Наталья Резанова - Явление хозяев
Когда Сальвидиен уже приблизился к воротам виллы Петины, за его спиной зацокали копыта. Адвокат обернулся.
Серая кобыла только что перешла с рыси на шаг. Гедду, сидевшую в седле, Сальвидиен узнал сразу, хотя на ней был плащ с капюшоном. Поравнявшись с Сальвидиеном, она соскочила на землю, ибо не подобает тем, кто принадлежит к рабскому сословию, возвышаться над свободными.
– Приветствую господина, – учтиво сказала она.
– Откуда ты?
– Из Гортин.
– Значит, выехала затемно? – Иначе по времени не получалось. Вдобавок, ее грубый плащ был пропитан влагой – значит, не один час ехала под дождем.
– Так, господин.
Сальвидиен хотел было спросить, не боится ли она ездить ночью по лесной дороге, но передумал. Похоже, игры с бравронами начисто отбили у нее способность испытывать страх. За единственным исключением. Он вспомнил, как она испугалась, когда Петина положила руку на голову пса.
– И что там в Гортинах? – спросил он без интереса.
– Готовятся собирать урожай.
Ворота открылись – Фрасилл отпер их, прежде чем Сальвидиен велел Руфу постучать. Верно, любопытный старикашка торчал у смотрового глазка, либо услышал их голоса.
Гедда еще раз поклонилась.
– Прости, милостивый господин, но я должна отвести Гиркану на конюшню.
Когда она прошла мимо, Сальвидиен заметил, что повод она не трогала – кобыла и так послушно следовала за ней. К самому Сальвидиену приблизился молодой раб, судя по всему, мисриец. Прижав руки к груди, он сообщил, что проводит господина в сад.
Да, сегодня Петине вздумалось устроить прием в саду, благо воздух был свеж. И к тому в местном стиле. Конечно, лишь в частностях.
Гостям вовсе не прелагалось сидеть, поджав ноги, на коврах, и есть с расставленных на этих коврах блюд. Столы были устроены в увитых виноградом беседках, гости были вольны сидеть или возлежать так, как они привыкли. Склонность Петины к необычному проявилась прежде всего в ее сегодняшнем наряде, броском и причудливом. На ней было свободное пестрое платье со сложным красно-сине-зеленым орнаментом и широкими рукавами, спущенными столь низко, что распах платья полностью обнажал грудь, прикрытыю, однако, золотыми чашками, соединенными цепочкой. По бедрам платье охватывал вышитый цветами лотоса шелковый пояс, на щиколотках красовались браслеты с сапфирами. Волосы, заплетенные в несколько кос, были подняты на маковку и посредством шпилек уложены в сложную башню. Надо лбом прическу удерживала странной формы диадема – большая золотая пластина с чеканным изображением какого-то божества или чудовища – прекрасной женщины, у которой вместо ног были извивающиеся змеи.
Обычных на пиршествах флейтисток сегодня заменили музыканты, играющие на таблах, систрах и других малопонятных инструментах. Звуки, извлекаемые ими пришлись Сальвидиену не слишком по вкусу, но, поскольку музыканты сидели в некотором отдалении от пирующих, это можно было вынести.
Что до собравшихся, то здесь никаких экзотических сюрпризов не наблюдалось. Здесь были все те же лица, то Сальвидиени прежде встречал у Петины, включая Вириата и Стратоника. Луркона же не было, и это наводило на определенные мысли. Вместо Гедды госпоже прислуживала Салампсо.
.Петина была весела, и сообщила, что попозже, когда гости насладятся яствами и беседой, попотчует их пением кастрата Тимолеона из театра Астиоха.
– Там сейчас выступают и жонглеры, и фокусники, – улыбаясь, добавила она, – но боюсь, что фокусов вы уже навидались в другом театре.
Заговорили о Партенопее. Припомнили, что из обравшихся не видели Вириат, предпочевший в тот день игры в театре Астиоха, и Феникс, уверявший, что работал над поэмой.
Апиола уверенно пустился в рассуждения.
– Может быть, в Хинде этот вития и вправду был – там, говорят, издавна умеют не только приручать, но и обучать змей. Гад был привязан к телу Партенопея и, вероятно, спал, а когда маг распахнул плащ, проснулся и зашипел.
– А видения, которые он там показал, возможно вследствие ядовитых курений, каким мы надышались в соответствии с мнением Луркона? – осведомился Мимнерм.
– Я так не думаю. Помнишь бронзовые щиты, которые ученики вытащили вместе с треножниками? Они явно отполированы, как зеркала. Это все нептарские фокусы – их колдуны, слышал я, научились производить удивительные трюки с помощью огня и зеркал, заставляя видеть то, чего не существует. Целые города, не только что единственную башню, или чем там это строение претендовало быть.
– Ты противоречишь сам себе, – возразил ритор. – Либо они колдуны, либо то, что они творят – фокусы.
– Не лови меня на слове, красноречивый Мимнерм! Разве колдуны и мошенники по большей части – не одно и то же? Это относится и к Партенопею. От разных народов, среди которых подвизался, он научился изощренным способом обмана и ловко пустил их в ход.
Молчавший до сих пор Стратоник рассмеялся.
– А вот было бы забавно, если бы он в самом деле оказался бы провидцем!
Петина взглянула на него с укоризной, но без гнева. Возлежавший рядом с ней юный аретийский аристократ был облачен в лиловый обеденный синфесис, обильно украшенный вышивкой и шелковой бахромой, розовый венок на его светлых кудрях чуть сдвинулся набекрень. Все это было ему к лицу и придавлю вид нежный, почти девичий.
– Провидцы не ведут себя, как ярмарочные зазывалы, мой друг, и не собирают кухонных сплетен… Почему это мужчины так обожают в подробностях обсуждать всяческих мерзавцев, и никто не скажет ни слова о действительно важных вещах – например, о моих украшениях?
– В самом деле, госпожа моя, – сказал Вириат, – на тебе замечательная диадема. Никогда не видел ничего подобного.
– Наконец хоть кто-то заметил! Эту диадему продал мне Муту, жирный негодяй. У него лавка за храмом Кифереи.
– Кто-то только что упрекал нас, что мы слишком много говорили о мерзавцах…
– Не язви, мой Апиола. Муту, конечно, негодяй, но его ювелирная лавка – одна из лучших в Арете. И агентов он рассылает далеко за пределы Империи, в страны, чье название цивилизованный человек и не выговорит. Уверяет меня, что диадема была головным украшением какой-то варварской царицы. И при всей склонности коммерсантов к вранью, я склонна ему поверить. Давно мне не приходилось видеть столь чистого золота и такой тонкой работы.
– Выпьем же за то, что диадема попала на голову, достойную ее! – провозгласил Мимнерм.
Сальвидиен поддержал тост. Вино сегодня было с острова Роз, что пробуждало приятные воспоминания, а грибы, которые он успел распробовать, считались редкостным лакомством, даже в Столице, тем паче здесь – в жаркой Арете.
– Луркону следовало бы приглядеться к этому ювелиру, – в задумчивости произнес Вириат. – Засылает агентов в отдаленные страны, ты сказала? Назревает новая война с Артабаной, и вполне может статься, что ювелир шпионит в пользу Царя царей. У них в Артабане, знаешь ли, очень недурная разведка, это одно из обстоятельств, по которым нам до сих пор не удавалось разгромить их окончательно. А если ювелир ни в чем не замешан, его, наоборот, можно будет использовать.
Сальвидиен счел замечание Вириата вполне разумным. Но Петина, казалось, была недовольна.
– Вышние боги! Не успела беседа приобрести приятность, как свелась к войне.
– Таков уж образ мыслей господ и завоевателей, – раздался голос с дальнего конца стола. – О чем бы они не говорили, чем бы не занимались – все всегда сводится к войне.
Феникс был раздражен. К поэме, которую он порывался читать еще до прихода Сальвидиена, никто не прислушивался. Поэтому он обиженно смолк, и пока другие беседовали, воздавал дань и розовому с острова Роз, и местному красному с перцем и медом, и золотистому с виноградников метрополии, и отливающего пурпуром – из Мисра, заедая все это рыбой в пряном соусе и сладким рисом с черносливом. И сейчас налипшее зернышко риса дрожало на его губе.
– Воевать в Империи умеют, этого у них не отнимешь. Беда в том, что там полагают, что они умеют все . Но… есть древняя басня о том, как кошка была превращена в красавицу. Она была разумна, благонравна, прелестна телом и плавна походкой. Но стоило ей увидеть мышь, красавица забывала обо всем на свете, и кидалась душить несчастного зверька.
– К чему столь замысловатое сравнение? – спросила Пеиния.
– Кошка есть кошка, а солдат есть солдат. О боги, какое дивное могло быть начало стихотворения, – и даром пропадает… Так следуйте своей природе, ведите свои легионы до пределов обитаего мира и за пределы его, только не надо уверять нас, что делаете это вы исключительно из человеколюбия…
– Действительно, поэма, – пробормотала Петина. – А ты что стоишь тут? – это уже относилось к Гедде, которая незаметно приблизившись, остановилась посреди садовой дорожки, и рабам, приносившим очередные блюда, приходилось ее обходить. – Отойди в сторону.
