Сюзанна Кулешова - Соло для рыбы
– За объективную реальность. На троих.
И мы продолжили попытку реанимировать сценарий, но, похоже, мы его теряли.
– Пусть это будет реальный, самый настоящий, сумасшедший монах, который, действительно выжил, раскаялся. И что? Ну, Олаф, Мария, не спите!
– Как же он упустил-то Россию?
– Почему же упустил? В войне выиграли, Сталина пережили, в застое выстояли. Что там ещё? Всё молитвами.
– Получается какой-то религиозно патриотический памфлет. К тому же эдакий чудотворец потом навещает серую обывательницу с целью чего? Совместного возрождения великой Родины. Скучно.
– Согласен.
Мы чувствовали, что вот– вот поймаем, найдём нечто, что прекратит наши поиски и превратит обычный сценарий второсортного историко-фэнтазийного кино в философско-зрелищный шедевр. Мы написали несколько диалогов, сцен. Как будто реставрировали старинную фреску, покрытую многовековым слоем запёкшейся пыли, подчищая осторожно фрагменты. Мы догадывались, что должны увидеть, но только догадывались. Чем дальше мы пытались продвинуться, тем больше я понимала, что моя поездка в Будогощь неизбежна. Только нужно было это как-то объяснить моим коллегам. Да и на работе, очевидно, придётся взять отпуск.
К утру, когда всё уже было допито, доедено. Когда каждый из нас успел по очереди вздремнуть и проснуться от внезапного крика коллег, нашедших очередную удачную реплику, когда было уже непонятно, отчего так гудит в голове: от выпитого или выдуманного, на пороге появился Димон.
– Ты, это… не одна?
– Это мой сосед Димон. Он не говорит по-английски. Правда, по-русски, тоже не очень.
– Ты им чего сказала?
– Тебя представила. А они – Олаф и Сеймон – мои коллеги по работе. И сейчас мы в принципе заняты, если ты не против.
– Это…, а там…. Осталось?
– Нет, Димон. Даже осадка нет.
– Может сходить?
– Чего он хочет, этот парень?
– Предлагает сходить за добавкой.
– У него светлая голова. Может и мне с ним? Проветриться?
– Сеймон, вы не сможете разговаривать. Он не…
– А зачем? Мы же за добавкой, а не поговорить.
И Сеймон подошёл к моему соседу, протянул ему руку:
– Сеймон. Сем.
– Димон.
–ОК, Дэймон!
– ОК, Сем!
Мне показалось, что языкового барьера, как и любого другого там не будет. Это необъяснимый факт, но всё же, факт. Два мужика собрались в магазин. У них есть общая цель, близкая их желудкам. Стало быть, они справятся. А дождь незаметно кончился.
Когда дверь сообщила, что мы с Олафом остались вдвоём в пустой квартире, мне в первый момент хотелось броситься за Сейманом с Димоном, но я словно вросла в это своё уютноё кресло. Гадкое тело не подчинялось, даже язык высох и отказывался принимать участие в моей жизни. Олаф сидел напротив и смотрел, и молчал. «Чёрт, ну скажи хоть что-нибудь!» Мы молчали. Но его бесстыжие глаза, похожие на тёмные омуты, поросшие камышом ресниц, просто орали во весь свой европейский разрез о том, о чём мы оба пытались не думать. Или только я пыталась.
Он встал и подошёл, он присел передо мной на корточки и положил свои ладони на подлокотники моего кресла. Он провёл тыльной стороной ладони по моей руке от запястья до локтя. Так, наверное, дрессировщики трогают дикую кошку, проверяя её настроение, прежде, чем погладить или начать какой–либо трюк. Я не шевелилась, потому что не решила, как быть. Его лицо оказалось опасно близко с моему, так, что наши губы соприкоснулись краешками. Я всё ещё не знала, что делать, но думать я тоже не могла. Он слегка повернулся:
– Мария – прошептали его губы, только касаясь моих, и тут мой рот предательски дрогнул и раскрылся, наверное, для того, чтобы сказать «нет». Не получилось. Но более того, уже через мгновение, я обнаружила, что мои руки обнимают его шею, а пальцы перебирают короткие волосы, похожие на очень ухоженную кошачью шерсть, на его затылке, и английские слово «Yes» становится больше похоже на стон…
А потом я задала самый глупый вопрос, который задают все бабы в подобной ситуации:
– Олаф, ты женат?
– А это важно?
– О, Господи! Не в том смысле. Да, для меня это важно. Очень. Но только знать ответ. Мне ничего не нужно от тебя. Я не стремлюсь замуж. Понимаешь, и это ничего не меняет. Просто, ответь и забудь.
Мне очень хотелось, чтобы он сказал «да», что у него всё хорошо, прекрасная семья, куча детей.
– Был. Она погибла.
– Чёрт! Прости!
– Прошло уже семь лет.
– Всё равно. Я знаю, что время не имеет значения, оно вообще не существует, когда так….
– В автокатастрофе. Мы очень любили друг друга, как это не банально….
– Олаф, не надо!
