Битва за Родину - Алекс Шу
— Наелся? — поинтересовался дед, когда я, отдуваясь, откинулся на стул.
— Ага. Просто с обеда бегаю по делам, проголодался, — объясняю Константину Николаевичу.
— Каким ты деловым стал, — усмехается генерал-лейтенант, — всё время по минутам расписано. Хорошо, что для меня полчасика выделил, порадовал старика.
— Дед, не прикалывайся, — укоризненно смотрю на Константина Николаевича.
— Ладно, я тут послушал, чем ты занимаешься. Хочу посетить твой клуб. Сам посмотреть своими глазами. Проведешь экскурсию?
— Конечно, с удовольствием, — пожимаю плечами, — Когда?
— Наверно, на следующих выходных, — задумчиво ответил дед, — если ничего непредвиденного не образуется.
— Договорились, — обрадовался я, — всё расскажу, покажу, а ты мне потом свои замечания и предложения выскажешь, хорошо? И ребятам будет интересно и полезно, пообщаться с настоящим генералом.
— Кстати, Леш, тут мне Настя и Саша рассказали о том, как вы с Зориным спасали детдомовцев на пожаре. Молодец! Горжусь тобой внук!
Рука деда дружески треплет меня по загривку.
— Что вы такое говорите Константин Николаевич?! — возмущается матушка, — А если бы он сгорел там? Леша ещё ребенок совсем. Как вам не стыдно?!
— Ничего себе ребенок, мне уже семнадцать, — начинаю возмущаться, но дед останавливает меня движением ладони.
— Всё он правильно сделал, Настя, — дед придавливает матушку тяжелым взглядом. Она собиралась разразиться возмущенной речью, но посмотрела деду в глаза и промолчала.
— И я с Сашкой в этом случае полностью согласен, — продолжает Константин Николаевич — Человеком растет, настоящим. А про возраст мне можешь не рассказывать. Я ненамного старше Леши на фронт попал, и дети совсем в партизанских отрядах и войсках воевали. А в этой ситуации выбор был простой: либо ты спасаешь малышню и остаешься человеком, либо трусишь и становишься полным дерьмом. И как жить потом с осознанием, что ты мог помочь детям, но испугался за свою шкуру и они погибли в огне? А ты стоял, слушал их крики и наблюдал, как малышня сгорает заживо. Лично я не представляю. И поэтому Алексея полностью поддерживаю. Правильно всё сделал внук.
Мама недовольно кривится, но возражать не смеет.
— Ладно, пошли Леша на лавочке рядом с домом посидим, — генерал поднимается со стола, — хочу свежим воздухом подышать.
— Пап, да куда ты рвешься, на ночь глядя? — возмущается отец, — Нужен свежий воздух, на балкон выйди. И потом, Леша тебе зачем? Или у вас какие-то секреты образовались?
— С внуком поговорить хочу. У тебя имеются возражения? — усмехается Константин Николаевич.
— Да нет, бать, ты чего? Какие тут могут быть возражения, — смущается отец, — Просто это как-то необычно. Зачем идти на лавочку, не пойму. Поговорите в комнате, если надо.
— Я. Так. Хочу, — выделяет каждое слово дед, а потом неожиданно улыбается, снимая напряженность, — А по поводу секретов. У нас с тобой они тоже были. Свои-то юные годы помнишь? Алина Евгеньевна до сих пор не знает, кто соседке на даче пачками дрожжей выгребную яму забросал. Там такой фонтан из фекалий бил любо-дорого было смотреть. Ирину с мужем волной смыло, чуть в море говна не утонули. И, воняло всё, хоть вешайся. А ещё, помнишь, было…
Мать с возрастающим интересом разглядывает папу так, как будто видит его в первый раз. Даже малявка оторвалась от разговора от разговора с Виктором и начала прислушиваться.
— Бать перестань, тут же ребёнок, — прерывает его красный как рак полковник, — Я всё понял. Идите, поговорите, конечно. Только недалеко от дома. Поздно уже всё-таки по городу расхаживать.
— Разберемся, — поднимается генерал, — пошли Алексей.
20–21 октября 1978 года
Мы с дедом сидим на скамеечке под раскидистым дубом, недалеко от нашего дома. Город уже окутало чернильной мглой позднего вечера, и только уличные фонари развеивают тьму теплым золотистым сиянием. Двор пустынен. Только одинокий 40-летний физкультурник в пятидесяти метрах от нас оккупировал спортивную площадку, поочередно подтягиваясь на турнике и отжимаясь на брусьях. Да и парочка пожилых женщин недалеко от него, сидит на лавочке, разговаривая о чем-то своем.
— В воскресенье я встречался с Ивашутиным, — сообщает дед, — дал ему информацию с прогнозами событий в мире и сведения о шпионах и предателях в рядах КГБ и ГРУ. Пообщались мы серьезно. Знаешь, я чувствовал в паре моментов, что, несмотря на нашу многолетнюю дружбу, был в пяти минутах от попадания в подвалы ГРУ. Но, слава богу, обошлось. Информацию он взял, и принял к сведению. Договорились с Петром Ивановичем связаться, когда он удостоверится в правдивости прогнозов и сведений.
— Вчера вечером он мне звонил, — после небольшой паузы продолжает Константин Николаевич, — Судя по его намекам, нашей информацией о шпионах и предателях в рядах КГБ и ГРУ Ивашутин успешно воспользовался. Даже кого-то уже поймал. Назначил встречу в воскресенье, на том же месте, где и в прошлый раз. Будем опять рыбаков изображать. Но как я думаю, уже пойдет конкретика. Есть два серьезных момента. Первый — работать «втемную» он не желает. Хочет увидеться с «предсказателем» лично. И я его отлично понимаю. Что думаешь? Мое мнение: придется рискнуть.
— Придется, — вздыхаю я, — одни мы ничего не сделаем. А у Петра Ивановича определенные возможности есть. Давай будем реалистами — без его помощи и подключения Машерова и Романова шансы что-то изменить мизерны. Мы с тобой подобное развитие ситуации прогнозировали. Ни один руководитель спецслужбы подобного уровня не согласится работать «вслепую». Так что тут либо пан, либо пропал. Большой наш плюс, что мы доказали ему серьезность и объективность своих слов. Все прогнозы будущего подтвердились, и кого-то из предателей, как я понял из твоих слов, он уже прижучил. Поэтому шансы договориться и дальше работать вместе, возрастают.
— В воскресенье я ему ещё подкину работы. Расскажу об этих, как ты их называешь, агентах влияния.
— Вообще то, не я их так назвал, а Андропов год назад, в докладе для Политбюро «О планах ЦРУ по приобретению агентуры влияния среди советских граждан», — поправляю деда.
— Ты же Юрия Владимировича
