Между двух огней - Ande
Барон определился быстро, и прикупил четырехкомнатную квартиру недалеко от Елисейских полей и набережной. С видом на Эйфелеву башню. А я потащил Вяземскую на осмотр. Потому что — Наташ, мне все равно где жить, а вот тебе место и дом должны нравиться.
Наконец выбрали двухэтажный дом на улице Шапон, в Тампле, на границе третьего и одиннадцатого округа. Больше всех нам понравился дом на бульваре Перферик, возле Булонского леса, и недалеко от квартиры Вяземских. Но я вспомнил, что спустя всего двадцать лет здесь будет плотный трафик, а не тихая улочка. Так что — уютный домик в восемь комнат и комнаты для прислуги в цоколе. Тупиковая улочка. Небольшой садик за домом, и место под парковку во дворе у дома. Прислуга предлагалась в комплекте. Экономка мадам Жаклин Бийо, и садовник, и мастер на все руки, бретонец Жан-Клод Манжу.
Тут же выписал чек. Мсье Планель взбодрился, и заявил, что несмотря на то, что оформление займет пару месяцев, заезжать можно уже хоть сегодня. Прислугу я решил оставить. И сразу поставил их в известность что мадемуазель Вяземская здесь хозяйка, прошу проникнуться.
— Вань, зачем нам дом, если мы уедем?
— Чтоб был! У каждого приличного человека должно быть жилье в Париже! Тем более, Наточка, ты же там не выдержишь, среди индейцев.
— Но почему Бразилия?
— Там все ходят в белых штанах. Тебе, как человеку мира моды, это должно быть интересно. И вообще, сшей себе белые штаны заранее.
— Рано. У нас с Эльзой планы. Сейчас вот готовим осенний показ. Да и на весенний уже есть наметки.
— Правильно, Наташ. Я как раз в Африку сгоняю, навещу свой гарем в Танзании… Эй, Вяземская, убери пистолет! Наташа, убери, люди смотрят. И … не маши руками! Пистолетом по башке тоже больно…
— Ну в кого ты такой дурак, Кольцов?
— Мой отец был исключительной красоты мужчина. Женщины тоже штабелями укладывались от одного на него взгляда.
— Я тебя все же пристрелю когда-нибудь.
— Ты заметила, что я ни разу ничего не сказал по поводу всех этих Юсуповых, Салтыковых, Нарышкиных, и прочий люд, что тусуется у твоей маман на званых вечерах?
Лидия Федоровна Вяземская, в девичестве Нарышкина, овдовела несколько лет назад. Унаследовала с дочерью приличное состояние, и не стала бездельничать, а занялась благотворительностью. Собирала средства на обучение соотечественников в университетах. Поддерживала Русский Балет и прочее и прочее. Насколько мне удалось узнать, к её чести, доходы от всех её лотерей, аукционов и прочих мероприятий, во много раз превышали стоимость самих мероприятий. И студенты, к примеру, имели приличные гранты.
Я был представлен на приеме, данном ею в честь аргентинского посла. Мадам Вяземская меня немедленно аристократически обаяла. И поддерживая светскую беседу ниачем, опытно выпотрошила всю подноготную. Узнав, что я занят покупкой дома в Париже, слегка успокоилась.
Надо сказать, что я пришел не зная, что будет прием. Поэтому был хоть и в приличном, но костюме, а не во фраке или смокинге, как большинство присутствующих. Наташа смеясь, мне пояснила, что она хотела показать матери меня — настоящего. Чуть не поругались.
Но состав приглашенных меня страшно заинтересовал. Дипломаты, русские аристократы, и верхушка белоэмиграции. Между делом меня познакомили с генералом Скоблиным и его женой, певицей Надеждой Плевицкой. Потом с генералом Миллером, которого Скоблин помогал похищать чекистам. Генерал Игнатьев, держатель царских денег. Наташа был со всеми знакома и мило принимала комплименты. На меня смотрели холодно и оценивающе. Я сделал морду кирпичом. Я не ожидал оказаться среди совершенно исторических персонажей. И именно от этого слегка растерялся. Что было воспринято как поведение неотесанного дворянчика в обществе небожителей. Добил меня красавец-мужчина чуть младше меня нынешнего. По свойски припавший к Наташиной ручке. И представленный как господин Быстролетов. Сообразив, что я разговариваю с живым персонажем фильма «Утомленные солнцем», я, к счастью, встряхнулся. Хотя впору было впадать в чернейшие комплексы. Хотя бы потому, что предо мной стоял молодой, но реальный, полиглот и ученый. Двадцать два языка. Две докторские диссертации. По искусствоведению и гинекологии. С защитой в Париже и Берне. Но потом я вспомнил, что большинство его разведуспехов через баб, и собрался. Если он к Наташке клинья подбивает, то я ему быстро прерву череду чекистских побед. Хотя чувака жалко. Через пару лет его отзовут, а потом и посадят. Он выживет. Ну, там всех самых результативных на ноль помножат. Слуцкого, Шпигельгласа, Лаго, Пассова. Да и агентуру зачистят. А потом так и не поймут, когда же война начнется? Гениально напишут резолюцию — «шлите своих информаторов в жопу»…
Так что утащил Наташу подальше. И принялся развлекать её анекдотами. Подошедший Яков громко ржал, привлекая внимание. Ну и сбежали мы, нафиг. Правда потом Наталья меня еще не раз затаскивала на такие тусовки, но шок уже прошел.
А в тот раз я их утащил в кабачок на Елисейских полях. В будущем на этом месте откроют «Крези Хорс», кабаре — конкурент «Мулен Руж», неподалеку от которого я жил на рю Ордан. В кабачке было не протолкнуться, выступала начинающая певица Эдит Пиаф. Некрасивая и немного вульгарная, она производила оглушительное впечатление даже на меня. Мои спутники вообще обалдели.
Так у нас дальше и шло. Наташа и Яков таскали меня по раутам. А я их утаскивал во всякие сомнительные места. В Латинском квартале, в одном из прокуренных кабачков, мы слушали выступление гитариста Джанго Райнхарта. Это человек, превративший гитару из салонной безделушки в эстрадный и соло инструмент. По значимости, как по мне, чуть ли не крупнее чем Джимми Хендрикс. Неожиданно он меня узнал. Оказывается он ходил меня слушать в Ла Пост. И пригласил на сцену, поиграть. Мы уже выпили, поэтому я чувствовал раскованность, и, не заморачиваясь, вылез. Забрал у Джанго гитару, и сыграл Samаtimes. А потом честно объявил, что сам песен не пишу, но вот в Бразилии слушайте, какие песни сочиняют. Антонио Карлос Жабим, «Девушка из Ипанемы»…
После концерта Джанго присел к нам за столик и мы поболтали о гитарах и звукоизвлечении. Он пил неразбавленный абсент, и курил косяк. Я подумал, что люди искусства всегда одинаковые.
