Марик Лернер - Врата учености
Такая гримаска обычно означала отсутствие веры в обещания. Я как раз так не думаю. Слухи не прекращаясь ходили давненько, и называли самые разные сроки. Что-то там во власти крутилось и бесконечно обсуждалось между дворянами, особенно военными. Рано или поздно новый указ родится: уж очень серьезно все бурлит. Задевать интересы дворянства всерьез — надо быть Петром Великим и ничего не бояться. А так… Как минимум существуют варианты — на длительность службы или первый сын обязан, а второй нет, или еще как.
— Утром займемся деревенскими, — сказала Саша решительно. — Здесь ты сила безграничная. Один воздух ничейный, а все остальное: поля, лес, пастбища — нам принадлежит. Даже кладбище на нашей земле. Захотим — наградим, пожелаем в бараний рог — скрутим. — В голосе определенно нотки практичности звучали. Верю. Сможет. Она живет по другим понятиям, сословным, и в праве своем не сомневается. — Только зачем? Поместье должно приносить доход, иначе проще избавиться.
Похоже, мне, исключительно заочным образом знакомому с сельским хозяйством, придется спрашивать ее совета. А позориться страшно не хочется. Точно помню, удобрения вносятся в зависимости от почвы, но когда и в каком виде — тайна, покрытая тяжелым густым мраком. Соваться с советами — только позориться. Посылать слуг с расспросами тоже сразу не стоит. Мужики сейчас настороженные и с чужаком по душам и под выпивку беседовать не станут. Али примутся специально плакаться на долю худую.
Не уверен, что утро оказалось мудренее вечера. Изволив позавтракать, начали обход, изучая все подряд. Некий опыт по данной части у меня уже имелся по Измайловскому полку. Добрых две недели ходил, выясняя обстановку, засовывая нос в каждую дырку. Там, правда, не требовалось изображать умный вид. Всегда имел кого спросить о непонятном. Здесь глядели исподлобья немытые и нечесаные медведи, на удивление смирные и трепещущие. Оно и ясно: не понравится нечто, придерусь по барской привычке — да потребую чего несусветного. Наверное, уже и не рады были нашему появлению. Старый управляющий — зло знакомое и привычное. Чего от нового хозяина ждать — неизвестно.
С другой стороны, если уж такое происшествие, нужно терпеть, извлекая из него посильную пользу для себя. Я — явление временное, и неплохо бы получить нечто весомое, пока здесь болтаюсь. О бедности поплакать, соврать про соседа, в надежде моими руками устроить ему каверзу. Пару раз вроде бы случайно рассказывали про других такое, что с ходу и не сообразишь, где клевета. У царицы как-то раз видел, когда сказано было не ей, но так, чтобы непременно заинтересовалась и потребовала изложить, над чем головами качают. Эти тоже будто во дворцах заканчивали высшие курсы интриганства.
А мы ходили по полям, на речку, даже к болоту и по очереди посещали все дома, беседуя с их обитателями, благо их не так много. Попутно я еще и по амбарам с погребами и огородами шарился. Любопытно проверить наличие запасов и что именно используется в питании и работе.
В каком-то смысле достаточно знакомо. Тоже Север. Вновь проснулись былые Михайловы воспоминания, и иногда очень к месту шли пояснения. Как и зачем закваска требуется и хлеб пекут, мне без особой надобности, но вылезла из подсознания информация уместно. Переспрашивать не потребовалось.
Две трети полей засевали рожью, еще треть — ячменем и овсом. Вроде ничего особенного, но временами мы определенно не находили общего языка. И не потому что изображал иностранца.
— Паши ты, хоть как старайся, а не даст Бог — ничего не будет, — убежденно заверяли меня на простодушный вопрос. Похоже, нашли подозрительный подвох со стороны барина. Меня то есть.
— Так все молятся — и добросовестный, и ленивый, и умелый, и пьяница. Почему по-разному родится, нешто слушает кого основательнее?
— Всех слушает, — убежденно заверяли. — И разбойника тоже. Все по слову его происходит.
Короче, логика отсутствовала. Зато вера наличествовала. Переубеждать не тянуло. Пусть, я в просветители не нанимался.
К счастью, оказалось, про навоз объяснять мужикам без надобности. С ним смешивали болотный ил и хвою, и эта смесь компостировалась. Без этого не выходило. Для унавоживания десятины пашни крестьяне нуждались в шести головах крупного скота. А ведь требовалась не одна десятина. Столько и у самых богатых не имелось. Вот и научились выкручиваться.
