Второй Карибский кризис 1978 - Максим Арх
Н-да… Вроде бы всё ясно. Вроде бы вопросы все по тысяче раз обсуждены и выводы были сделаны. Но остаётся всё же неясным один вопрос: как быть с теми миллионами советских людей, которые искренне верили и делали всё от себя зависящие и возможное, чтобы счастливое завтра всё же настало? А ведь их здесь сейчас десятки и сотни миллионов.
В предыдущей моей жизни, таких людей за ненадобностью списали, оставив за бортом истории. Так что же необходимо сделать мне, чтобы в этот раз всё произошло по-иному и к рулю управления государством были допущены умные (это в первую очередь), искренние и убеждённые люди? Как отделить зёрна от плевел?
Глава 10
Леонид Ильич взял стакан в подстаканнике, в который был налит чай, и, глотнув, продолжил разговор, вернувшись к моему творчеству на ниве литературы.
Я рассказал, к каким романам собираюсь писать продолжения в первую очередь – «Звёзды» и «Гриша Ротор». И тут собеседник меня удивил.
– А что, гхм, к роману «Портал» ты продолжения писать не собираешься? Там помнится у тебя в главных героях, гхм, майор Леонид ходит.
«Ага, значит всё же увидел он в нём себя», – подумал я, а вслух аккуратно сказал: – Сейчас вторая книга находится на стадии завершения планирования.
– Значит план, гхм, уже есть?
– Да.
– Отлично, гхм. Будем ждать. Мне эта твоя книга, гхм, больше всего понравилась.
«Офигеть! Вас понял!» – кивнул Генсеку, решив, что необходимо срочно бросить все силы на вторую часть, ибо не собирался игнорировать очевидный шанс. Как говорится: «Куй железо пока горячо!»
Затем перешли к музыке. Он попросил рассказать о том, над чем работаю, о моих планах. И я было начал это делать, но толком разойтись в своём спиче не успел, потому что собеседник меня прервал.
– Вот, кстати, о чём я хотел тебе сказать. Мне доложили, что к сочинению песни, гхм, «Дядя Лёня» приложил руку ты. Я знаю, гхм, можешь не отпираться. И хотя написано на пластинке, что слова, гхм, народные, я знаю, что это ты.
Спорить и отрицать что-либо, было, по меньшей мере, глупо. У Генсека было в руках достаточно рычагов, чтобы докопаться до истины. Поэтому я не стал ничего говорить, а лишь пожал плечами.
– Так вот, Саша, гхм, в ней – в песне, я увидел намёк на себя. И хочу тебе сказать, что это не хорошо, гхм, – не скромно! Я работаю на ответственном посту, гхм. Товарищи смотрят на меня, и такая хвалебная песня, совершенно не делает руководителя государства скромным. Если хочешь, гхм, скажу по правде, при её прослушивании, мне, гхм, неудобно в глаза товарищам смотреть было. Краснел, как барышня, гхм, – отчитал меня хозяин дома. – Так что, впредь, ты больше такого не делай! Не надо, гхм. Договорились?
– Да, конечно, – расстроился я. Но не отчаялся, а собрался было убедить собеседника в его неправоте. Рассказать ему как важно в информационный век всячески поднимать авторитет не только страны, но и руководства. Это важно не только перед мировой общественностью, но и перед своими гражданами. Однако только я собрался приступить к убеждению, сразу же был прерван.
– Я сказал – не шали! Гхм… Без разрешения больше, таких песен, гхм, не писать! – отрезал Брежнев, и вступать со столь высокопоставленным лицом в научный дискус пионер на этот раз не стал, решив не будить лихо пока оно тихо.
Да и вообще, пионерам спорить со старшими, когда те являются Генеральными секретарями, не рекомендуется. Поэтому покорно кивнул головой и, потупив свой светлый взор, вновь принялся рассматривать чайник раздумывая.
«Что-то я не понял. В фильме ему майор Леонид нравится. А в песне дядя Лёня нет? Гм… Странно. Быть может думает, что в песне всё слишком очевидно и на поверхности, а в книге нет? Возможно и так. Ну да ладно. Не хочет пока песен, значит, не будем. Займёмся литературой».
– Раз мы с тобой договорились, то давай вот бери печенье, пей компот и ешь конфеты. Они, гхм, шоколадные. Мне нельзя, а ты, гхм, ешь. А сейчас уже в столовую пойдём, гхм, обедать.
– Большое спасибо, Леонид Ильич, – поблагодарил я и взял конфетку «Мишка на севере», искренне надеясь, что конфета не пророческая и по окончанию беседы я не окажусь вместо далёкой Кубы, на не менее далёком севере.
– Ешь. Сладости дети любят, – глядя, как я развернул конфету, усмехнулся хозяин дома и, отпив чая, произнёс: – Мы вот с тобой о песнях говорили. Я, гхм, твои песни, что ты записал – фронтовые, часто слушаю. Хорошие они у тебя получились, гхм. И очень душевные. Побольше бы тебе вот таких, гхм, надо песен писать. Они ведь, действительно, за душу, гхм, берут.
– Я пишу, – сказал пионер, и рассказал о новых проектах, процитировав пару стихов из композиций, которые собирался в будущем записать.
– Молодец! Хорошие, – похвалил меня Генеральный. – И молодёжные песни у тебя тоже хорошие. Мне, гхм, песня из фильма твоего здорово понравилась. Хорошие стихи в песне, гхм, и с запоминающейся мелодией, гхм.
– Спасибо, – обрадовался я высокой оценке моего творчества от понимающего в искусстве хозяина дома.
Однако, радовался не долго, потому что Леонид Ильич следующей фразой, буквально, огорошил меня:
– Ну, а фильм у тебя получился страшный.
– Э-э, почему? – не понял бывший великий режиссёр.
– А потому, что показаны у тебя там страшные вещи, гхм. Война, которая неумолимо грядёт там у тебя, гхм… это знаешь ли, гхм, да… – пространно пояснил Генсек, но я его прекрасно понял.
Уж не знаю, сам он дошёл до такого
