Александр Шуваев - ГНОМ
Не сразу и не вдруг до Сани дошла суть бури. Грузовики. Без которых было никак, и которые они после недолгих, но мучительных колебаний почли за благо сделать для собственных нужд сами. Яковлев с Саниной подачи рассчитал, что выигрыш от этого далеко покроет вынужденные затраты буквально за месяц. Все привычки, вся натура советского хозяйственника восставала против этого вопиющего безобразия, но против цифири протестовать было уж очень глупо, а ошибаться Владимир Яковлев попросту не умел. Потому что, как правило, заранее знал примерный порядок цифр, а в ходе виртуозных расчетов только уточнял и проверял. Решение претворили в жизнь в особом стиле, столь характерном для Беровича и, впоследствии, для всего 63-го завода вообще: без малейшей кустарщины, по наилучшему проекту из безукоризненных материалов по доведенной до возможного совершенства технологии, но (или лучше: "и поэтому"?) теми же силами и без дополнительного снабжения. Полученная экономия позволяла. Такой подход неизменно окупался и прежде, и потом. И в данном случае.
- … напрягают последние силы, задыхаясь без необходимой техники! Когда Верховный главнокомандующий товарищ Сталин вынужден лично делить танки и грузовики между фронтами! Решили, что им все можно? Что они имеют право на какие-то привилегии? Не-ет…
Чем дальше, тем больше нарком контроля распалялся, входя в раж и сознательно вводя себя в него все сильнее и сильнее. Избранные, безотказные, прошедшие многолетнюю селекцию слова действовали с силой заклинания и на него самого. Как молитвы, став, кажется, вовсе привычными, тем не менее действуют на правоверного. А суть заклинаний сводилась к тому, что грузовики нарком требовал отдать фронту. Все пять сотен несокрушимых, безотказных пятитонок. Попытки как-либо объяснить необходимость машин для производственного процесса неизменно вызывали обратную реакцию, и нарком только больше закусывал удила, норовя вырвать из живого тела завода еще больший кусок кровавого мяса: уже не корысти ради, а так - чтоб неповадно было.
- … А - на носилочках, на носилочках, - с непередаваемым злорадством полу-шипел полу-визжал он, - как весь советский народ, в едином порыве …
Под конец, уже собираясь отбывать вовсвояси, он хотел было вычесть каким-нибудь манером и поезда заводских узкоколеек вместе с локомотивами, но Берович преодолел-таки морок и проговорил, сорванным голосом, но угрожающе:
- А вот это уже прямое вредительство! Слышите?!! Вредительство!!!
Сам факт возражения настолько поразил товарища Мехлиса, что он вспомнил что-то такое: как будто бы был какой-то авиазавод, делами которого Вождь интересовался лично. Его визит сюда, вообще-то, являлся результатом недоразумения: плановая проверка, не более того. Ни он не был в курсе того, куда именно едет, ни Вождь не имел понятия о конкретной цели его визита. Сталину и в голову не могло прийти, что кто-то без спросу сунется на 63-й, а потому и запрета не было. И тогда Лев Захарович отключил сцену, словно поворотом рубильника. Как будто перед этим ничего и не было. И не то, чтобы он чего-то боялся. Произнося те самые заветные слова и действуя в их духе. Вгоняя при их помощи всякого рода, - да любых! - деятелей в страх, ужас, и позорную панику. Заставляя их подчиняться любым, даже иррациональным приказам свыше. Он мог быть уверен в своей нужности и незаменимости. Потому что готовность всех подчиняться беспрекословно и без раздумий была для дела Партии куда важнее, нежели целесообразность в любом отдельно взятом случае, даже самом важном. Вождь простил бы ему любой перегиб, потому что он был предан безусловно и безгранично. Его не имело смысла ликвидировать и бесполезно - наказывать как-то еще. Боязни не было. Просто любое отношение Вождя было для него свято и вне обсуждения. Только это и больше ничего. Грузовики угнали. На 63-м сделали новые, и не стали жаловаться, поскольку знали Мехлиса и заранее почитали любые возражения совершенно бесполезными. Им и в голову не могло прийти, что сей разрушительный визит мог произойти без ведома Хозяина.
Недоразумения на этом не прекратились. Поскольку Вождь никак не выразил своего отношения к его поступку, попросту не имея о нем никакого понятия, а Мехлис решил, что принял в тот раз верное решение. И поэтому, в ходе очередного своего террористического вояжа, не миновал и 63-го завода. На этот раз, правда, их предупредили заблаговременно, и потому грузовики были сокрыты в окружающем ландшафте, точно так же, как предки во времена оны скрывали в лесах скот: от кочевников ли, от княжьих мытарей, - безразлично. Поэтому на сей раз нарком нашел повод к возмущению и, по совместительству, свой кусок кровавой плоти, посетив столовую. Он выгреб и вывез подчистую все запасы провизии без разбора, мотивируя это тем, что: "Н-на фронте бойцы с-сидят на одной "шрапнели", а тут!!!". Тыловики, да к тому же, наполовину, враги народа и вражьи отродья, "Ж-жрут тут, понимаете, раз-зносолы!". Берович, которого система, со временем, все-таки пообтесала, промолчал бы, наверное, и в этот раз, и недоразумение скорее всего, продолжилось бы наряду с разрушительными визитами товарища Мехлиса, но Карина Морозова, которой было все равно, без его ведома воспользовалась "вертушкой", подробно обрисовав ситуацию. И назвалась. Несколько дней длилось пугающее молчание, а потом их вызвали в Кремль. Обоих.
- Вот расчет, товарищ Сталин, - Берович положил перед собой тощенькую папку, - отвлечение примерно шести процентов мощностей на производство необходимого автотранспорта позволило увеличить производство основной продукции на 18-20 процентов ежемесячно и не потребовало привлечения дополнительных трудовых и материальных ресурсов. Просто за счет экономии и повышения производительности. На двадцать дней раньше намеченного перейти на выпуск нового модельного ряда, истребителей "Як - 7С" и мотора "Индекс 107" на сорок шесть суток. Мы понимаем всю напряженность положения на фронте и важность автотранспорта, но все-таки вынуждены настаивать, чтобы впредь заводской спецтранспорт считался производственным оборудованием и неотъемлемой частью завода…
Карина Морозова, слыша в его речи, в самом тоне ее оттенок просительности, продолжала смотреть чуть в сторону и вниз, сохраняя на лице бесстрастное выражение, и только чуть заметно поджимала узкие губы. Из опыта своей недолгой еще жизни она вынесла малое число твердых принципов. Одним из главных было: Никогда Никого Ни о чем Не проси. Прямо или косвенно, так или иначе, рано или поздно, это непременно аукнется, и будет только хуже. И вдруг, неожиданно для себя услышала, что Сталин обращается к ней.
- Товарищ Морозова…
- Гражданка. Морозова. - С расстановкой проговорила она. - Так ко мне обращаются представители советского руководства и Органов.
- Я имею достаточно полномочий, чтобы решать подобные вопросы самостоятельно, без согласования. Товарищей уведомят. Считайте это прямым распоряжением.
- Да, товарищ Сталин.
- Товарищам хотелось бы заслушать… вашу версию происшедшего.
- Присутствующий здесь нарком контроля, гражданин Мехлис, явившись на завод №63 шестнадцатого декабря 1941 года с явно вредительскими целями, самоуправно реквизировал пятьсот единиц совершенно необходимого в производственном процессе оборудования, тем самым преступно превысив свои служебные полномочия. Руководство завода в лице директора, товарища Постникова, проявило недопустимую мягкотелость, граничащую с преступной и выполнило явно незаконный приказ. Результатом преступного головотяпства, если не сознательного вредительства, гражданина Мехлиса и потворства ему со стороны руководства завода явилось снижение месячного выпуска основной продукции и дезорганизация производства. Расчеты в "Приложении 2" к докладной записке, направленной руководству страны, оценивают ущерб в сто сорок - сто шестьдесят планеров истребителей и восемьдесят - сто моторов, которые не были произведены и отправлены во фронтовые части.
Во время повторного… визита наркома контроля 20 февраля сего года, он беззаконно, грубо превысив свои служебные полномочия, распорядился полностью реквизировать запас продовольствия, рассчитанный на двухнедельное питание рабочих смен, а руководство завода опять-таки пошло у него на поводу. В данном случае временного падения производства и более тяжелых последствий удалось избежать за счет мобилизации внутренних резервов, а в самый тяжелый момент, в первые двое суток неоценимую помощь продовольствием коллективу завода оказали авиаторы-фронтовики. Одолженное продовольствие впоследствии компенсировано равноценным, согласно договоренности…
Карина умолкла, заново опустив взор, и снова начала крутить многострадальный берет. На протяжении ее речи, произносимой ровным, равнодушным тоном, товарищ Мехлис краснел, бледнел, пытался что-то сказать и даже порывался вскочить, но его попытки неизменно пресекались сделанным в его сторону жестом Сталина, - ребром правой руки с зажатой в ней незажженной трубкой.