После разбрасывания навоза поля пахали и бороновали. Больше всего боялись заморозков и сильных дождей. Они могли вызвать полегание хлебов и затруднить уборку урожая. Зерна все одно и в удачные годы получали мало, и с ним под конец зимы всегда напряженка. Чем спасаются? Свиньями, которые, между прочим, кормятся в моем лесу без разрешения.
С точки зрения крестьян бог им дал подходящую возможность, и не грех тайком накосить травы, нарубить лесу, надрать лык и прочее в том же роде. То, что некто деньги платил за тот лес, их не колышет. Не барский, а божий он.
Еще у всех имелись коровы. Хорошая телка местной породы давала около пятнадцати литров молока в день. Для здешних очень приличный результат. Молоко творожили, из сырной массы формовали круглые лепешки, которые выпекали на печи или в печи на круглой доске или решетке до образования румяной пятнистой корочки. Сухой сыр можно было хранить долго. В период обилия молока готовили также сырный суп. Сами употребляли и на продажу производили отличный печеный сыр и масло. Пробовал. Теперь точно знаю.
Работы были четко распределены между мужчинами и женщинами. Дети учились у взрослых. С лошадьми работали мужчины. Хомут для лошади изготавливали индивидуально для каждой лошади из гнутого дерева. Уже десятилетний мальчик умел запрячь лошадь. Зимой лошадей кормили самым лучшим, что было у хозяев. Без нее нужда семью поглотит, а значит, не должна страдать.
Посетили и соседние деревни. Ничего кардинально отличающегося не обнаружили. Сидеть дальше здесь не имело смысла. Каникулы заканчивались. Потому приказал всем собраться для беседы. Выводы из ревизии вышли крайне неутешительными. Сплавлять лес по мелким речкам не выйдет. Ставить лесопилку с плотиной и мельницей, как рассчитывал изначально, при здешнем количестве народу сплошное разорение. В общем, хороший мне подарочек на свадьбу подкинули. Бросить жалко, пользы практически не наблюдается.
Нет, если всерьез вложиться в хозяйство, можно лет через несколько что-то получить. Для этого требуется всего ничего: поселиться здесь и гонять мужиков, пока своего не выбью. Добиться чего-то получится лишь в результате многолетней демонстрации силы. Но если уж заниматься такими вещами, то не в здешнем унылом краю и тем более не мне. Надо выписывать специалиста и платить ему немалое жалованье. Спасибо большое. Существуют и другие методы, ничуть не худшие, позволяющие получить относительно много с малыми затратами.
Здесь главное — перевести отношения в чисто деловое русло. Признательность, искренние отношения с барином — вещь абсолютно невозможная. Мужику нужна земля, и он ее получит без обмана. А мне положено нечто иное. Увеличение их благосостояния одновременно потащит за собой и мой доход.
— Видит бог, — говорю стоящим передо мной, — проще всего оставить все по-старому. Забот никаких, управляющий за всеми смотрит, рожь в Петербурге продает и денежки одним днем приносит. Еще и поставить здесь Геннадия… — Все дружно уставились на него, а тот оскалился. Кто-то из мужиков попытался его прощупать и ходил потом с разбитой мордой. Урок усвоили и обходили с виду не особо грозного стороной. — Так можно и три шкуры содрать. Но делать я так не стану! — провозгласил, повышая голос.
Крестьяне уставились на меня с открытыми от удивления ртами. В их понимании такое крайне странно, чтобы с мужика и не требовали лишку, понукая без конца.
— На условиях круговой поруки и под обязательство выбранного вами представителя…
Здесь после экскурсий и бесед особые сомнения отсутствовали. Тот самый угрюмый мужик, выступивший первоначально от общего имени, им и станет. Юстин. Несомненно, помимо изрядного ума, а на этот счет у меня сложилось очень определенное впечатление, и доказательством тому служил факт, что ни одной сделки общество не делало, не выбрав его в число своих уполномоченных. В мое время это называлось «теневой лидер». Потому что здешний богатей держался исключительно на близких отношениях с управляющим. Помимо большой семьи и шестерых детей (четверо парни, двое уже женаты), за душой у того ничего не было.
— …отдам на оброк все земли, мне принадлежащие, обществу на десять лет.
— А лес? — крикнули сзади.
— Все. При выполнении определенных условий.
— Это каких?
Известное дело. В частности, тот же лес не вырубать на продажу, а исключительно на нужды. Все из Петербурга не отследишь, явно примутся пользоваться, но это уж входит в расчет.
