Сергей Байбара - Цветы на камнях
- Эй, у вас все в порядке? – исполнительный янки решил, наконец, докопаться и до Тенгиза.
- В полном порядке, не беспокойся, - ответил Тенгиз, перематывая рожки «Калаша-74» бечевкой.
- Смотрите, будьте готовы ко всему.
- Ладно, ладно, будем…
Несмотря на то, что караван шел к линии фронта, многие воины еще спали, укрывшись рогожей или брезентом, или угрюмо смотрели на серые стены гор, маясь головной болью после вчерашних возлияний. Кто-то нес дежурство у пулемета, кто-то завтракал, кто-то пытался устроить в повозке подобие навеса для защиты от набирающего силу солнца.
Сержант ускакал, подняв облако пыли, а Тенгиз спросил у своих соседа по повозке, американских солдат:
- Что он у вас такой неугомонный? Такое впечатление, что без него караван встанет.
- Не обращай внимания, - махнул рукой курчавый брюнет по имени Бруно. – На Дэвида свалились с неба офицерские полномочия, причем так неожиданно, что он и сам, похоже, этому не рад. Но человек он исполнительный, старательный, вот и стремится соответствовать.
- Я думаю, что власть его испортит, - просипел Гаспар, сорокалетний одноглазый здоровяк, бывший моряк из Кентукки. К тому же начальство поступило весьма странно: назначили его на должность, а звание оставили прежним. Когда такое было? Сержант не может командовать такой уймой людей, просто опыта не хватит. Я не хочу сказать плохого про Дэвида, но это седло, мне кажется, для него слишком… широко.
- А почему так сделали? – спросил Тенгиз.
- Спроси чего полегче, - усмехнулся Гаспар. – Меня больше интересует, почему сдернули с места меня, в тот момент, когда надо заготавливать дичь? В поселке остались одни сопляки, да и те постоянно на дежурстве. Что они там добудут? Почему надо сдергивать с места именно Бруно, - единственного толкового сварщика в своем селе, хотя рядом шляется без дела куча здоровых обормотов?
- Да, ладно тебе, Бас! – махнул рукой Бруно. – У парней в этих краях большие проблемы, и им нужна помощь, либо все останутся без электричества. Вчера у костра мы разговаривали с местными ребятами. Они рассказали, что прихожие…, в смысле приезжие.., ну, короче, чужаки, договорились нападать на станцию по очереди. Сначала одни, потом другие. У них артиллерия, танки, ракеты. Интересно, как это все еще не сгнило здесь?
- Какая к черту разница? – выпалил Гаспар. – У нас как не было электричества, так его и нет, и, наверное, уже не будет! Что мне толку от этой станции?! Если зимой мы будем голодать, боюсь эти парни вряд ли пришлют нам подарки к Рождеству!
- Гаспар, а ты охотник? – спросил Тенгиз.
- Не поверишь! – засмеялся бывший моряк, обнажив неровные, желтые зубы. – Я всю жизнь прожил в городе, служил на боевом корабле, а первого дикого зверя на воле увидел только здесь! Многие наши, когда все это случилось, съехали с катушек, стрелялись, вешались, бросались с ножами на первого встречного. Еще бы, мир рухнул. Я тоже был не против покончить со всем разом, но, видимо, уж очень я хотел жить. Вот и выжил. Охотничье ремесло освоил, по-моему, неплохо.
- А чем вы охотитесь?
- А чем придется, Гиз. Стрелять по зверям и птицам из огнестрельного оружия стало слишком расточительным делом, и каждый выходил из положения кто как мог. Луки со стрелами стали делать, сетями ловили, или просто камнями забрасывать. Но мы с ребятами освоили производство вот таких штуковин…
Гаспар достал из-под ящика, на котором сидел какую-то штуковину, завернутую в мешковину. На свет Божий появился короткое массивное металлическое устройство, напоминающее арбалет. К нему присоединялся небольшой деревянный короб, в котором были, одна над другой, уложены короткие, острые стрелы с железными наконечниками. Когда производился выстрел, достаточно было взвести короткий рычаг на корпусе оружия, и на место выпущенной стрелы тут же вставала новая. Взвести еще раз – и можно стрелять.
- Толково придумано. – Тенгиз покачал оружие в руке. – Только тяжел очень. Нельзя ли делать с деревянными или пластиковыми вставками, чтобы уменьшить вес?
- Можно. Всякие делаем. На любой вкус и кошелек.
- И покупают?
- Еще как! Этот, например, стоит около сорока патронов калибра 5,56. Стрелы – от двух до пяти патронов за штуку. Есть подешевле, есть подороже. У нас уже изготавливают инструменты из дерева и камней. Представляешь?! Каменные молотки и топоры – это для тех, кому настоящие не по карману.
- Да уж! – мрачно усмехнулся Бруно. – Лидер продаж в 21 веке – каменный топор!
