Польская линия (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Не стал ничего говорить Смирнову, но зарубку в памяти для себя сделал. Впрочем, мне еще в нашу первую встречу показалось, что не прост тогдашний начальник ЧК Западной области.

– Так что, сделаешь? – умоляюще посмотрел на меня начальник Смоленского губчека. – У меня из людей нынче никого свободных нет. Сам знаешь, что мне всех арестованных допросить нужно, а теперь еще и задерживать кое-кого придется. Может, для товарища Артузова что-нибудь любопытное найдем.

Ну, если «любопытное» для товарища Артузова, то можно немножко «разгрузить» коллег. Все равно делать нечего. Но для приличия следует слегка поломаться.

– Хитрый ты жук, товарищ Смирнов, – сказал я, делая вид, что раздумываю. – И людей тебе дай, и задержанных допроси. А что я с этого буду иметь?

– А что надо? – сразу же насторожился товарищ Смирнов. Приказал секретарю – сделай-ка нам с товарищами чайку покрепче, потом кивнул нам с Артуром на дверь своего кабинета – мол, важные разговоры лучше там.

Едва усевшись, я принялся перечислять:

– Людям моим – горячее питание, лучше двухразовое, баню организовать, а еще по куску мыла. Немного, кусков пятьдесят.

– Питанием и баней, так и быть, обеспечу, а мыло-то я где возьму, да еще пятьдесят кусков? Вас там и всего-то сорок человек. Ну, так и быть, пять кусков найду, порежете на кусочки.

– Пять? Да мне на одну Татьяну нужно куска два. Один на волосы, второй – на все остальное. С самой Москвы люди не мыты. И постираться нужно. Худым концом – сорок кусков.

– Сорок? Охренел, товарищ уполномоченный? У меня что, мыловаренный завод, или галантерейная лавка? Сорок кусков мыла – батальон можно вымыть! Десять.

– Не поверю, что у начальника губчека нет «заначки». Ну, городское начальство потряси. Тридцать.

Артузов, прислушиваясь к беседе, ухмыльнулся:

– Слушаю вас – будто не два ответственных работника ВЧК разговаривают, а два еврея.

– Во! – поднял я вверх указательный палец. – Уже на целый кусок меньше. Артузову мыло не нужно.

– Как это, Артузову не нужно? – возмутился Артур. – Я что, в баню не хожу?

– Ну, тогда не лезьте, товарищ особоуполномоченный, в разговор двух евреев, – парировал я. – Иначе придется мыться старым немецким способом – нарастил слой грязи, а потом, со всего разбега, башкой о забор, чтобы отвалилась.

– Ладно, вымогатель, – махнул рукой Смирнов. – Есть у меня кое-какие запасы. Ну, по куску не дам, жирно будет, а вот кусков пятнадцать выделю. Ладно, хрен с тобой – двадцать!

– Нет, точно еврей, хоть и Смирнов! Ладно, пусть двадцать один. Двадцать нам и кусок Артузову.

– Все?

– А, еще медикаменты нужны, – вспомнил я, вытаскивая из кармана бумажку. – Вот, держи.

Игорь Васильевич взял бумажку, прочитал список составленный Татьяной.

– Сейчас распоряжусь.

Товарищ Смирнов ушел отдавать приказы. Оставшись наедине с Артузовым, я спросил:

– Тебе зачем лошадь понадобилась?

– Так на своих двоих ничего не успеть, – пожаловался мой друг и начальник. – А мне не только в Смоленске, но и пригородах бывать приходится. Думаешь, я только поляками занимаюсь? Нет, дружище, у меня здесь и другие дела есть. – Потом поинтересовался: – А ты меня для чего-то искал?

– Хотел узнать, где твоего пана Добржанского разыскать.

– Чего вдруг? – насторожился Артур.

– Ты знаешь, что он мне вызов на дуэль прислал?

– Знаю, – кивнул Артур. – Я даже знаю, что твой командир бронепоезда его секунданта из вагона выкинул.

– Хотел передать, что я согласен.

Артузов выматерился так артистично, что услышь его Карбунка, повесился бы от зависти! Но я пропустил мимо ушей эмоциональный всплеск, столь нехарактерный для моего друга, и спросил:

– Секундантом будешь?