– Нет, ты сказала, что это важно. Это так. Потому что ты первая после неё, и я не понимаю, почему мне нужно быть с тобой. Очень нужно…. Как будто это уже было когда-то, ещё до неё…. Подожди…. Мы тогда поссорились из-за ерунды, я плохо помню из-за чего. Кажется, у меня что-то не ладилось со сценарием, и я не сдержался, а она хлопнула дверью, и я не выбежал за ней. Я услышал шум мотора на улице – это была моя машина, но я был зол и не придал этому значения. Я просто забыл, что она ещё плохо водит. Она даже не пришла в сознание. Если бы не Сеймон, я бы тогда умер тоже.
– Сеймон?
– Да. Ты ведь спросила, не братья ли мы. Почти. Её нет, а он со мной. У нас осталась дочь. Она живёт у моей матери. Это хорошо. Маленькая, светловолосая девочка. Ей десять лет, и она очень любит петь и собирать гербарии, как её мама.
А ты была замужем?
– Нет, я не успела.
– То есть? Прости, если…
– Он тоже. Его сбила машина. Не моя. Это было около двадцати лет назад. Но всё равно, болит. Понимаешь? И я не могу ни с кем, кроме тебя…. Только это не имеет значения, потому что это не любовь. Между нами.
– Да, не любовь. Но, я не понимаю, почему мне нужно….
Он запнулся, как будто испугался собственных уже произнесенных слов или, что хуже, невысказанных мыслей. Он уставился на портрет латимерии на стене.
– Зачем здесь эта рыба?
– Я уже говорила. Это – мой тотем.
– А без шуток.
– А я и не шучу. Я же – рыба по гороскопу. А ты, кстати, кто?
– Стрелец, если не ошибаюсь. Стало быть, этот камень не мой тотем. Не хочешь говорить, я не ….
– О чём говорить я не хочу?
– О рыбе.
– Да, сколько угодно.
– Ладно. Только Сеймон, похоже, опять прав. Как всегда.
– Кстати, где они? И в чём он прав?
– Где они, видней этому Дэймону.
– Как ты сказал?
– Дэймону.
У меня похолодело внутри. Его звали Дэймон. Того кельта из соседнего вражески родственного племени. Огромного, очень сильного воина, который занёс свой меч над Головой Сеймона, чтобы напугать, обратить в бегство, наказать за хитрость и интеллектуальное превосходство, а потом хохотать над этим на совместной пирушке. Но кто-то окликнул, кто-то хотел остановить, и огромная башка отвернулась, перестала следить за рукой. А кельтский меч был тяжёлым.
– Мария, что?
– Пойдём. Их нужно найти.
– Ты что-то подозреваешь?
– Я не знаю. Всё это когда-то было. Понимаешь? Я вижу про это сны, я думаю об этом, то есть, я придумываю, но мне кажется, вспоминаю чью-то чужую жизнь. Но так много совпадений. Когда-то меня очень радовало, если то, что я нафантазирую, оказывается правдой. А теперь мне страшно. Я боюсь своих мыслей.
Он схватил меня за плечи, даже присел, пытаясь лучше проникнуть взглядом в мои зрачки, достать до самого дна. Но я знала: там нет дна, там вода, а потом толстый слой илистого осадка, а потом…, никому неизвестно, что потом.
– Ты должна ехать с нами.
– Что?
– Ты уже это знаешь.
– С вами. Куда?
– Нам нужно дописать всё это вместе. Мы не сможем, или не вправе действовать в одиночку. Потому что очень много ошибок.
– Это какой-то бред. Послушай, мы все свихнулись. Куда я поеду? У меня здесь работа. И где Сеймон?
Мы услышали их смех во дворе, а потом хлопнула дверь парадной, и через минуту или пять, послышалось брюзжание замочной скважины, разбуженной ключом. Когда они вошли в комнату, мы всё ещё стояли обнявшись.
– Только не говорите мне, что это не то, что я думаю. Я не думаю. Я знаю, потому что всё придумал. И спасибо Дэймону. Классный у тебя сосед, детка.
– Димону?
– Ты это,… поезжай с ними. Дело… это, будет.
Я оторвалась, наконец, от Олафа, подошла к Димону. На меня смотрели неопределённого цвета мутноватые глаза, с трудом выглядывающие из набухших потемневших век.
– Димон, ты про что?
– Сэм дело говорит.
– Сэм? Он тебе что-то говорил, а ты понимал? Может, ты тоже ему что-то говорил? Димон?
– Слушайте, Маша, Дэймон сказал, что Вас можно называть Маша. Послушайте, что он Вам говорит.
– Откуда вы знаете, что он говорит? Вы же не понимаете по-русски.
– Зато я понимаю Дэймона. И, знаете, это не первый случай. Мне отец рассказывал, как он познакомился однажды с одним русским мужиком. Они сидели вместе в каком-то пабе и через часок нашли общий язык. У отца проблемы были. Ну, обычные, любовные. И он нашёл собеседника выложить наболевшее. Так тот не то что всё понял, но умудрился дать нужный совет. Собственно, благодаря этому я и появился на свет. А мужика того имя было Григорий Распутин. Так что я в некотором роде нашему герою обязан жизнью.