- То ли еще будет, парни, – покачал головой Гаспар. – Наши внуки уже забудут такие слова, как «автомобиль», «самолет», «бензин», «автомат». И, если честно, мне будет стыдно смотреть им в глаза.
- Мне иногда кажется, что все мы – пассажиры одного большого рейсового автобуса, - произнес Тенгиз. – Шофер забыл карту, свернул не туда и заехал в тупик. А мы теперь думаем, как же вернуться на ту самую развилку, чтобы поехать правильной дорогой. Ведь так не должно было случиться!
- И не мечтай, Гиз, - просипел Гаспар. – Именно так и случилось, как должно было случиться. Все к тому и шло, черт возьми.
- Гиз, а ты кем был до войны? – спросил Бруно.
- Таксистом.
- Я в детстве хотел быть таксистом, - улыбнулся Бруно. – А что, ездишь себе туда-сюда, возишь всякий народ, болтаешь о жизни, да еще и баксы загребаешь. Помню, когда мне исполнилось шестнадцать, я позаимствовал у мамаши ее «Форд», да и поехал кататься. Сотню баксов заработал, пока полиция не схапала! Так что пришлось мне потом переквалифицироваться в разносчика пиццы!
- Ох, я бы сейчас одну такую пиццу, с грибами и с ветчиной заточил бы! – размечтался Тенгиз.
- No, лучше с рыбой и томатной пастой! И не одну, а две! – поддержал Бруно.
- Заткнитесь! Хватит вам, не теребите душу! – недовольно проворчал Гаспар.
Было уже десять часов утра, а ведь из Боржоми выезжали до восхода. Солнце жарило обнаженную землю, от топота десятков копыт пыль поднималась в воздух. Животные уже изрядно подустали, и их поили прямо на ходу, одевая им на морды кожаные торбы-ведра с водой. Сапоги и ботинки бойцов стали светло-серыми от пыли.
Повинуясь изгибам некогда живой, широкой реки, дорога поворачивала то вправо, то влево. Из-за горных склонов открывался все тот же унылый пейзаж: серые раскаленные камни, голые, высохшие стволы деревьев. Иногда в серо-коричневые тона вкраплялась нежная зелень молодых рощиц.
Один раз сквозь шум реки с горных вершин донесся грохот. Может, взрывы, а, может камнепад, или лавина сошла. Вот будет весело, если дорогу завалит, черт побери!
Асфальтовое полотно дороги давным-давно потрескалось, пришло в негодность, трещины в асфальте поросли сухой травой и кустарниками. То там, то здесь дорогу перерезали разрастающиеся трещины, и тогда караванщики прижимали свои повозки, вплотную прижимаясь к склонам. Кое-где на дороге встречались ржавые обломки автомобилей, некоторые обгоревшие. Лишь бурые от ржавчины опоры линии электропередач с гудящими проводами еще напоминали, что цивилизация пока не полностью мертва.
На противоположном берегу можно было разглядеть полотно железной дороги с одинокими придорожными столбами и обрывками проводов. В одном месте на железнодорожное полотно рухнул когда-то истребитель, и его обломки сейчас тускло блестели на солнце. Через пару сотен метров можно было разглядеть целый железнодорожный состав, упавший в реку. Изуродованные, искореженные вагоны виднелись в мутных потоках Мтквари. Еще через пятьсот метров люди увидели шесть сгоревших бронетранспортеров TPz-1. На корпусах машин немецкого производства еще виднелись номерные знаки и поблекшие эмблемы Грузинских Вооруженных Сил.
- Веселый пейзаж, ничего не скажешь! – сплюнул Тенгиз.
На душе было погано. Поганей некуда для грузина, - видеть поруганную, сожженную родную землю. Американцам куда спокойнее. Хотя за десять лет и для них эта земля должна была стать родной.
К повозке Тенгиза подъехал на вороном коне Роин Ломая – рябой коренастый бородач, родом из Телави. На ночевке в Боржоми они сидели у одного костра.
- Ну что, друг, тоскуешь? – спросил он.
- Не то слово, брат, - грустно покачал головой Тенгиз.
- Пусть сгорят в аду те ослиные выкормыши, которые цветущие земли обратили в пустыню! – приговорил Роин.
- Воистину так.
- Тащимся, как черепахи, - продолжал Роин. – Хорошо, что у противника, говорят, авиации нет. А то бы понаделали здесь дел. Вот, помню, как мы в восьмом году вошли в Осетию. Русская авиация тогда творила, что хотела. Надеюсь, их пилоты варятся в тех же адских котлах.
Тенгиз промолчал. «Хорошо, что Серго здесь нет, а то была бы буча».
Метрах в двухстах показались скорбные развалины церкви. В крыше храма зияла внушительных размеров дыра. Креста на шпиле не было. В черном провале окна четырежды блеснула яркая вспышка.
Караван остановился. Как по мановению волшебной палочки люди смолкли. Никто не знал, чего ждать. Где-то тревожно защелкали затворы.