Артур еще раз высказал все, что он думает мне, а заодно о поляках. Кажется, там еще что-то было о Феликсе Эдмундовиче? Нет, показалось. Вздохнув, главный контрразведчик страны угрюмо пробурчал:

– А что мне еще остается? Если что – под трибунал вместе пойдем.

Глава 13. Когда приду в военкомат… ​

Использовать для дуэли современные револьверы – не комильфо, потому я решил, что стану биться из кремневого оружия, с пяти шагов, до смерти. Не может такого быть, чтобы в Смоленске не нашлось парочки старинных пистолетов. Отыскали же Макс Волошин и Николай Гумилев дуэльные пистолеты, а уж у Артузова возможностей куда больше. В крайнем случае – «займет» в местном музее. Надеюсь, там еще не додумались сверлить в стволах дырки, приводя в негодность историческое оружие, как это принято в мое время.

Мой секундант оторопел, услышав условия, на которых я предлагал драться. Был бы кто другой, написал бы – «покрутил башкой», но коли речь идет об Артузове, могу только благоговейно сказать – Артур Христианович помотал головой, очень громко выразил сомнение в моем психическом здоровье. Вообще, за время нашей совместной поездке успел убедиться, что мой интеллигентный друг знает не только французский, немецкий, английский и польский языки, но и русский матерный. А ведь раньше за ним такого не водилось. Может, я на него плохо влияю?

Артур попытался навязать более щадящие варианты дуэли – «гусарскую рулетку», например, с одним патроном в барабане, на саблях, до первой крови. Но я категорически отмел все предложения, желая биться лишь насмерть. Артузов попытался спорить, но тут вернулся товарищ Смирнов, с гордостью сообщивший, что отдал соответствующие приказы и мои бойцы уже сегодня могут пойти в баню с настоящим мылом, а с завтрашнего дня начнут получать горячую пищу.

Артузов, побуравив меня взглядом, отправился отыскивать поляков и оружие, а я занялся «белобилетниками». Для очистки совести решил, что будет нелишним, если позову на помощь профессионального медика. Может, плоскостопие я как-нибудь и определю, а вот как выглядит паховая грыжа, не знал, да и не хотел знать. Потому, позвонил на бронепоезд, и попросил подойти Татьяну, всенепременно в белом халате.

Татьяна Михайловна явилась минут через двадцать, недовольная, но с сумкой.

– И что на сей раз товарищу начальнику угодно? – язвительно поинтересовалась дочь кавторанга, облачаясь в «форменную» одежду медсестры.

– А что случилось? – спросил я.

– На бронепоезд мыло привезли, я уже постирушки затеяла, парней за водой отрядила. А тут бац – звонят, требуют, да еще и в халате. Опять какую-нибудь пакость затеяли, товарищ начальник?

Мыло привезли? Однако, оперативно приказы товарища Смирнова выполняют. Мои так не умеют. Впрочем, об этом потом.

– Нет, Татьяна Михайловна, никакой пакости, – заверил я девушку, глядя в ее глаза честным взглядом. – Титьками не надо трясти и «сыворотку правды» колоть не придется. Сможешь определить – есть у человека паховая грыжа, или нет?

– Так ничего сложного. Пощупаю, так и скажу, – хмыкнула Танька.

– А что, визуально не определить? – насторожился я.

– Визуально, это как? На глаз, что ли? – удивилась Татьяна. Потом, посмотрев на мою физиономию, развеселилась: – Владимир Иванович, я же сестрой милосердия в госпитале работала – и катетер вводить доводилось, и клизмы ставить. А однажды хирургу ассистировала – солдатик на мине подорвался, у него все мужское хозяйство повреждено было, пришлось ампутировать.

– Бр-рр, – не удержался я, чем еще больше повеселил девушку.

Решив, что заморачиваться с допросом каждого по отдельности не стану, приказал дежурному вести обоих.

Когда задержанных доставили, посмотрел на одного, на второго, но вспомнить, кто есть кто, не сумел:

– Мигунов, который будет? С паховой грыжей.

– Ну, я буду Мигунов, – сумрачно отозвался один из парней, с веснушками и широким ртом.

Я кивнул Татьяне, а она, уже войдя в образ медработника, деловито сказала:

– Штаны снимай.

– Чего это я штаны-то должен снимать, да еще перед бабой? – насупился Мигунов.

Удержав себя от желания дать парню по шее за оскорбление, но вспомнил, что слово «баба» еще являлось вполне обиходным, миролюбиво сказал: