Сергей Лобанов - Диверсанты

Голова охранника взорвалась красным. Почти обезглавленное тело безвольным кулём упало в траву.

Затвор передёрнулся и выбросил чуть дымящуюся гильзу.

— Не бегай от снайпера. Умрёшь уставшим, — холодно произнёс Мамба и отошёл с позиции следом за остальными, тщательно обходя растяжки и противопехотные мины.

Никакой погони не было. Вероятно, принимать решение о преследовании уже некому. Младшим офицерам и без того забот прибавилось. Мало того, что своё командование полегло почти в полном составе, так ещё и высокого чина из Генерального штаба убили. И где? Там, где войной и не пахло. Журналист ещё этот…

Так что жди теперь комиссии, проверки, нахлобучки. Какая тут погоня, да и кого посылать? Ягнят за волками?

Тем не менее, отходили со всей возможной осторожностью. Любой разведчик подтвердит, что нередко потери случаются как раз после выполнения задания, когда опасности уже не ждёшь.

Они были готовы к опасности, но осознали её не сразу. Впереди, там, где их должен забрать «мишка», затянутое низкими тучами небо разрывалось сполохами сухой грозы — беспрестанно сверкали молнии и лупил с треском гром без дождя.

Настроенные на встречу с врагом разведчики обращали внимание на любую мелочь, в том числе и на птиц, вдруг с шумом целыми стаями полетевших куда-то влево, затем туда же побежали мелкие грызуны, запетляли зайцы, лисы, большими мягкими прыжками пронеслась рысь, через кусты ломились несколько сохатых…

— Пожар! — крикнул Янычар, выразив общую мысль.

Парни рванули следом за зверьём, безошибочно выбирающим путь к спасению.

Каждый в полной мере ощутил, как непросто тащить оружие, экипировку и бежать, что есть сил, прыгая через трухлявые стволы. Петлять меж деревьев, продираться через папоротник и траву высотой в пояс и выше, когда ничего не видно, когда каждый шаг таит реальную опасность, когда покатиться кубарем и переломать кости — раз плюнуть.

А за спиной уже слышался треск. Дующий вдогонку горячий ветер донёс дым и запах гари.

Вдруг капитан затылком почувствовал опасность, на миг оглянувшись, еле успел увильнуть, уступая дорогу громадной туше медведя с тяжёлым сопением пролетевшей мимо. Гора работающих мышц пронеслась вперёд, оставив просеку в зелёных зарослях папоротника, шлейф запаха шерсти и страха. За мамашей, сильно отставая, жалобно крича, косолапили двое детишек. Местность пошла под уклон, где медведи бегают плохо, медвежата совсем отстали, а парни проскочили рядом с медведицей, косясь с опаской. Впереди блеснула полоса реки, как раз туда и спешило зверьё, ведомое инстинктом сохранения.

Жар становился нестерпимым. Пожар шёл верхом. Это наиболее опасно, при ветре пламя распространяется очень быстро не оставляя шансов медлительным, не способным вовремя и правильно сориентироваться.

На берегу спасительной, метров семьдесят шириной реки бросили экипировку, взяли только оружие, влетели в воду, отчаянно мослая руками, отплывая дальше. Почти сразу за ними с сильным плюхом ухнула медведица. Из воды торчала лохматая голова с маленькими глазками и шевелящимися чёрными ноздрями. Она быстро догнала разведчиков, на крейсерской скорости прошла дальше.

А позади ревущее пламя не находя новой пищи бесновалось у воды плюясь искрами, горящими веточками, дрожащим раскалённым воздухом, пронёсшимся над самыми головами.

Медведица выбралась на противоположный берег, энергично отряхнулась и развернулась, высматривая потомство.

Парни на четвереньках выползли на отмель и без сил попадали, глядя на полыхающую тайгу. На их счастье река оказалась рядом, а тайги позволяла передвигаться бегом. Если б тут были сплошные заросли, разведчики были бы обречены.

Медвежата исправно выгребали, а мамаша рычанием поддерживала детишек. Вот они выбрались, тоже отряхнулись, мать обнюхала обоих, и троица вразвалку заспешила в лесную чащу метрах в сорока от реки.

— Неслабо пробежались… — немного отдышавшись, прохрипел Негатив.

— «Мишки» не будет… — выдохнул капитан.

— Мишки в лес ушли… — отозвался Мамба.

Все засмеялись со смешанным чувством усталости, ещё не отпустившей тревоги и вместе с тем расслабленности, понимания, что обошлось…

До условленного места предстояло топать ещё часа четыре, а пожар пришёл как раз с той стороны. Это значит, пилоты для очистки совести сделают пару кругов и уйдут на базу, а до неё больше трёхсот километров сплошной тайги.

Приплыли…

Следовало углубиться в лес и уже там принимать какое-то решение. Парни покинули берег, хлюпая водой в берцах, мокрые с ног до головы, зашли в чащу. Лейтенанты Мамбеталиев и Седых заняли оборону, а старшие лейтенанты Шахов и Кубаев вместе с капитаном Туркалёвым склонились над планшетом.

Согласно карте, никаких населённых пунктов на предстоящем пути не было, экипировка успешно догорала на оставленном берегу.

— Дела наши хренувы, — подвёл итог короткого совещания капитан. — Рации нет, «уоки-токи» не в счёт, это вы и без меня знаете. На вертолёт рассчитывать не приходится. И всё же пройти триста километров по дремучей тайге мы сможем. Чай, не барышни кисейные. Весь вопрос в том, сколько времени на это уйдёт. Дело к осени, путь неблизкий, а экипировочка лёгкая. Не успеем выйти — дадим дуба. Ладно, не будем о грустном. Надо сплавать назад, посмотреть, что уцелело. Фляжки — наверняка. Может, ещё что-то осталось. Надо забрать всё. Гранатомёт и пулемёт с лентой тоже заберём, тащить тяжело, а оставлять глупо. Воду во фляжках придётся экономить. Между обозначенными на карте реками путь неблизкий, наверняка есть ручьи и родники, но не факт, что попадутся на пути. Всё, возвращаемся за имуществом. Мамба! Прикроешь на всякий случай, мало ли чего.

Переправившись назад с остатками уцелевших вещей и оружием, занялись осмотром, ревизией и укладкой вещей в один более-менее целый РД. Отжали сырую одежду, носки и тронулись в путь с прежними предосторожностями. Ходить по-другому они просто не умели.

Впереди ждала труднопроходимая тайга, буреломы, бескрайние непроходимые топи, холодные реки, озёра, дикие звери и великое безмолвие девственной не тронутой человеком природы.

— Слушайте, — подал голос Бек. — Может, останемся? Ну её нахрен, эту войну, а?

— Вообще-то мы Присягу принимали, если что, — строго ответил Янычар, сдержав улыбку.

— Если что, командир, для всех мы заживо сгорели или погибли во время операции, — возразил Бек. — Даю голову на отсечение, искать нас никто не будет.

— А шо, Бек дело гутарит, — поддержал Негатив. — Ещё бы баб и вообще можно было бы зажить коммуной.

— Этот всё о бабах, — с показным сожалением вздохнул Бек.

— Так ты хочешь остаться тут без баб? — сварливо воскликнул его друг. — Тихо сам с собою правою рукою?

— Да пошёл ты, — беззлобно отозвался Шахов.

— Я-то пойду. Да вот что ты без меня делать будешь? — завёл любимую пластинку Седых. — Пропадёшь ведь без меня.

Янычар улыбался, представляя себя и парней этакими бородачами-отшельниками в лаптях, в рубахах до колен, подпоясанных ремешками. Все живут в избушках на курьих ножках, охотятся, ловят рыбу, собирают грибы, ягоду.

И никакой войны.

Идиллия.

В словах Бека есть смысл, только вряд ли кто реально собирается так поступить.

Они другие.

Война — их крест.

Они сами выбрали этот путь и эту ношу.

Нести её каждый будет столько, сколько отмеряно Свыше.

Глава II

Чайная ложечка

«(8.8) Человек не властен над духом, чтобы удержать дух, и нет власти у него над днем смерти, и нет избавления в этой борьбе, и не спасет нечестие нечестивого»

«(8.13) А нечестивому не будет добра, и, подобно тени, недолго продержится тот, кто не благоговеет пред Богом»

Прошедшие курс выживания в подобных условиях, парни, тем не менее, с трудом преодолевали намеченный маршрут. В пути находились уже пятые сутки, щетина на лицах успела стать мягче, а они успели вплавь перебраться через пару относительно нешироких рек и через одну широкую — метров двести от берега до берега. Во всех случаях использовали сухостои. Высохший ствол помогал с переправой нелёгкого оружия, сами же разведчики держались за дерево одной рукой, а второй выгребали.

Питались в основном рыбой, её ловили по пути в реках, небольших ручьях и в одном из необъятных озёр с красивейшей девственной природой. На берегу озера даже устроили дневной привал, расслабляясь с оружием наготове. По-другому просто не получалось.

Вечерами на стоянках жгли небольшие костерки, жарили рыбу, заедали жаренное ягодой вперемешку с гнусом, от него не было никакого спасу.

Постепенно в разговоры стало вплетаться всё больше мирных тем. Война, сжимавшая душу тисками, начала отступать. Даже не верилось посреди этой тишины и красоты, что где-то сейчас стреляют, где-то смерть, разруха, голод, страх, боль.