Интервенция - Игорь Валериев
– А наши потери?
– Два малых миноносца «Барракуда» лейтенанта барона Косинского и лейтенанта Бек-Джевагирова, а также командир отряда капитан второго ранга Колчак, который командовал отрядом на миноносце Косинского. Царствие им небесное, – Стессель широко перекрестился.
– Царствие им небесное, – тихо повторил я и закрыл глаза.
Перед внутренним взором встала картина атаки и тарана торпедного катера барона Клейста на рейде Мозампо. Представил, как «Барракуды» отряда Александра Васильевича шли под шквальным огнём английской эскадры в бой, и на память пришли слова песни Светланы Никифоровой «В безнадёжном бою», аудиофайл которой как-то попался на Самиздате в моём мире. Очень поразила меня тогда эта песня. Слова тогда не заучил, а вот сейчас, выкрутасы памяти, они огненными буквами загорелись перед глазами.
В безнадёжном бою победителей нет,
В безнадёжном бою – кто погиб, тот и прав.
Орудийным салютом восславили смерть,
Открывая кингстоны, восславили флаг.
Здесь и кингстоны открыть не успели. Одно попадание снарядом крупного калибра, и от «Барракуды» щепок не останется.
И свинцовых валов полустёртая рябь
Захлестнула фальшборт и сомкнула края.
Под последний торпедный бессмысленный залп
Мы уходим в легенды из небытия.
Здесь немного не соглашусь. Последний залп точно был осмысленным.
И эпоха пройдёт, как проходит беда.
Но скользнёт под водою недобрая весть,
И единственно верный торпедный удар
Победителю скажет, что мы ещё – здесь!
Это точно, ещё не один торпедный залп скажет нашим врагам, что отряд Колчака и другие «Барракуды» ещё здесь.
И другие придут – это будет и впредь:
Снова спорить с судьбой на недолгом пути.
Их черёд воевать, их черёд умереть,
Их черёд воскресать и в легенду идти.
– О чём задумались, Тимофей Васильевич? Или вам опять стало плохо?! – взволнованно спросил Стессель.
– Извините, Анатолий Михайлович. Всё хорошо. Ребят мысленно помянул. Я их всех хорошо знал. Александр Васильевич отряд возглавил по моей протекции. Вот закончится эта война, и все они станут легендой Тихоокеанского флота. Мичман барон Клейст…
– Я слышал, что адмирал Алексеев подал прошение императору о награждении всего экипажа малого миноносца под командованием барона Клейста и крейсера «Варяг» под командованием капитана первого ранга Руднева к орденам и знакам отличия ордена Святого Георгия, – перебил меня генерал, – а ваша песня «Варяг» уже сделала крейсер легендарным.
– Ничего, Анатолий Михайлович, вот вернётся «Лейтенант Бураков» в Порт-Артур, и вы услышите песню-гимн миноносцев «Прощайте, Артурские горы», а будет ещё и песня «Барракуд» с названием «В безнадёжном бою»… – Я почувствовал, как в горле образовался ком.
«Чуть-чуть доработаю текст, извините, Светлана, и будет у малых миноносцев или торпедных катеров свой гимн. А Колчак войдет в историю как командир отряда торпедных катеров, на счету которого хрен знает сколько потопленных кораблей противника. Народная молва приукрасит их подвиг. Жалко только, что про боевых пловцов придётся ещё долго молчать. Интересно, там все живы?!.» – принял мысленно для себя обязательство создать гимн катерников.
Глава 7
Макаров
Стессель ушёл, а я попал в заботливые руки Марфы Матвеевны, которая накормила ужином, помогла справить естественные нужды и напоила опять настойкой.
На следующий день из посетителей меня навестил только сотник Вертопрахов, рассказавший о своей поездке к адмиралу Алексееву. Футляр Евгению Ивановичу он передал, рассказал, что знал, и вернулся назад, получив под своё командование третью сотню Амурского полка и приказ, как только я смогу нормально перенести дорогу, вывезти меня под охраной в Харбин. Сотню для этого и выделили.
Роман Андреевич сиял, как натёртый пятак. Засветился перед генерал-губернатором, который пообещал представление на орден Святого Владимира 4-й степени с мечами, а с учётом имеющейся льготы Георгиевского кавалера, которой решил воспользоваться сотник, скоро он станет подъесаулом.
Я прекрасно понимал своего спасителя. Если он получит Владимира, то тогда Роман Андреевич будет вторым после меня, кто будет в Амурском казачьем войске кавалером орденов Георгия и Владимира, выслужившись из обычных казаков. Судьба Вертопрахова была похожа на мою, отличаясь только наличием у него живых родителей и большого количества родственников.
Потом двое суток меня никто не беспокоил кроме доброго доктора Шефнера. Вчера вечером Павел Карлович наконец-то согласился со мной и отменил опиумную настойку, а то так и наркоманом стать недолго. С докто ром мы немного поспорили на эту тему, но убедить его во вреде опиума, морфия и героина мне не удалось. Слишком многие медицинские светила – что в России, что в Европе – рекомендовали их к применению.
Договорились на травяной сбор из ромашки и зверобоя, который можно было купить в Инкоу у китайских лекарей. На эти цели я выделил золотой червонец из своих запасов. Попив приготовленный Марфой Матвеевной гадкий на вкус травяной настой, лёг спать.
Ночь прошла спокойно, без головных болей при переворачивании с боку на бок, а вот утро не задалось, мягко говоря. Разбудили меня взрывы явно артиллерийского происхождения. Причём работали крупные орудия. А когда здание госпиталя чуть ли не подпрыгнуло вместе с фундаментом от двух близких сильнейших разрывов, я понял, что это отработал главный корабельный калибр броненосцев.
В палату ворвался санитар-носильщик с моей формой.
– Одевайтесь, вашвысокобродь! Японцы город атакуют! – с заметной паникой в голосе громко произнёс он. – Сейчас сапоги принесу.
Положив на мою кровать китель, брюки и портупею, санитар буквально испарился из палаты.
Вчера я первый раз после ранения вставал на ноги и при поддержке Марфы Матвеевны постоял около минуты, после чего буквально свалился на кровать. Это воспоминание заставило мысленно застонать от бессилия. Боец из меня сейчас, как из бегемота балерина. Тем не менее при помощи санитара, вернувшегося с моими сапогами и шашкой, начал одеваться.
Обстрел города продолжался. «Чемоданы» из главного калибра периодически заставляли трястись землю и мысленно взывать к Господу, моля Его о защите от этой напасти.
Пока одевался, раздумывал над тем, кто же атакует город. От санитара какой-либо нормальной информации получить оказалось невозможно. Он знал столько же, сколько и я. По городу ведется огонь из корабельных орудий. Про японцев он сам додумал, а ко мне в палату прибежал, так как его за мной закрепил доктор Шефнер, а сотник Вертопрахов сказал, что надо делать в случае нападения на город.
Слушая словоохотливого санитара, я всё больше склонялся к тому, что обстрел города ведёт появившаяся в этих водах английская добровольческая эскадра под
