Хольмгарада прибыл на север с личной дружиной и верными боярами, приведя с собой плененного посадника и близких к тому купцов. А еще раньше в город вошла низовая рать из верных Ярицлейфу дружинников — и вместе с гридями Александра гарнизон крепости вырос вдвое…
Да, ярл все одно мог бы взять штурмом град русов — но только штурм этот был бы слишком тяжелым и кровавым для свеев, и потери могли составить до половины войска, а то и больше! А значит, даже заняв с боя Альдейгьюборг, Ульф Фасе рисковал его не удержать…
Вот потому-то вождь свеев и выбрал удобное место для стоянки, на обширном участке берега у устья Ижоры, где можно было без особых сложностей разместить и большую рать — и принялся ждать. Ждать подкрепления из Уппсалы, ждать, когда рыцари Ливонской комтурии займут Хольмгард и окажут помощь против Александра. А то и вовсе заставят его бежать на юг, к отцу — пока еще у конунгова щенка есть возможность бежать… Или, наконец, его самой большой глупости — попытку напасть на войско свеев, вдвое превосходящее рать Альдейгьюборга!
Да невдомек было ярлу, что русские князья умели честно дружить с местными племенами, не пытаясь крестить их огнем и мечом, а лишь проповедуя, не давя неподъемной данью — и защищая, когда требуется защита. А потому местная ижора крепко дорожила дружбой с русичами, и в ответ на просьбу княжича Александра справно несла дозорную службу в сторожах по Неве. Именно от старейшины племени, Пелгусия, княжич узнал о прибытии свеев… И именно Пелгусий, дав Александру Ярославичу лучших воинов своего народа, провел объединенное русско-ижорское войско по узким лесным речкам и известным только ижоре тропам в непроходимых с виду чащах, скрыв рать от вражеских глаз! Высадившись на реке Тосне, еще до того, как свейские дозоры заприметили бы противника, Александр спрятал дружину под сенью дремучих дубрав и сосновых боров. Спрятал — и провел до этого самого холма, что возвышается над местностью у впадения Ижоры в Неву…
Вот только не столь и много у княжича воев. Вперед, к самой кромке леса, выдвинулись сейчас три сотни стрелков — ладожских ополченцев, отборных дружинников владимирской земли с тугими составными луками, искусных ижорских охотников… За ними встала и оставшаяся рать, разделенная на три полка. По левую руку ждут своего часа конные боярские дружины из самых преданных и верных новгородцев, три сотни тяжелых всадников. В центре — Переславльские и Суздальские дружинники, личники Александра и отцовские гриди, пять сотен витязей. По правую руку — там, где лес ближе всего подходит к берегу — скопились оставшиеся вои-пешцы: ижорцы, ладожское ополчение и закованные в броню боярские отряды. Всего их около тысячи ратников…
В итоге на круг, даже с отцовской дружиной, заранее отправленной в Ладогу, все одно выходит вдвое меньше людей, чем у свеев! Потому неспокойно сейчас на душе молодого княжича, разменявшего в прошлом месяце семнадцать весен. Липкий страх пытается проникнуть в его сердце, сковать тело и волю; медлит Александр прежде, чем отдать приказ атаковать… А ведь скоро уже целиком проснется лагерь свеев — и тогда внезапного удара уже не выйдет!
«Нельзя больше медлить, нельзя!» — вот, что читает княжич на лицах окруживших его гридей. И все одно не решается начать атаку, понимая, что велика, слишком велика вражья рать… Но вот, наконец, поднял он глаза — и встретился взглядом с грозными очами Спасителя, взирающего на Александра Ярославича со тканного стяга, и горячо взмолился:
— Суди, Господи, обидящим меня и побори борющихся со мной, возьми оружие и щит, восстань на помощь мне!
В этот миг княжич вновь обратился мыслями к рассказу Пелгусия, крещенного Филиппом… Старейшина ижоры поведал, что во время ночной сторожи видел он ладью — и стоящих на ней князей. Князей светлых ликами да в червленых одеждах… И гребцов, окутанных мглой — и слышал, что сказал один из князей другому:
— Брат Глеб, вели грести, да поможем сроднику своему князю Александру…
Филипп уверовал, что то были Святые мученики, благоверные князья Борис и Глеб, сыновья равноапостольного Владимира… Уверовал
